☼☼☼☼☼☼☼☼☼☼☼☼☼☼☼☼☼☼☼☼☼

Крис слушает очередную историю мужчин и щурит глаза на пламя костра. Его сердце сейчас, как уголь в огне, пыльное, высохшее, лишь прожилки пылающего света и внутренний жар открываются при движении воздуха, намекая на то, что он ещё жив и даже сможет побороться за свою жизнь. Он чувствует себя хищником перед прыжком и скалится, вспоминая тех альф, напавших на его отца – последнюю родную душу на этой земле.

Добычу поделили быстро, ещё отец дышал и харкал кровью на руках Криса. Их тогда бросили в пустыне, отобрав последнее, и Крис поклялся отцу отомстить, если выживет. Отец не дожил до утра, а раненого Криса подобрал караван. Купцы могли пройти мимо, но его приняли, накормили, перевязали и выходили, оставили при себе, чтоб присматривал за верблюдами. Во время тяжёлой работы он без устали думает о предавших его отца людях.

Угольки рдеют и подёргиваются пеплом, чтобы заалеть вновь при дыхании бога ветра Шу. Крису кажется, что если он вцепится зубами в раскалённые угли, то затаённая мощь кровавых внутренностей пламени плеснёт нектаром на язык, оживит, придаст сил и напоит жгущую изнутри боль багрянцем. Он понимает, что никогда так не сделает, но продолжает смотреть на огонь, чувствуя, как сердце становится жёстче древних каменных строений, затерянных в песках.

План мести зрел долго, пути их не пересекались, боги словно укрывали предателей. А Крису ничего не оставалось, кроме как впитывать как губка всё, чем делились караванщики. Он быстро стал погонщиком, а потом и одним из охранников каравана. Если раньше с отцом и его шайкой они грабили купцов, то теперь Крис охранял их от таких, как он.

Боги видят, что записано чернилами на душах смертных, как волною бегут строки иероглифов, очерчивая прошлое, настоящее и будущее. Крис не страшится суда Осириса и не боится попасть в пасть Амат, его план мести обрастает подробностями, а душа в такие минуты летит в небеса, задыхается в потоке разорванных облаков и неустанно кричит, обещая отцу выполнить клятву.

Но предатели не встречаются на его пути, а он из одного пекла попадает в другое, из полуденного зноя в горнило боя с разбойниками, его бронзовый кривой меч жалит без устали всех, до кого дотягивается Крис. Серповидный хопеш рубит и режет, свистит в воздухе и пьёт кровь, разя новые жертвы. Но ни один убитый не оказывается тем, кого он обещал убить, и душа подбитой птицей падает в воды древнего Нила, плещется, задыхается в пенистой мутной воде, но всегда выбирается с низов на илистый берег и сушит мокрые крылья, дожидаясь нового боя.

Крис смотрит вверх и видит лишь лазурную тишину спокойных небес, она ширится, забивает воском уши, обволакивает, и кажется, что перистые облака врастают в комья кучевых туч, заполоняют небо и падают на голову с громом и молнией, разрывая повисшее безмолвие. Звуки боя вновь достигают ушей, изогнутый хопеш опять пьёт кровь и звенит, пьянея от омывающего его багрянца.

Когда бронза впивается в шею очередного разбойника, Крис моргает и долго смотрит на агонизирующего у его ног мужчину, одного из тех, кого обещал убить. Тот тянет руку отчаянно, просит не убивать, но жизнь толчками покидает его тело, кожа становится серой, словно серп луны, дыхание тает, как медовый шарик в жару. Крис молча добивает его и идёт дальше, не обращая внимания на вскипающую на песке чёрную кровь. Она впитывается быстро, оставляет тёмные разводы на поверхности. Успокоения Крис не чувствует, утешение не плещется в крови.

Душа не поёт, но и не падает камнем вниз, внутри пусто, выгорело всё, как брошенный сад богатого землевладельца. Крис поднимает обагрённые кровью руки к небу, смотрит сквозь пальцы в раскалённые небеса и застывает так на долгие минуты, пока караванщики обчищают покойников и присыпают песком. Он отомстил, выполнил клятву, а внутри лишь серый пепел, всепоглощающая пустота.

– Я ухожу, – говорит подошедшему купцу Крис и опускает окровавленную руку, – доставлю вас до Гебту, как обещал.

– Ты обещал нас доставить не только в город под покровительством Мина, – вздыхает купец, который несколько лет назад подобрал полуживого Криса в пустыне, – но так и быть, я отпущу тебя. Вижу, что ты выполнил клятву, данную отцу.

Крис благодарно кивает и уходит, долго чистит одежду и меч в водах могучей реки, гасит прохладой раскалённое пламя души, орошает влагой выжженные поля прошлого. Крис стоит в воде и уходить из неё не желает, врастает ногами в илистое дно и прячет детские слёзы в глубине сердца.

Гебту он покидает сразу же, как только купец рассчитывается с ним. Он держит путь на юг, в родной город, где сможет найти применение своим умениям. Внезапно для себя он влюбляется в сына кузнеца, у которого он работает. Он тянет руки к тёплым губам и сцеловывает румянец омеги, обещает подарить звёзды и половину небес в придачу, отбить их у богов и сшить лучшие мерцающие одежды.

Омега верит и жмётся к Крису, опутывает объятиями и соблазняет юным телом, Крис отвечает, и вскоре они планируют свадьбу. Жизнь налаживается, в груди больше нет куска свалявшегося пепла, вновь тлеет уголёк жизни и вспыхивает ярким огнём надежды. Крис с упоением строит дом, в который приведёт юного мужа, выбирает пальмовые стволы получше, следит за качеством древесины, планирует и мечтает.

Но на город нападают чужаки, вырезают людей, боги остаются глухи к мольбам, и озверевший от нападений Крис рычит в голос, защищает свой дом до последнего, прикрывает собой омегу, укрывая его за спиной, но наутро просыпается на пожарище. Израненный, полуживой в мёртвом городе. Он хоронит всех мертвецов и уходит на север.

Работу Крис не может найти, мечется от одного города к другому, но не задерживается надолго. Он примеряет на себя разные роли и занятия, если ему дают работу, но чужаков сторонятся, памятуя исчезнувший с лица земли южный город. Кто были те, в масках трубкозубов, не знает никто. Крис не нашёл ни одного тела незнакомцев: всех павших чужаки забрали с собой.

Время засухи жестоко, и будто слепленные из воска люди прячутся в тени домов и деревьев, чураются пришлых и сторонятся друг друга. Крис уже подумывает вернуться к охране караванов, ведь рука зудит от желания прикоснуться к верному мечу, пальцы будто наяву сжимаются на рукояти серповидного хопеша, жаждущего крови.

Он давно ушёл от торговых путей, да и не в самые знойные месяцы смертельного солнца возвращаться в нужные города. Крис бросает безуспешные поиски работы и приходит к Финехасу. Он ему не отказывает, но предлагает поклясться на крови, что он не покинет их братство до истечения пяти лет, лишь только если боги призовут его к себе, смеет он посмотреть в сторону от братства.

– Чего ты хочешь, если пришёл к нам? Ты же знаешь, чем мы занимаемся? – интересуется Финехас и окидывает взглядом измождённого Криса, щерится и кивает одному из своих. Перед Крисом вырастает глиняная кружка с холодной водой.

– Найти сокровище, которое скрасит мои дни, – ненадолго задумывается Крис и жадно пьёт воду, проливая её на грудь.

– Интересное желание, – улыбается Финехас и почёсывает горло. – С нами ты сможешь его выполнить.

– Кроме омег и детей, – говорит Крис и смотрит на поморщившегося Финехаса. Тот языком пересчитывает зубы и оценивающе смотрит на Криса.

– Ты пришёл ко мне и смеешь ставить условия? – усмехается он и скалится, сверкая щербатым зубом. Чешет согнутыми пальцами шею от подбородка до кадыка и смотрит в упор.

– Да, – просто отвечает Крис.

Финехасу выгодно взять Криса себе, он наслышан о нём, хотя никогда прежде не встречался лично, но слышал от единиц уцелевших о его неистовстве и упорстве. Крепкая рука всегда пригодится, а ежели что не так, то кинжал в бок и тело в песок. Крис спокойно читает всё это на лице Финехаса и ждёт ответа.

– По рукам, – соглашается Финехас.

Крис согласно кивает и скрепляет клятву, вспарывая ладонь, смешивает кровь с Финехасом и каждым из его людей. После смерти омеги у него вновь в груди выжженная пустыня шумит изменчивыми песками, и сердце обратилось в пыль, но всё равно жаждет жизни. И как бы упорно Крис не искал смерть, она обходила его стороной. Он рубит и режет, выискивая метки трубкозубов.

Впервые его сердце дрожит, и пепел слетает с окаменевших внутренностей, когда он встречается глазами с тёмным взглядом испуганного мальчишки, который спиной прикрывает младших, укрываясь в тростниковых зарослях Нила. Чёрные глаза отражают звёзды и твёрдо смотрят в ответ, оставляя кривые росчерки на пыльном камне сердца. Несгибаемая воля сквозит во взгляде, плотно сжатых губах и смело расправленных плечах беззащитного, по сути, омеги. Мальчишка привлекает своей необъяснимостью и привкусом тайны! Крис уходит, но где-то глубоко в груди чувствует оживающее нечто, оно вновь бьётся неверным, рваным ритмом и гонит кровь.

Несколько лет Крис в составе шайки промышляют грабежами караванов чужеземцев. Ткани и камни проще сбывать, чем оружие, а за редкие фрукты перекупщики отваливают прилично. Он бывает у доступных омег, но в каждом видит того мальчишку, которого отпустил в одну из ночей. Тогда ещё угловатый подросток сейчас должен перешагнуть восемнадцатую весну, и сердце Криса дрожит, оживая при мыслях о нём.

Чувство для Криса не новое, но куда более сильное, чем прежде. Оно вьётся гибкой лианой, оплетает пядь за пядью его душу, забивает фигурными листами хитрого резчика мысли, заполоняет и топит. Вот только Крис не хочет сопротивляться, и каждый раз, закрывая глаза, он видит того самого омегу и ощущает трепет куда больший, чем с наречённым, хотя даже не знает его имени. И не уверен, жив ли тот вообще.

В один из последних дней сезона засухи Финехас зовёт всех на совет и долго рассказывает о богатом городе Айне, где останавливается множество обеспеченных людей практически без охраны. Город является столицей септа, и туда стекаются всевозможные товары, которыми можно разжиться легко и быстро.

– Не думаю, что всё так легко, – говорит Крис. – Ты сам сказал, что это столица септа. Почему же без охраны?

– Потому что празднества в честь крылатого солнца – Гора и его семьи, – воодушевлённо отвечает Финехас. – Туда стекутся сотни богатеньких для того, чтобы получить благословение и вознести подаяние. Мы можем ограбить храмы, а можем и просто людей, прибывших к такому событию. В той суматохе никто ничего не поймёт. Ты только представь: праздник Гора, Хатхор, Осириса, Исиды! Четыре бога! Это же подарок небес! Каждый будет занят своим, и будет просто поживиться.

– И всё же надо быть предельно осторожными, – говорит Крис, – не забывайте об охране. Сомневаюсь, что просто так оставят дома, покинув их на время праздника.

– Разберётесь на месте, – прерывает его Финехас, рубанув ладонью воздух, а потом привычным жестом почесав шею. – Осмотритесь и решите уже в городе. За главного – Одджи. Берёшь Криса и ещё пятерых на выбор.

Айн встречает их роскошными садами, город утопает в зелени, словно в редких изумрудах. Сверкает богатое убранство храмов и благовония тяжёлой взвесью висят в воздухе, город напоен предчувствием праздника. Все спешат и сталкиваются, и Крис кривит губы: Финехас был прав, здесь просто рай для разбойников - кошельки сами падают в раскрытые ладони.

Карманники, нахватавшись добычи, уходят в предварительно снятый дом, оставляют украденное и вновь юркими змеями скользят в толпе, делая легче кошельки зевак. Крис осматривается, переговаривается с Одджи, выбирая себе жертв и намечая планы на ближайшие дни. Охраны действительно немного, что немного тревожит Криса, но они берут своё и уходят, чтобы вернуться к другим.

В один из домов среди ночи они врываются по инициативе Одджи, прослышавшего о богатстве хозяина дома, что хитро укрылся между двумя величественными храмами богов Мина и Шу. Освещённые факелами соседние храмы гудят от нашествия людей, даже львы бога Шу скалят гривастые морды от шороха голосов и шагов сотен ног, а статуи бога Мина спокойно взирают на происходящее, ожидая своего праздника.

Место Одджи выбирает идеально: рядом стоящие храмы, и дома пустынны, как и улицы, никого нет, лишь песок шуршит и бескрайнее небо простирается над городом. Внутри им оказывают яростное сопротивление, бьются тихо, но альфы Одджи одерживают верх быстро, скручивают пленников и идут по дому. Осматриваются, берут всё, что можно будет продать или обменять.

В одной из комнат они натыкаются на старика и юнца. Крис кивает парням на неровно лежащую доску, которую загораживает собой старик, под ней обнаруживаются камни, но не это привлекает внимание Криса, а взгляд юноши - того самого, которого он отпустил когда-то.

Его обдаёт холодом и бросает в жар одновременно, как в ту далёкую ночь. Внутри что-то вьётся змеёй, изгибается, шуршит прохладной чешуёй, и сердце рвётся из груди. Крис не понимает, как какой-то незнакомый мальчишка одним взглядом может будить в его душе самум, пожирающий всё на своём пути.

Мальчишка смотрит на него без тени страха, будто и не чувствует ножа у горла, будто нет альф, скрутивших его и поставивших на колени. Словно есть только он и Крис, и никого больше. Странное доверие и - он не уверен, что ему не кажется, – радость и надежда сквозят во взгляде. Одджи бьёт парня по затылку, и тот обмякает в чужих руках. Крис сдерживает желание ударить и рвано выдыхает.

– Этого, – кивает Одджи на парня и ухмыляется, – берём с собой. Финехас оценит.

– Зачем? – хрипит Крис и откашливает вставший в горле сухой ком. Пальцы с силой сжимают рукоять меча и, кажется, продавливают вмятины в металле. Сердце стучит как бешеное. Он не готов видеть мальчишку у Финехаса.

– Он всегда мечтал о непокорном волчонке, – пожал плечами Одджи, – не раз говорил, если встречу, чтоб привёл к нему.

– Волчонке? – непонимающе смотрит на Одджи Крис и силится увидеть в бессознательном пареньке звериные черты. – Я думал, их нет давно.

– Как видишь, есть, – усмехнулся Одджи, – просто мало их осталось. А эти точно волки, мне один верный человек сказал. Я бы ещё попользовался гостеприимными омегами дома, – Крис напрягается и сжимает зубы, он не меняет свои принципы и готов их отстаивать в любое время, но Одджи облизывает сухие губы и поднимает брови, глядя на Криса, – но время не ждёт. Нам ещё предстоит обратный путь. Идём.

Юношу Одджи закидывает себе на плечо, проверяет котомку с богатыми находками и кивает остальным, хищно щерится в глаза мёртвому старику и уходит. Крис закипает, когда чужие пальцы касаются мальчишки, и давит в себе странное желание убить всех. Незнакомый омега творит что-то странное с его сердцем, даже не делая ничего для этого. Выходит следом, слышит, как движутся остальные, и все вместе они исчезают в тени домов до того, как мимо них шуршит пальмовыми сандалиями патруль.

Город они покидают до рассвета. Солнце ещё не трогает край неба, расцвечивая его сначала бледными пастельными тонами, которые сменятся на мгновения яркими красками и побледнеют, выбеленные палящим светом зноя. Омегу Одджи доверяет Крису, другие хищно скалятся и обсуждают упругие бёдра и красивое лицо, ладную фигуру и непривычную гриву волос. Крис усаживает ещё бессознательного парня впереди себя и придерживает, чтобы не упал, и радуется, что мальчишка достался ему.

Кожа мягкая, бархатистая, волосы пахнут травами, и весь юноша какой-то волшебный. Он впервые рядом с волком, точнее впервые знает, что рядом волк. И для него он ничем не отличается от других омег внешне. Такой же парень, ничего особенного. Но сердце заходится от тихого стона, и Крису хочется убивать. Он бы сказал о привязанности, но какая привязанность может быть к парню, которого он видит второй раз в жизни? Он бы сказал о влечении, но он хочет его оберегать. Крис отчаянно не понимает, как такое может быть, но это есть.

Небо ещё осыпано крупной солью созвездий и воздух прохладен, но Криса жарит будто под лучами пребывающего в зените солнца. Голова омеги падает на плечо Крису, и его крошит, сердце оживает, сыплется пепел безразличия, оседает горечью на языке, шрамы начинают саднить памятью давней, полузабытой боли, и дышать почему-то тяжело и больно, будто кто кинжал в грудь воткнул. Парень открывает глаза на рассвете, вздрагивает, вскидывается перепуганной птицей и шипит злые слова, пытаясь вывести Криса из себя.

– Ненавижу таких, как ты, – шепчет он, даже не пытаясь понять, в чьи руки попал, будто и так всё знает. – Зачем тогда спас? Чтобы сейчас позабавиться? Вам неважно, откуда вы и кто вы, лишь бы достичь своей цели, убить, ограбить, надругаться. Развяжи меня!

Крис качает головой и пытается не дышать, чтоб не саднило внутри, не рвалось кроваво-красным, не плескались уголья души ярким пламенем, разгораясь. Парень продолжает что-то говорить, и Крис согласен со многими справедливыми словами и обвинениями, дерзкими и честными.

– Испорченные дети богов, вы с рождения отравлены своим неуёмным желанием обладать всем. Вы не хотите жить с природой своей в гармонии. У тебя был другой путь.

– Не было, – вздыхает Крис и кладёт руку поперёк живота мальчишки, подтягивает его к себе и вновь берёт поводья двумя руками.

– Был, – без тени насмешки следует ответ. – Я знаю. И сейчас есть.

Спорить Крис не хочет, потому молчит, думает о сказанном, режет себя без ножа, пробуждая воспоминания, и понимает, что если мальчишку отдать другим, поглумятся над ним быстро за язык острый да без костей, даже страх перед Финехасом не остановит, слишком уж юноша кровь будоражит. А отдавать кому-либо он его не хочет. Странно.

Одджи распоряжается сделать привал и с Крисом идёт охотиться на водных птиц, хотя Крис идти не хочет, его выламывает непонятной тревогой, но он покорно идёт за Одджи - он часть команды и братства. По возвращению они обнаруживают сжавшегося под деревом полуодетого парня и одного из своих с перегрызенным горлом. Остальные стоят, виновато потупив взоры.

– Прости, Одджи, не уследили, пока возились, он… – вздыхает один и опускает голову ещё ниже, прячет глаза, и Крис понимает, кто подначил лезть к беззащитному омеге. Кровь вскипает мгновенно, но ярость тухнет под больным взглядом парня.

– Будет вам пример, – фыркает Одджи и приказывает: – Этого закопать в роще, для начала обыскать, мёртвому богатства не нужны, не фараон, меч его оставьте и хватит с него, и сделайте пометку на дереве.

Мёртвого тащат подальше, а Одджи берётся за готовку. Вскоре начинает пахнуть печёным мясом, каждому на пальмовый лист ложится птица и лепёшка. Крис подходит к парню с окровавленным лицом. Кровь высохла, взялась бурой коркой и потрескалась от жара. Омега ползёт от него подальше, пока не упирается связанными руками в ствол дерева, напрягается весь пружиной, вот-вот кинется, но Крис кладёт руку на его плечо и не даёт дёрнуться.

Поднимает одним рывком его на ноги, ведёт к воде и развязывает руки. Парень блестит глазами и готов бежать, но склоняет голову и будто к чему-то прислушивается, неспешно обмывает лицо от крови и тянет на обнажённое плечо разорванную ткань нарамника. Остро блестит серебро, и Крис тянется рукой к вороту.

Парень отскакивает от него, вздымая тучу брызг, смотрит в упор, очертания его текут, изменяются, но Крис поднимает ладони вверх, показывая, что ничего не хотел сделать. Юноша напряжённо следит за его движениями и отступает дальше в воду. А Крис думает о мелькнувшем на шее парня дорогом украшении.

– Это из-за кулона он к тебе полез? – спрашивает Крис и прикидывает, сколько мог стоить камень в дорогой оправе. Лазурит слишком дорогой, но продавать каплю небес могли лишь во времена больших жизненных трудностей, а украсть дар богов мог лишь безумец. Или шайка Финехаса.

– Не только, – хмурится парень и вновь подтягивает ткань на плечо, но уже не отступает дальше в воду, стоит, смотрит волком. Облик его плывёт, изменяется, но парень встряхивается и ничего не происходит.

– Он что-то успел? – спрашивает Крис, Исин качает головой и тянет подол нарамника ниже, скрывая колени. – А ты его…

– Да, загрыз… – бурчит омега, поджимает губы и облизывается, – обернуться-то я не мог с руками за спиной.

– Звать-то тебя как? – не выдерживает Крис и интересуется тем, чем не стоило бы. После Финехаса омеги будто высыхали и долго не жили. Зачем ему ещё одно имя на могильном камне? – Меня зовут Крис.

– Исин, – бурчит парень и словно уменьшается на глазах. – Зачем тебе это? Всё равно убьёте.

Крис не отвечает, он и сам не знает зачем. В груди дыхание бога Шу рвёт паруса души, свободные ветра раздирают изнутри, их бы укротить, но Крис чувствует себя живым и не уверен, что хочет укрощать бушующие ветра. Корка на сердце крошится так, что оглушает, и он гасит грохот звуком голоса, тянет Исина за собой и даёт половину своей птицы, а потом вновь связывает руки, но теперь спереди, чтобы омеге удобнее было сидеть.

Одджи ни слова не говорит, лишь едет рядом с Крисом и чутко прислушивается к редким словам Исина, но тот больше молчит, хмурится и смотрит на запад. Долго, с такой неизбывной тоской, от которой становится больно даже Крису. Солнце выжигает всё на своём пути, белым светом хлещет по глазам, пустыня манит призрачными оазисами.

Исин шепчет что-то во сне, говорит с умершими волками, с богами и подрагивает. Крис спит чутко и вслушивается в слова Исина и неспящих дозорных, вглядывается в бескрайнее небо и пытается понять, что происходит с ним. Сердце больше не чёрный, истлевший уголёк – чистое живое пламя ревёт и бьётся о рёбра. Время неуклонно спешит вперёд, и Крис впервые после смерти города отчётливо понимает, что тратит жизнь впустую.

Боги не стелют дорог, их прокладывают сами люди, кто идёт проторенными стёжками, кто бредёт в бездорожье, кто-то попадает в капканы, топи и глушь, кто-то идёт ровной тропой без искушений. Но каждый спустя отпущенное время, сквозь кружевную вязь облаков и витиеватые узоры воздушных замков придёт на суд Осириса. Ответит на положенные вопросы, переживёт взвешивание сердец и примет решение бога.

Крис никогда с той самой ночи, когда отец впервые взял его с собой на дело, не сомневался, что Осирис велит чудищу Амат поглотить его душу. Но всё равно старается поступать по совести, как тогда, когда отпустил детей, схоронившихся в зарослях, или как жил в погибшем городе, или сейчас, когда прикрывает дрожащего во сне Исина. Он выбрал не лучший путь, но идёт по нему с честью, чтобы не стыдно было смотреть в глаза богам.

Время спешит, позади остаются сезоны половодий, их сменяет засуха, а потом приходит время всходов, даже раскинувшееся над ним звёздное покрывало богини Нут однажды померкнет и исчезнет под натиском огромного змея Апопа, сеющего хаос и зло. Однажды его объятия потушат солнце окончательно, и наступит конец всего.

Оттого ещё сильнее бьётся сердце от лёгкого тепла спящего рядом Исина, а звёзды пылают ярче тысяч солнц, раскалённые и холодные одновременно, они царапают облака и те рвутся на части, сыплются вместе со звёздным светом на землю, возвращают Крису то, что он едва не утратил в шайке Финехаса. Он вновь чувствует лёгкую поступь Владыки всего сущего, что отдаётся в сердце слабой дрожью.

Просить богов Крис не привык - они редко отзываются на его мольбы, но он мысленно взывает к Открывающему пути и просит помощи, чтобы найти правильный ответ на некоторые терзающие его сердце вопросы и выход в запутанных лабиринтах судьбы, куда он сам себя завёл, но не хотел впутывать Исина. Только не его.

Дни омываются ливнями, в сердце перестук, как шум западного моря, волны с именем Исина на острых гривах узорами иероглифов пенятся, топорщатся кипенно-белыми барашками, пламя страстного взгляда Исина полыхает, как награда райских кущей за благочестивую жизнь.

Крис прикладывает руку ко лбу и щурит глаза, разглядывая закат, куда каждый день смотрит Исин, но не видит ничего. Только горизонт, где сидит страж  восхода и заката, охраняющий врата в Дуат Акер, и всё. Но Исин шепчет ночами, и Крис не может смежить веки, вслушиваясь в разговор Исина с невидимкой. В такие моменты рука Исина крепко сжимает кулон, и Крису кажется, что камень слегка вспыхивает мягким светом сквозь тонкие пальцы.

Ещё два-три перехода, и они прибудут к ожидающему их Финехасу, и тогда с Исином придётся распрощаться, но Крис с каждым вздохом понимает, что не сможет этого сделать. Он не сумеет отдать Исина, гибкого, словно ивовый прут,  с нечитаемым взглядом чёрных глаз, от которого у Криса сердце болезненно сжимается и возникает желание защитить от всех опасностей.  Он мучительно долго продумывает, как уберечь Исина, но понимает, что с четырьмя альфами ему не справиться никак.

Измученная ящерица ползёт по колючему растению рядом с его ногой, перепрыгивает на усыпанный шипами куст, стелется по раскалённому песку, но упорно продолжает свой путь. Крис чувствует с ней схожесть, так и он пробивается в своей жизни. И он как ящерица не готов уступить пойманного жука, хотя сил нет бороться с удушающей змеёй, но она извивается и бьётся за жизнь.

Исин сбивчиво шепчет об подступающей опасности и бьётся в руках Криса пойманной рыбой в серебряном доспехе чешуи. Криса прошибает и он будит мальчишку, чтобы поскорее закончился страшный сон. Исин просыпается и смотрит глазами-омутами, подёрнутыми тяжёлой поволокой иного, тщетно моргает, сбрасывая нити кошмара с пушистых ресниц.

– Он идёт, – говорит Исин, цепляется скрюченными пальцами, будто когтями в запястье Криса и дышит часто-часто. – Он желает родиться, он затаился и ждёт, Крис…

– Успокойся, спи.

Крис гладит Исина по спутанным волосам и ждёт, когда он вновь уснёт. Растрёпанный Исин неудержимо притягательный и волнующий с болезненно изломленными бровями и закушенной губой. Исин вскидывается, хватается за шею Криса и прижимается чуть влажными губами к сухим Криса. Целомудренно, не размыкая губ, но обдавая жаром юного тела. Он отстраняется и смотрит в глаза Крису, будто ищет ответа. Крис пытается справиться с застрявшим в груди дыханием и ощущением расплавленного солнцем мёда на губах. Исин опускает глаза, дрожит ресницами и укладывается обратно на песок.

Крис замирает рядом и не может оторвать глаз от ворочающегося Исина. Исин вскоре забывается нервным сном, а Криса сменяет Одджи. Он предлагает флягу с водой и Крис неспешно глотает; влага растекается прохладой по языку, отчего во рту немного немеет. Крис укладывается рядом с Исином и закрывает глаза. Мысли о спасении мальчишки не идут из головы. А от тепла прижавшегося к нему тела кровь кипит, и Крис с трудом сдерживается, чтобы не припасть губами к затылку Исина.

Поутру Одджи отправляет четверых альф дальше, а сам сворачивает с пути и даёт знак Крису следовать за ним. Исин напряжённо выпрямляется и оборачивается к Крису, кусает губы и отворачивается, ничего не сказав. Крис и сам готов развернуть коня при малейших признаках опасности.

Серебристо-серые птицы срываются с насиженных мест и с шорохом разлетаются в стороны, хотя секунды назад они спокойно чистили клювами оперение. Вслед за ними в воздух испуганной стайкой поднимаются мелкие цветные пташки и трепещут крыльями в воздухе.

– Куда мы? Мы сильно углубимся на юг, если продолжим путь, – говорит Крис, догнав Одджи. Исин жмётся к его груди худыми лопатками и с опаской оглядывается, будто вокруг кишмя кишит ядовитыми скорпионами да змеями.

– В храм, – дёргает щекой Одджи, машет рукой куда-то вперёд, в пески, и больше ничего не добавляет.

– Но…

– Не нравится? – хмыкает он и смотрит в упор на Криса с прищуром, словно выискивает слабые места в его защите. – Оставляй мальчишку и догоняй остальных.

Крис играет желваками и направляет лошадь вслед за Одджи. Ему всё происходящее ой как не нравится. В животе ворочается клубок предчувствия, и он поудобнее пристраивает верный хопеш. Одной рукой придерживает Исина за пояс и размышляет, как уберечь мальчишку. С Одджи он справится.

К вечеру в песках появляется силуэт храма. Необычного, приземистого, хищно раскинувшегося в песках, будто паук в паутине.

Густая темень ночи опускается на плечи, ложится тяжёлым покрывалом, небо мрачное, почти чёрное, лишь звезда Осириса ярко сверкает на тёмном полотне, и ту скоро закрывает тучами. Исин дрожит всё отчётливее, но на вопросы упрямо качает головой и поджимает губы, будто решившись нырнуть в омут. Из храма пахнет сладко, искушающе, манит прохладой.

Одджи спешивается и уводит лошадь, возвращается один и направляется в темное чрево храма. Крис не спешит следовать его примеру, крепко прижимает Исина и осматривается по сторонам. Опасность на мягких лапах кружит рядом, ночь подозрительно тиха, даже шакалы не хохочут во тьме. Крис уже готов развернуть коня, когда рядом словно из-под земли вырастает Одджи.

– Куда? – скрипучим голосом интересуется он и стягивает упирающегося Исина с коня. – Идём, переночуем, а завтра к вечеру будем в городе. Мы срезали, нас ещё догонять будут. Здесь хороший источник, купальни, идём, Крис.

Крис слезает с лошади и идёт следом за Одджи, который указывает на конюшню, где его лошадь уже хрустит перемалываемым зубами кормом. Крис снимает с лошадей сёдла, оглаживает бока и бархатистую морду верного скакуна, но даже не чистит, ему не хочется оставлять Исина с Одджи.

Храм встречает его стылой прохладой, будто он стоит не среди раскалённых песков, а в далёких землях, где когда-то бывал Крис, там где с неба сыплется твёрдый белый дождь. Одджи возится возле очага у дальней стены, в котле булькает похлёбка. Неподалёку сидит Исин и сверкает глазами; его грудь вздымается часто-часто, будто он бежал долго от чего-то неведомого, но страшного.

После ужина, они укладываются на пальмовых листьях неподалёку от очага, Исин жмётся к Крису, будто ищет защиты. Глаза у него какие-то мутные, покрасневшие, взгляд рассредоточено гуляет по лицу Криса, красиво очерченные губы изгибаются в улыбке, Исин тянется к лицу Криса и гладит по щеке прежде, чем уснуть. Крис не отодвигается, лишь смотрит на непривычного Исина и хмурит брови.

Тепло от похлёбки и нескольких глотков вина ползёт по телу, опутывает мягкими сетями, странно баюкает, и Крис всё же поддаётся сну, нехотя прикрывая глаза... Он вскидывается от охватившего тело озноба и пытается нащупать меч, но его нет на привычном месте. Крис садится рывком и оглядывается.

Огонь в очаге почти потух, уголья багрянцем вспыхивают от движения воздуха, озаряют неверным колеблющимся светом всё вокруг и вновь потухают. Исина рядом нет, и Крис холодеет. Прислушивается к шумам, но слышен только треск изредка пробирающегося по сухой ветке огня и чей-то сбивчивый шёпот. Крис бредёт в темноте на звук.

Выставив вперёд руки и замирает в тени – в огромном зале в колеблющемся свете Крис видит странное существо с телом крепкого мужчины и головой трубкозуба, длинными ушами, нечёсаной гривой цвета пустынного песка и кровавыми-красными глазами, что стоит рядом с лежащим на плоском камне Исином, окружённым свечами. Верить или нет в то, что видит бога, Крису некогда, он во все глаза смотрит на бессознательного Исина и на существо, от которого веет холодом.

– О, Крис, – поворачивается к стоящему в тени Крису существо и знакомым жестом чешет шею, и Крис понимает, что так делает Финехас. – Выходи, не стесняйся. Решил посмотреть на то, как детей надо делать или советом хочешь помочь? Спасибо, не нуждаюсь.

– Не спится? Хочешь посмотреть на таинство? – рядом раздаётся сухой смешок, больше похожий по звуку на сломанную сухую ветку, и в свете факела перед Крисом вырастает Одджи и заходит Крису за спину.

– Что? – Крис переспрашивает, отвлекая Одджи, а сам скользит взглядом по стенам, полу, лежащему Исину, стоящему перед ним существу и Одджи, пытаясь найти хоть что-то мало-мальски напоминающее оружие.

– Сегодня бог наш Сет зачнёт Апопа, и злобный змей придёт в этот мир, чтобы окончательно его разрушить. А мы будем править с ним как равные, – отвечает Одджи. А Крис не сдерживает смешок. Одджи вроде бы не настолько глуп, чтобы верить в подобную чушь.

– Умолкни, Одджи, – говорит Сет и поворачивается к Крису, качает головой и натягивает маску Финехаса, – а теперь, Крис, мне нужна твоя помощь. Сними кулон с шеи Исина, будь добр.

– Зачем? – вскидывает брови Крис и боком обходит замершего с пустым взглядом Одджи. Цепляется взглядом за всегда скрытое наручем запястье. Бледная кожа выделяется на фоне загара и на этом светлом участке виднеется метка с мордой трубкозуба. Крис сглатывает и прикрывает глаза.

– Сними защиту, – шипит Сет, – Одджи не может прикоснуться к мальчишке, лепечет всякий бред.

– Почему ты сам этого не сделаешь? – вскидывает брови Крис и скользит взглядом по освещённому светом свечей Исину. Он дышит, и Крис спокойнее выдыхает.

– Защита слишком сильная, не могу пока, – разводит руками Сет. – За жизнь в человеческом теле надо платить. Сила небес в камне защищает мальчишку от моего вмешательства.

– Но почему я? – спрашивает Крис и смотрит прямо в кроваво-красные немигающие глаза, в которых пляшут отзвуки песчаных бурь изжаренной пустыни.

– Ты к нему неравнодушен. И он тебе доверяет. Снимай и присоединяйся ко мне. Ты же не думаешь, что есть смысл уничтожить мир вместо того, чтобы им править? Я подарю тебе лучших омег. Воскрешу твоего омегу, с которым вы не обвенчались? Папу? Отца? Любого. Хочешь?

– А если нет? – уточняет Крис и нащупывает на боку Одджи один из кинжалов, становится к нему боком и осторожно тянет нож кончиками пальцев из чехла и смотрит в жгучие красные глаза Сета.

– Тогда тебя ждёт участь гораздо худшая, чем вы все, смертные людишки, можете себе вообразить, – улыбается Сет, обнажая острые змеиные клыки, раздвоенный язык проходится по губам и скрывается в красноте рта.

– Зачем тебе это, Сет? – тянет время Крис и смотрит на распластанного на камне Исина. – Ты же был защитником Ра и врагом Апопа. Что изменилось?

– Я устал быть в тени, и Апоп в извечном мраке силён, зачем с ним сражаться, если можно впустить Змея в мир и править? – Сет делано вздыхает, а Крис прячет нож в ладони и отходит от Одджи, что продолжает пустым взглядом пялиться в стену. – Не каждый может выносить Апопа…

– Если я соглашусь, ты отпустишь Исина? – ровный голос Криса отбивается эхом от стен, Крис замирает и смотрит на Исина, который начинает ворочаться в круге свечей.

– Нет, – заливается смехом Сет, – я  могу взять его без твоего согласия, просто не люблю тратить силы. Но ради него я подожду, однажды его силы иссякнут и защита ослабеет, тогда я возьму его и буду брать до тех пор, пока подпитанный силой самумов и вод Нила он не понесёт. Я могу ждать долго, очень долго. Но так же я могу ускорить твоё согласие, и ему будет больно, очень больно.

Сет щёлкает пальцами, по Исину ползут змеи, шуршат чешуйчатыми телами, скрывают омегу с глаз. Жалобный стон Исина будто перерезает что-то внутри Криса, внутренности переворачиваются от громкого хохота Сета. Время будто замирает и ощутимо подрагивает перед глазами зыбкой водной гладью.

– Впрочем, ты можешь убить себя и не мучиться, видя страдания волчонка, – оскаливается Сет, – работы будет чуть больше. Вижу, ты не согласен, ну что ж… Одджи!

Крис уворачивается от удара изогнутым клинком, хватает Одджи за руку и рывком тянет на себя, одновременно всаживает кинжал ему в шею. Одджи обмякает в его руках и падает на каменный пол, заливая его кровью. Расцветают пунцовые цветы, чернеют, блестят маслянисто, уносят жизнь. Крис поворачивается на шум слишком поздно, и ему в бок втыкаются острые, как бритвы когти. Вспарывают бок, и бедро обдаёт жарким и мокрым.

Но тут же с его вздохом раздаётся громкое раздражённое шипение – на руке Сета, вцепившись клыками, висит молодой волк с кулоном из лазурита на шее. Кровь капает из пасти, пачкает светло-серую шерсть, размазывается голубыми разводами, с треском отскакивает от камня на шее и падает мелкой крошкой к ногам.

– Сдайся мне, волчонок, – зло шипит Сет и наносит удары тяжёлыми кулаками, рвёт острыми когтями ткань и плоть противников. – Будешь царствовать со мной, не будешь моим рабом.

– Никогда! – будто наяву Крис слышит дрожащий яростью голос Исина.

Сет растёт вширь и в высоту, у ног кружат маленькие самумы, хохот эхом отдаётся под сводами храма. Криса обдаёт жаром и отбрасывает спиной на жертвенный камень, он ударяется головой так, что клацают зубы и рот мгновенно наполняется кровью, Крис морщится от плывущих цветных пятен перед глазами и пытается встать. Исин взвизгивает от удара об стену и оседает там же. Поднимается на дрожащих лапах и вновь вцепляется в Сета, рычит, рвёт плоть, игнорируя удары.

Сияние синего камня разгорается, отбрасывает блики на тщательно прилаженные один к одному камни, брызжет плавленым золотом середины, создаёт сначала крохотный, но разрастающийся щит. Брызги холодного света отталкивают Сета подальше, отгоняют от Исина, без устали кусающего Сета за ноги. Шерсть на боках свалялась от красной и голубой крови, волк отчётливо дрожит и припадает к земле.

– Остановись, Сет, – гремит низкий голос, и Крис оглядывается в поисках обладателя, но не находит.

Он сосредотачивается на том, чтобы лучше прижать раны. Крис трясёт головой, в глазах двоится – он видит двух волков, нападающих на отбивающегося от них Сета. Крис, пошатываясь, делает пару шагов и запинается, припадает на одно колено, зажимая бок; раны печёт и холодит одновременно, в голове гудит рой диких пчёл. Рядом приземляется Исин, топорщит шерсть и рычит, прикрывая горло замершего Криса, пока второй волк – он всё-таки не примерещился Крису – валит Сета на спину.

Яркая вспышка слепит Криса и он прикрывает глаза ладонью, прижимает к себе дрожащего Исина в облике волка и напряжённо вслушивается в происходящее. Своды сотрясаются, и в храме вновь темнеет. Крис открывает глаза и осматривается: полупрозрачный щит подрагивает, перламутрово бурлит у самого лазурита, вспучивается вихрями, идёт волнами и трещинами, дрожит кружевом циклонов и рассеивается.

Исин расслаблено висит в руках Криса, откинув назад голову. Даже в неверном свете сотен свечей и факелов он кажется бледным, сквозь кожу будто просвечивают иссиня-фиолетовые, как лазурит не шее, венки. Бисеринки пота искристо блестят, дыхание едва тревожит грудную клетку, руки безвольно висят.

– Что ты сделал, Исин? – спрашивает Крис и осторожно касается лица юноши, убирает пряди с мокрого лба и прислушивается к дыханию.

– Всё, что смог, – отвечает тот же незнакомый голос.

Крис поднимает глаза и видит не уступающего ему в росте смуглого мужчину, его бока исполосованы кривыми когтями Сета, но он лишь щурит глаза и встряхивает плечами; за его спиной зыбким маревом на мгновение показывается спеленутый в тонкий искрящийся кокон Сет и исчезает, будто не было. Мужчина присаживается рядом с Крисом, проводит рукой по лицу Исина и поднимает глаза на Криса.

В тёмных глазах незнакомца будто переплетаются свет и ветер, боль и гнев, боевые кличи и вихри, уносящие души мёртвых. Вереницы воинов и простых людей уходят вслед за подобным гибкому восточному мечу мужчиной. Крису становится не по себе, и он пытается прикрыть Исина собой от тянущейся к тому руки с цепкими узловатыми пальцами.

– Не отпущу, уходи.

– Что тебе до волка, человек? – спрашивает незнакомец и склоняет голову к плечу. Смотрит цепко, будто наизнанку выворачивает, вытряхивает и перепроверяет каждую складку души.

– Я… я не знаю, – теряется Крис на мгновение, но прижимает Исина к себе крепче и пытается справиться с головокружением. Силы покидают его, но он ещё цепляется зубами за ускользающее сознание и повторяет: – Не отдам. Исцели его.

– Что дашь взамен? – усмехается незнакомец и оценивающе смотрит на Криса, будто скакуна на базаре высматривает или мужа для своего единственного сына.

– Всё, что есть, – шепчет Крис, прикидывает, что он может предложить богу. Бога вряд ли прельстят сокровища, и он говорит единственное, что приходит на ум: –  А хочешь, бери жизнь.

– Не смей, – хрипит Исин, вцепляется пальцами в волосы на загривке Криса, силится подняться, но он слишком слаб. Крис перехватывает его удобнее и чувствует биение лазурита обнажённой грудью. Камень будто плавится, жаром ширится, ползёт под кожу, и Крис шипит.

– Зачем тебе это, человек? – спрашивает незнакомец у Криса, и в глазах вспыхивают золотые искры. Но у Криса вновь нет ответа, просто он понимает, что так будет правильно. – Ты его почти не знаешь. Зачем? Он тебе никто – зачем? Он волк. Зачем?

Крис собирается с силами, одной рукой хватается за богатый воротник-ускх на шее незнакомца и притягивает ухмыляющегося мужчину ближе к своему лицу, смотрит в смеющиеся глаза с золотыми искрами и громко рычит:

– Потому, что я так хочу! Потому, что мне не всё равно!

– Упуат… – стонет Исин и дрожит ресницами. – Открыватель путей, проведи мою душу до самых врат Дуата... Упуат... Владыка Запада, не дай чудовищам пожрать душу раньше положенного часа...

– Ну уж нет, – шипит Крис и впивается взглядом в бога. – Ты готов на сделку?

Упуат улыбается шире и кивает, в воздухе звенят невидимые колокольчики, он указывает, как положить Исина на камень. Крис морщится, но выполняет требование, хотя слабость одолевает. Он вцепляется в кинжал немеющими пальцами и неотрывно смотрит на незнакомого ему бога. Крис стоит на коленях возле Исина и в любой момент готов броситься на Упуата, преодолевая боль.

Бог расправляет широкие плечи, достаёт из воздуха золотой кинжал с богатой отделкой крупными камнями, легко взмахивает им, проводит по своему запястью и приставляет открытую рану к потрескавшимся губам Исина.

– Пей, – мягко говорит Упуат, щурится и терпеливо ждёт, пока голубые капли падают в приоткрытый рот Исина.

Щёки Исина розовеют, краски возвращаются на бледное лицо. Вспоротое лучами небо светлеет, в храм ползёт сумрак, сменяет непроглядную темень, цикады умолкают, встречая рассвет. Мерцают лезвия солнечных клинков. Остро пахнет кровью волчьей, божественной и человеческой.

Первый луч скользит по остывшим за ночь водам древней реки где-то там, далеко отсюда, но Крис будто чувствует последний рассвет, в котором сплетается боль и надежда. Крис с каждой упавшей на губы Исина каплей слабеет и клонится на бок. Ресницы тяжелеют, веки с трудом поднимаются, пальцы становятся непослушными и немеют окончательно, и кинжал катится по полу. Крис не в силах проследить его взглядом, он может смотреть только на Исина и разрешает себе отключиться, лишь когда тот открывает глаза.

– Я выполнил обещание, – ещё слышит Крис и окончательно погружается в темноту.

Боги, волки и люди рисуют на измятом холсте мира картины волшебными красками, которые очень сложно найти, которые даны не всем, каждая краска - слово. Юный волк  рисует музыку, и ветра, подвластные Шу, подхватывают напевы. Пожилой пастух рисует жизнь, и она расцвечивается красками, которые заботливо смешивает бог Птах.

На вкус слова разные, сладкие как мёд и солёные как слёзы, мягкие как дождь и жёсткие как песок, лёгкие как вода источника и тяжёлые как кровь, связывающая язык. Каждое слово – звук. Волчий вой и боевой клич, колыбельная и произнесённая шёпотом молитва, тихий стон и тающее вдали эхо, признание в любви и плач по умершим.

– Что с Сетом? – спрашивает Крис у плещущейся вокруг темноты, кольцами и клубками вьющейся вокруг. – Я видел его спящим.

– Сета запутал Апоп, – Крис во тьме слышит голос Упуата, – он должен уснуть на время и забыть об извечной битве с коварным змеем. Апоп долгие столетия нашёптывал Сету злые слова, отравлял его душу битва за битвой, и однажды ядовитое семя дало всходы. Он поспит, отдохнёт и забудет, яд, пропитавший его душу, испарится. А пока я постерегу границы, каждую ночь буду сражаться со змеем, чтобы не поглотил он солнце.

Крис молчит. Одно его неверное решение отделяло мир от конца всего сущего. Ведь кто мог подумать, что какой-то мальчишка всколыхнёт в нём пылающее пламя? Даже бог не разглядел, что уж говорить об остальных. Как нелепо разрушился план двух богов. Как странно всё сложилось. Будто всё, что случилось, и должно было случиться.

– Ты храбрый человек, Крис, ты достоин выйти из лабиринта судьбы, и я, Упуат, укажу тебе путь, – Крис вновь слышит низкий голос бога и идёт на звук, делает шаг за шагом. В груди жжётся, Крис опускает глаза и видит пульсирующую мягким светом иссиня-фиолетовую с золотом тонкую каплю лазурита, что будто отпечатался с кулона Исина и врос ему в грудь до скончания времён. Темнота развеивается, сменяется мягким сумраком, и перед выходом на свет он слышит: – Ты нашёл самую большую драгоценность, о которой мечтал, береги его.

Крис медленно открывает глаза и распластывается на спине, высохшими губами ловит горячий воздух, застывшими глазами смотрит в пустоту, вглядывается, ищет что-то, но пустота опускается на него, затапливает зрачки, плещется наружу. Веки тяжелеют и вновь закрываются. Он шарит рукой рядом в поисках чего-то, и натыкается на прохладные пальцы.

– Крис? – зовёт Исин, и Крис вымученно улыбается, но потом всё же открывает глаза и моргает часто-часто, чтобы рассмотреть лицо склонившегося над ним омеги.

– Исин? – неверяще спрашивает Крис и прижимает его к груди, где гулко бьётся сердце о костяную клетку рёбер. – Мы умерли? Он соврал?

– Нет. Боги дали нам шанс, – тихо говорит Исин и прижимается всем телом, осторожно гладит тонкую каплю лазурита, вплавившуюся в грудь Криса. Всё ещё пульсирующую. – Крис, ты бы смог полюбить волка?

– Да, – недолго думая, отвечает Крис и жмурится от солнечного света, скользящего сквозь пальцы. – А ты - человека?

– А я уже, – смутившись, отвечает Исин и поднимает на Криса глаза.

Небо хмурое, беременное тяжёлыми облаками, вот-вот подарит дождь и живительная влага хлынет в пересохший рот. Низкий рокот нарастает, и яркая, будто раскалённая молния, вспарывает небо, озаряет почерневшие облака. Земля в предчувствии твердеет и сбивается, вздыбливается, прося влаги, наполняющей силой. В далёкой колыбели Сет, убаюканный мерной качкой, спит и видит сны. А Апоп в вечной тьме шепчет: «Ослепи их глаза, чтобы они не могли видеть, и помути их души и сердца, чтобы они не могли дышать». Но гроза его не слышит, разверзаются небеса по приказу бога Мина, и дождь орошает землю.