«Ежедневный Пророк». Дата выпуска — 1998 год, 26 сентября.

«ШОКИРУЮЩАЯ ПРАВДА ОБ ИЗБРАННОМ И ТОМ-КОГО-НЕЛЬЗЯ-НАЗЫВАТЬ!

За последние шестнадцать лет было выдвинуто множество версий того, как и почему исчез Тот-Кого-Нельзя-Называть в хэллоуинскую ночь 1981 года. Среди Пожирателей Смерти ходил слушок, что, возможно, сам Гарри Поттер станет новым Темным Лордом, что впоследствии не оправдалось. Но даже министерство не нашло подходящего ответа о том происшествии до недавних событий. И все замерли в ожидании одиннадцатого дня рождения Гарри Поттера. Но едва он поступил в школу, как каждый школьный год юного Мальчика-Который-Выжил стал испытанием на храбрость, силу духа, силу воли и просто на стойкость, которые он с исключительно завидным упорством проходил практически без последствий. Тем не менее, с возрождением Того-Кого-Нельзя-Называть все изменилось. Все стало намного серьезнее и опаснее. Некрологи полнились именами многих выдающихся волшебников. Но министерство, несмотря на все слова, доводы и даже неоспоримые доказательства, не принимали это во внимание. Пока не произошло нападение на Министерство Магии, где едва не погибли не только юные школьники, но и опытные авроры! И все же Пожирателей Смерти удалось арестовать и приговорить к заключению в Азкабане. И вот здесь начались странности.

Первая странность, о которой никто в последствии даже не догадывался, стало неожиданное желание Амелии Боунс, глава отдела магического правопорядка, отправиться в путешествие на несколько месяцев. Своим заместителем она оставила Пия Толстоватого, который таинственным образом исчез со своего рабочего места, а на дом Амелии Боунс было совершенно нападение. Сама Амелия Боунс призналась нашему корреспонденту в том, что не осознавала самой странности такого порыва вплоть до момента возвращения обратно в августе 1996 года.

Вторая и четвертая странности — исчезновение Игоря Каркарова и его попытки запугать егерей, примкнувших к Тому-Кого-Нельзя-Называть.

Третья странность — таинственное нападение двух неизвестных на Азкабан с целью убийства арестованных Пожирателей Смерти. До сих пор неизвестно, кто же это был.

Пятая странность — влюбленность Драко Малфоя в Гарри Поттера. Рождественские каникулы оглушили школу чародейства и волшебства «Хогвартс» невероятной новостью! Как бы Альбус Дамблдор ни пытался скрыть эти данные, школьники охотно рассказывали о том, как Драко Малфой прилюдно признался в любви Гарри Поттеру.

Шестая — странное поведение Гарри Поттера. С начала учебного года Гарри Поттер умудрялся выделиться с первых дней в школе, где шокировал не только профессоров, но и своих однокурсников. И самой запоминающейся для всех странностью стала «игра за удачу», в которой Гарри Поттер разыгрывал флакончик Феликс Фелициуса. Кто стал победителем в этой игре — неизвестно.

Седьмая — очередное исчезновение Того-Кого-Нельзя-Называть. В ночь на пятое июня, когда Альбус Дамблдор собирался обмануть клятву Драко Малфоя и самого Того-Кого-Нельзя-Называть, произошло неведомое — Гарри Поттер, Драко Малфой и Тот-Кого-Нельзя-Называть — пропали! Вплоть до конца июля о них не было никаких вестей. Вот только если оба мальчика нашлись в том же здании спустя полтора месяца, сам Тот-Кого-Нельзя-Называть пропал. И до сих пор не было никаких известий о том, что же произошло.

И число семь здесь далеко не случайно. На недавней пресс-конференции министр магии Руфус Скримжер обнародовал воистину небывалую правду о Том-Кого-Нельзя-Называться! Сложно поверить, но число семь является любимым числом Того-Кого-Нельзя-Называть. И впервые он связал это число очень темную магию…»

* * *

— Тик, так, тик, так, — Поттер медленно отсчитывает секунды, качая головой из стороны в сторону, как болванчик. Неотрывно следя взглядом за читающим газету Скримджером, чем изрядно того нервируя.

Руфус Скримджер резко закрывает газету, практически скомкав ее, отбрасывает на стол. Этот выпуск выйдет в печать только завтра утром, а сейчас ему любезно предоставили свежий номер прямо из редакции «Пророка». Подняв тяжелый взгляд на Поттера, он глубоко выдыхает, прежде чем снова взглянуть на них. Драко занятно наблюдать за тем, как старательно он пытается оттянуть неизбежное. А вот Поттер откровенно раздражен его медлительностью, потому начинает вести отсчет.

— Мистера Гойла, я так понимаю, мы уже не найдем, — произносит Скримджер, сверля взглядом Поттера.

— Тик-так, тик-так, — тот только загадочно улыбается, не собираясь отвечать и ускоряя отчет.

— Мистер Поттер, могли бы вы… — раздраженно начинает Скримджер, хмурясь.

— Тик-так! — перебивает его Гарри, повысив голос. — Тик-так.

Сегодня в кабинете министра весьма тесно. Макгонагалл, Боунс, Бруствер, Грюм, Снейп, Блэк и Люпин. И все они крайне озадачены и раздражены. Особенно Блэк, который никак не может понять, что произошло с Гарри, что он стал себя так вести. Драко с легкой улыбкой осматривает каждого, отчетливо видя в их взглядах неприязнь к себе. Даже Бруствер и тот сейчас ненавидит их. Кроме Снейпа, Снейп сидит в сторонке и лениво наблюдает за происходящим.

— Гарри, перестань, пожалу…

— Тик-так, тик-так, тик-так, — почти как скороговорку произносит Поттер, перебивая Бруствера, попытавшегося остановить этот капающий на мозг раскаленным железом отсчет.

— Прекрати! — не выдерживает тот, повысив голос.

— Вы сами тянете время, — лениво замечает Драко, и Гарри чуть снижает громкость, чтобы Малфою не приходилось повышать голос. — Мы могли бы уже закончить и разойтись, но вам просто необходимо было устроить встречу закадычных друзей, чтобы обсудить что? То, кем мы являемся?

— Их куда больше интересует, что вы собираетесь делать, — усмехается Снейп.

— В смысле, что?! — вспыхивает Поттер, едва не всплеснув руками. — Кислинка, ты чет недопонял, да? Ты знаешь о нас все, вплоть до того дня. Каждый наш гребаный день. И мы собрались здесь, чтобы спросить такую дурость?

— Нужны гарантии, — Скримджеру откровенно не нравится тон Поттера.

— А мозгошмыга вам не показать? — Гарри с наездом подходит к столу Скримджера и, упершись в него руками, смотрит прямо тому в глаза. — Ваши гарантии в том, что я вас всех еще не заставил делать то, что нужно мне. Я без труда могу это сделать.

— Поттер! — Бруствер в два шага обходит стол и встает рядом с ним.

— Представляете, у меня такая фамилия! — Гарри резко оборачивается к тому, шлепком ладони отталкивая от себя тянущуюся к нему руку Бруствера. — Кислинка, ты должен понимать, что у нас есть три пути. И самый неприятный из всех, что мы можем объявить себя Темными Лордами и подавить всех разом. Думаешь, ты с нами справишься? Давай, начинай. Но пока ты будешь пытаться вырубить меня, я сделаю живой щит из них всех, — Поттер кивает в сторону ошалевших от такого заявления Макгонагалл, Люпина, Блэка, Скримджера и Грюма.

Снейп вздергивает бровь, одним своим взглядом говоря: «Меня за что? Я вообще в этом всем участвовать не желаю!» — но замечает это только Драко и потому спокойно улыбается ему. Не сделает Поттер этого. Гарри знает, что Бруствер не навредит никому, потому будет до последнего искать безопасные способы.

До того момента, как они передали память Брустверу, Малфой понятия не имел, что уже успел натворить Поттер. Авроры, учителя, даже некоторые студенты. Все, кто по неосторожности свой сказал ему «да» на самый нелепый вопрос, стали его марионетками в тот же миг. И сейчас, даже если Бруствер знает, что радиус действия «приказов» Поттера ограничен его обзором, то есть тем, что он видит прямо перед собой, это никак не уменьшает факт силы Поттера. Фактически сейчас он держит в руках сотни невинных жизней. И одному Случаю ведомо, что он может с ними сделать! Даже Драко иной раз не успевает за ходом его мыслей. Потому у министра, как и у всех присутствующих, есть обоснованные причины сомневаться в добрых намерениях Поттера. А Драко лишний раз убедился, что Гарри вынес весьма неприятный опыт их прошлых ошибок.

— Гарри, успокойся, — мистер Люпин пытается стать миротворцем в этой ситуации, говоря мягко и как-то уж слишком вкрадчиво.

— Лунатик! — Гарри роняет голову набок, бросая на того взгляд, вспыхнувший зеленым, заглядывая на того через Бруствера. — Я еще спокоен. Если бы я был взбешен или в ярости, вас всех тут можно было бы уже собирать как пазлик. Ах да, кроме Кислинки. У него иммунитет. Я уже жалею, что показал тебе нашу память. Ты начинаешь меня бесить, — фырчит Поттер, окидывая Бруствера тяжелым взглядом и возвращаясь к Драко. — Тик-так, тик-так, тик-так, тик-так.

Продолжив отсчет, Гарри обходит Малфоя, встает за его спиной и, положив голову на плечо, обхватывает руками за талию. Блэк моментально морщится от такого зрелища и отворачивается в сторону, но натыкается взглядом на Снейпа и едва не рычит от досады. Снейпа это веселит. Люпин в смятении хватает губами воздух, и только на лице Макгонагалл не видно никаких эмоций. Даже Боунс и ту проняло вплоть до омерзения. Грюм так и вовсе смотрит на них, как на диких зверей, готовый в любой момент снести им голову.

Гарри все продолжает отсчет, а собравшиеся все так же молчат. Поттер ускоряется до того, что звучит едва ли ни как вот-вот готовая взорваться бомба. Но тикает все тише и тише, отчего испуг на лицах проявляется все сильнее. Первым не выдерживает Скримджер. Встав из-за стола, он подходит к книжным полкам, отодвигает пару книг в сторону и достает оттуда ларчик, в котором хранит выпивку. Без предисловий, без вопросов, просто разливает по стопкам виски и левитирует их всем, кроме Гарри и Драко. Разумно, они все еще школьники и пить алкоголь в присутствии министра моветон.

— Бруствер, документы готовы? — спрашивает он после того, как за один глоток проглатывает почти половину стопки.

— Да, — нехотя отзывается тот.

Поставив стопку на стол, к которой он так и не притронулся, достает из-за пазухи папку. Скримджер забирает ее прямо из его рук, вскрывает и быстро просматривает. И чем дольше он рассматривает их под тихое тиканье Гарри, тем больше хмурится. Еще немного, и глубина двух морщин между его бровей переплюнет Марианскую впадину.

— Я хочу присутствовать при уничтожении Чаши Хаффлпафф, — Скримджер складывает документы обратно в папку.

— Еще скажите, что в родах участвовать хотите, — быстро отзывается Поттер, тут же забирая из рук Скримджера папку, просто приманив ее магией. — Могу лишь показать вам чашу до и после.

Папка зависает перед Драко, и ему приходится взять ее, иначе бы так и болталась в воздухе, мозоля всем глаза. Макгонагалл поджимает губы и ее взгляд становится жестче. Ей не нравится, что Поттер настолько доверяет Драко. И еще больше ее пугает то, что они с Гарри как зеркальное отражение, ведь это что-то должно значить, и она не понимает, что именно. Люпин до сих пор не может поверить, что они могут такое вытворять; ему и Блэку единственным не известно всех деталей. Скримджер, Боунс и Макгонагалл уже получили воспоминания от Бруствера, потому что ему они с Гарри запретить не могут, даже кровь Поттера на него не действует, что уж там о магии.

Скримджер недоволен ответом, но от споров воздерживается. Ему все еще жутко осознавать, что Поттер может управлять им лучше, чем если бы Реддл использовал Империус. Он откровенно боится взбалмошного и вспыльчивого мальчишку, разумно предполагая, что любое неосторожное действие может обернуться непредсказуемыми последствиями.

— Гарри, помни о своем желании, — произносит Бруствер, сверля его взглядом.

— Кислинка, я ради этого желания живу, о каком «помни» речь? — потешается Поттер, кривя губы и этим лишь сильнее всех раздражая. — Ну, раз на этом вс…

— Почему, Гарри? — вдруг спрашивает Блэк, которому объяснили лишь на словах всю сложность ситуации.

Поттер недовольно морщится, окидывает взглядом молчавших все это время Грюма, Макгонагалл и Боунс. Снова тяжко вздыхает и нехотя выпускает Драко из объятий.

— Бродяга, — вкрадчиво начинает Гарри, встав от Драко по левую руку. — Скажи, а почему не Лунатик? Почему ты доверял ему меньше всех? Потому, что он оборотень? Интересный ход мыслей. Но разве вы не ради него стали анимагами? Вы кичитесь своей дружбой, но готовы были сожрать друг друга, когда дело запахло жареным. А теперь остались только вы вдвоем. Как вам ощущения? Предательства, потери и осознания, что ну ничего не могли сделать. Ради чего вы жили все это время? Ради мести? Ради защиты? Кого? Меня? — Поттер эмоционально гримасничает, то вздергивая одну бровь, то приподнимая правый уголок губ, то вовсе хмурится. — Вот и у меня нет желания отвечать вам, почему только Драко. Вы не поймете. Никто из вас не поймет. Даже Кислинка и тот не хочет понимать, потому что ему претит сама мысль, что можно так низко падать. Гордость, самоуважение, уважение в целом. Все эти ваши эмоции и убеждения, принципы! И кната ломаного не стоят, — он произносит так жестко, будто топором по дереву рубит. — А раз у вас нет желания понимать меня, у меня нет желания пытаться вам что-то объяснить. Идем, Дракоша, у нас еще много дел.

Малфой очаровательно улыбается всем, подхватывая Поттера под руку, и, уменьшив папку с документами, отправляет ее в карман. Ему сложно не наслаждаться тем впечатлением, что произвел только что Поттер. Макгонагалл будто впервые видит его перед собой. Боунс тщетно пытается отогнать мысли и логичности сего заявления. Снейп откровенно хохочет, пусть и молча. Блэк озлобленно смотрит на Поттера, но не решается что-то еще произнести, а Люпину больно смотреть на это. Он понимает, что это их вина, а потому лишь может кусать локти в бессмысленности своих тщетных желаний что-то исправить. Скримджер впечатлен, но ему противно думать о том, почему же именно Драко. И только Бруствер обреченно отворачивается к окну, не желая провожать их взглядом. Зато Грюм провожает их весьма интересным взглядом, оценивающим, придирчивым. Таким выбирают товар на прилавках. И как же все это вкусно! Драко невольно улыбается сыто и довольно.

— Ах да, — Поттер останавливается в дверях, пропуская Драко вперед, развернувшись к ним лицом и удерживая дверь. — Просто на будущее. Мне плевать, в чьей крови будут залиты улицы, если вы хотя бы попробуете приблизится к нам с недобрыми намерениями. И даже тебя, Кингсли Бруствер, я сожру, если уж не магически, то буквально, — произносит он с любезной улыбкой на устах, но ледяным огнем в глазах.

Это пронимает всех до холодного пота. Даже Бруствер и тот вздрагивает, потому что знает, что Гарри не кидается словами напрасно. В прошлом уже был опыт, когда им пытались мешать, и Гарри действительно съел одного на глазах у других. Остались только кости с четким следами зубов.

— Всего хорошего, господа и дамы. В школу мы вернемся до пяти вечера, директор. Если ваше условие еще в силе, министр, — тут же переключается Поттер на игриво-дурашливый тон, очаровательно и слегка придурковато улыбаясь.

И для пущей шкодливости громко хлопает дверью, тут же заливисто засмеявшись, потому что-то из-за двери доносятся недовольные и перепуганные возмущения. Гарри снова подхватывает Драко под руку и с довольной миной ведет их к лифту.

— В банк? — Поттер заходит в лифт первым. Поттеру кажется, что тот может упасть в любой момент, вот и проверяет первым.

— Как хочешь. Не мне уничтожать крестраж, — отзывается Драко, прислоняясь к его плечу.

— Да как это вообще могло произойти?! — доносится до них голос орущего Блэка, когда из кабинета выходит Грюм. — Это все бред какой-то!

— Так что же ты его не остановил? — насмехается Снейп, и дверь закрывается, заглушая и их голоса.

Грюм окидывает их взглядом, но пока настоящим глазом он смотрит больше под ноги, искусственный не сводит с них своего взора. От Грюма несет любопытством и азартом. Он не верит в сказки, что слышал от Бруствера и Скримджера, но хочет убедиться в том, что говорят о Гарри. Драко любезно придерживает двери, и они спокойно ждут, когда Грюм доковыляет. Поттер тут же встает так, чтобы загородить собой Драко, и это не укрывается от всевидящего глаза Грюма. Он аж губы растягивает в усмешку, будто нашел важную деталь. И без промедления нажимает кнопку второго уровня. Драко чувствует исходящий от него азарт и предвкушение, а значит, он что-то задумал. Малфой останавливает потянувшегося к кнопкам Поттера, легкой улыбкой отвечая на его вопросительный взгляд. Они еще успеют выйти отсюда, а вот поиграть им еще не скоро удастся.

Двери лифта закрываются, оставляя их втроем в тесном пространстве. Грюм нажимает кнопку второго уровня, Гарри следом жмет кнопку Атриума. Драко не может удержаться от лукавости, поглаживая пальцами ладонь Гарри и чувствуя, как волны омерзения вздымаются столбом с плеч Грюма. Но сквозь это омерзение ощущается азарт, как если бы он задумал что-то. От Гарри всегда исходит такой же тонкий аромат, когда он пытается подкрасться к Драко незаметно.

— Мистер Грюм, вы уверены, что сможете? — интересуется Малфой, подняв на того взгляд.

Двери лифта распахиваются, и их тут же прижимают стоящие по бокам авроры. Грюм уже собирается вышвырнуть их с Гарри волной Экспеллиармуса из кабинки. Авроры специально расходятся в разные стороны, но…

— Замри! — приказывает Поттер, и тот застывает с поднятым посохом в руке. — Не, серьезно? Они, блядь, серьезно думают, что я не предусмотрел это? Я настолько туп, по-вашему? Да я в первые же дни избавился от всех, кто смог бы нам помешать! Вы, министр, глава правопорядка и еще с пара десятков горе-магов. Можно подумать, я в первый раз с вами всеми сталкиваюсь. Вы же каждый тряслись надо мной, как мамаша над новорожденным, просто потому, что я — единственная ваша надежда выжить в этой войне.

Здоровый глаз Грюма округляется от удивления, слушая срывающегося на высокие нотки Поттера. Грюм злится, что не может пошевелиться, и еще больше злится, что не может понять, как Поттер заставил его замереть. Застрявшая кабинка не может закрыть двери из-за стоящих у лифта авроров, смотрящих на то, как Гарри обходит Грюма и встает за его спиной. Медленно опускает его руку с посохом и шепчет у самого уха.

— Помните чертовски жаркую ночь в июле того года? — его голос стелется по кабинке, как если бы дьявольские силки захватывали новую территорию. Поттер прожигает взглядом авроров, так же застывших, потому что еще слишком неопытны и попались ему еще в июле этого года. — Я пришел к вам вместе с Амелией Боунс. Вы так любезно открыли нам двери. Уже тогда она была под моим контролем. С ней было проще всего справится — не давить на жалость, а все детально объяснить. С вами же было сложнее, вы недоверчивы и осторожны. Но слишком доверяете тем, кто уже заслужил вашего доверия. И когда она попросила у вас приют для меня, вы согласились. Это было забавно. Получить ваше согласие было сложно, мне потребовалось усилие, чтобы заставить вас стать моей игрушкой. А теперь вы думаете, что я не смогу с вами справиться? Захочу, и вы убьете их, — он кивает в сторону дрогнувших от такого заявления авроров. — Захочу, и вы убьете себя. Захочу, и вы забудете о том, кто вы и что вы.

С каждым словом Поттера к Грюму возвращается закрытая от него память, и его брови ползут на лоб. Еще бы, как он мог ожидать, что просто сказанное «да» на глупую фразу «Точно, можно?» от шестнадцатилетнего мальчишки обернется против него самого? Управлять людьми сложно, но возможно. Поттеру пришлось учиться выворачивать фразы и слова наизнанку и выставлять все это в таком свете, чтобы ему нельзя было отказать. Он тренировался, он учился, запоминал. И в итоге смог добиться неплохого результата. Ну, по крайней мере, Гарри хочется так думать, а Малфой считает, что ему еще есть куда расти.

— Ты дьявол, — Грюм срывает голос на низкий рык так, что кажется, будто где-то в кабинке прячется маникора.

— Разумеется! — весело отзывается Поттер. — Но, раз уж мы решили проблему, позвольте откланяться? Я чертовски устал и хочу домой. Вольно, мальчики.

Он хлопает Грюма по плечу, и оцепенение спадает. Драко бросает взгляд на одного аврора, стоящего во левом от него ряду, что почти все время не сводит взгляда с Поттера. И это можно было бы списать на его профессионализм, вот только плещущее возбуждение явно не по протоколу.

— Хочешь? — тихо спрашивает Малфой, смотря на аврора. Тот, дрогнув, отрицательно качает головой, отшагивая. — Хороший ответ, — широко улыбается Драко, показывая свои клыки.

— Нравится же тебе их дразнить, — смеется Поттер, подходя к Драко и беря за руку.

— Сложно устоять, когда такой лакомый кусочек сам идет ко мне в руки, — отзывается Малфой, переплетая их пальцы. — Тем более, когда этот кусочек намерен укусить часть моего торта.

— Зубы не выросли еще, — хмыкает Поттер, что пусть и выглядит расслабленным, но Драко не прикасаясь к нему может с уверенностью сказать, как сильно он напряжен сейчас. Любое неосторожное движение, и он ответит без промедления.

— Мистер Грюм, ваш этаж, — напоминает Малфой, не слишком желая ввязываться в драку. Это все плохо закончится.

Грюм хмуро смотрит на них. Ему не нравится вся эта ситуация. Ему не нравится, что два мальчишки имеют такую власть и силу. И Драко уверен, что теперь у них появится личный преследователь, который будет следить за ними, только бы найти способ обезвредить. Слишком уж Поттер похож на Реддла в глазах Грюма. И, спустя две секунды промедления, он все же выходит. Авроры выстраиваются шеренгой, пропуская его. Гарри машет Грюму рукой, и тот зло ударяет посохом по полу, высекая искры, что только сильнее веселит Поттера. И заставляет поморщиться авроров, едва не отскакивающих в стороны.

Двери лифта закрываются, кабинка уносит их к Атриуму. Там их никто не ждет, Грюм надеялся справиться еще на этом этаже. Если бы они только знали, сколько горького опыта им с Гарри пришлось извлечь, вряд ли бы думали, что смогут что-то сделать. Бруствер может, конечно. Наверняка теперь Скримджер отправит его в школу, чтобы следить за ними. Впрочем, пусть следят. Драко без разницы, как много у них глаз, у них мало необходимых для этого знаний. Главное их с Гарри оружие — импровизация и куча бессвязных между собой идей. Драко все чаще кажется, что они просто гуляют по минному полю, глухими, слепыми и чуточку тупыми. Потому что потребовалось слишком много времени, чтобы все это исправить.

— Давай на обратном пути купим что-нибудь девчонкам? Уверен, Малышка не откажется от сладенького, да и Звездочка тоже. Они те еще сладкоежки, — Поттер уверенной походкой, удерживая Драко за руку, идет по улице и даже не замечает, как на них смотрят.

Все эти удивленные, ужасающиеся, с отвращением и долей любопытства взгляды, направленные на них, даже не пытаются скрываться. И то, с какой беззаботностью Поттер просто идет мимо, впечатляет Драко. Раньше он никогда не хотел участвовать в подобных весьма смущающих и позорных ситуациях. Вот так, напоказ, выставлять собственное счастье. Это же совершенно претит всем правилам этикета! Вот только Поттер если и знаком с правилами, любит их нарушать. И никогда не следует, потому они сейчас здесь. Драко в жизни бы не подумал, что полюбит нарушать правила, вот так у всех на виду. Наверное, это все тлетворное влияние Поттера.

— Ну, и Колокольчику тоже. Ух, ее сложно порадовать. Может, вернуть дядюшку Томми? Чтобы он за ней приглядывал? О, придумал! Скажу ей, что как только родит, отведу ее к нему.

В моменты рассуждений и разговоров Поттера самого с собой Драко даже не может найти саркастичного ответа. Просто потому, что над блаженными издеваться грешно. Но Гарри, кажется, и не нуждается в ответах Драко, что позволяет Малфою просто слушать.

Рагнок, гоблин, что отвечает за ячейку Беллатрикс Лестрейндж, долго возится с дарственной. Придирается к каждому абзацу, проверяет едва ли не на вкус печати министра и Малфоев, а потом еще и подписи сверяет, будто все это можно подделать. Впрочем, по своей сути, это и есть подделка, потому что Лестрейндж писала ее будучи не совсем в своем уме, но при условии, что ее вменяемость в принципе под сомнением, особо никто ничего не заметил. Потому к хранилищу они попадают только после того, как Рагнок измусолил пергамент вдоль и поперек. Драко казалось, что он его съесть хочет, этот несчастный клочок бумаги.

Пока тележка летит по длинным тоннелям, Драко никак не может перестать думать о том, что это впервые, когда они так спокойно идут забирать чашу. Раньше им приходилось забирать силой. Они грабили, убивали, заставляли. А теперь просто идут туда на правах хозяина. Такое странное чувство, будто это самая опасная авантюра в мире. И от Гарри исходит какой-то странный азарт, будто они снова собираются грабить банк. Даже Рагнок замечает, как горят азартом глаза Поттера, отчего смотрит на него почти неотрывно. Настороженно и подозрительно. Рагнок старается не выпускать Гарри из поля зрения. А Поттер, словно играючи, выскакивает из кабинки, едва она останавливается, помогает Драко выбраться и тут же сует ему в руку флакон с зельем. И едва не сверлит взглядом, пока Малфой не выпивает его. Только после этого Рагнок открывает хранилище и впускает их внутрь.

Пестрящее золотым и серебряным, с изумрудами и гранатами, украшения занимают целую полку по левую руку. Они стоят в два ряда, закрывая друг друга от взора вошедших. Здесь даже есть целая полка со свадебными украшениями Беллатрикс и Родольфуса. Запонки, серьги, колье, ободок. Нарцисса хранит их колдографии со свадьбы, Драко как-то смотрел и помнит, какой красивой, но несчастливой выглядела Беллатрикс. Белоснежное струящееся платье в пол, удерживаемое на плечах лишь лентой. Открытая спина и вырез от ключиц и до нижних ребер. Рукава «фонарики», с плотной манжетой до середины предплечья. Волосы собраны в пучок, лишь пара волнистых прядей обрамляет ее лицо. И ободок, украшенный с одной стороны каменьями. Не было только фаты. Все блестит, сияет, но на ее лице нет счастливой улыбки. Драко это хорошо запомнил, потому что свадьба Нарциссы и Люциуса на ее фоне выглядит куда более красочнее. И дело не в обстановке, в эмоциях, отражающихся на лицах. Пусть обе свадьбы были договорными, Драко лишь после всего этого узнал, в чем же причина такой разницы. Просто Нарцисса и Люциус, если уж не любили, то хотя бы уважали друг друга, когда как Беллатрикс и Родольфус не шибко ладили даже в школе. И для обеих Блэк свадьба была способом побега из дома.

Малфой, едва касаясь ободка, проводит по нему подушечками пальцев. Холод драгоценных камней теперь не бередит его душу, скорее лишний раз напоминает, что деньги пусть и могут решить все проблемы, никогда не заменят дорогих людей.

— Чаша у меня, — Гарри аккуратно касается руки Малфоя, сжимая его пальцы в своей ладони.

Тепло его руки мгновенно прокатывается по всему телу, оставляя лишь ворох мурашек. Драко кивает, и они выходят. Больше им тут нечего делать. Впрочем, Малфой и не собирался пользоваться ячейкой Лестрейндж. И этот их поход за чащей становится самым спокойным из всех. Нет, скорее, даже тихим. Ничего не произошло, никто за ними не гонится, им нет нужды обманывать кого-то. Они просто пришли, забрали и ушли. Неужели они наконец добились хоть каких-то результатов?

Как страшно затишье. Будто надвигается буря. Словно они опять застряли в том домике на острове и ждут, когда по их головы явятся. Но кто теперь сможет? Они же убрали всех, кто смог бы навредить им. Так почему Драко чувствует страх? Словно что-то не так, словно что-то должно произойти. И такое, что заставит их пожалеть о том, что они живы до сих пор. Это чувство неуловимо скребется где-то внутри, заставляя оглядываться, быть настороже и чувствовать все вокруг так четко и ясно, чтобы не упустить ни мгновения. И вздрагивать от каждого шороха.

— Девчонки, мы вам вкусное принесли! — Поттер громогласно оповещает весь дом об их приходе, едва двери за ними закрываются. Он уже заворачивает в столовую, как двери распахиваются ему навстречу. — Ой. Здравствуйте, ма… Ам. Ми-миссис Малфой, — Гарри отшагивает назад и робеет, как пятилетней ребенок, встретившийся со своим кумиром. — А я тут… Это. Пойду чайник поставлю, — и забрав у Драко коробочку с тортом «Павлова», уносится в сторону кухни.

— Здравствуй, мам, — тихо посмеивается Драко, но, чувствуя исходящее от нее раздражение, глубоко вздыхает. — Что-то случилось? — тхо спрашивает он, проходя в столовую, замечая, как Ханьюл Чинжу отрицательно кивает ему головой, намекая, чтобы он с ней не здоровался и не спрашивал у нее ничего. — Отец.

Они приветливо кивают друг другу, но Люциус не подает голоса. Просто смотрит на Драко почти непроницаемым взглядом. Сложно даже сказать, о чем конкретно он думает и думает ли.

— Абсолютно ничего, — Нарцисса проходит к столу и усаживается напротив сидящей тихой мышкой Ханьюл Чинжу. — Просто оказалось, что наш сын стал слишком взрослым, чтобы утруждать себя оповещать родителей о том, что с ним происходит. Мисс Ким, я не слишком доверяю навыкам приготовления пищи мистера Поттера, не могли бы вы приготовить нам с Люциусом чай? Будем весьма благодарны, если вы принесете нам чашечку. Черный, пожалуйста, если возможно, — мило улыбается Нарцисса, отчего Ханьюл Чинжу едва не смеется.

— С радостью, миссис Малфой. Совершенно недавно приобрела баночку Ассамского. Надеюсь, вы не откажетесь от кусочка торта, что принесли Драко и Гэрри. — Ханьюл Чинжу только рада свалить подальше от них, потому что участвовать в семейных разборках ей не слишком хочется. — О, и надеюсь, вы не торопитесь. Если честно. У меня тут совсем нет друзей, и я была бы рада подружиться с вами.

— Всенепременно, мисс Ким.

— Благодарю, миссис Малфой, мистер Малфой. — Ханьюл Чинжу весьма радостно кивает и выходит из столовой.

Нарцисса провожает ее мягкой улыбкой, но едва дверь за Ханьюл Чинжу закрывается, как эта маска мгновенно спадает с ее лица. Теперь от нее исходят такие эманации гнева, что Реддл и рядом не стоял. Если бы она могла, убила бы его, оживила и снова бы убила. Но строгое воспитание не позволяет ей даже голос поднять, что уж там о рукоприкладстве говорить. И это всегда забавляло Драко. Даже их ссоры с Люциусом больше были похожи на обмен остроумными репликами, нежели на ссору. Впрочем, Нарцисса иной раз могла вспылить и отвесить Люциусу оплеуху, если уж иначе не могла донести до него свои чувства. Впрочем, это было лишь два раза на памяти Драко. Первый, когда Люциус подкинул дневник Реддла Джинни Уизли, а второй, когда Драко пришлось принять метку Пожирателя Смерти. Правда, в этой версии, скорее всего, Люциус получил оплеуху за то, что подверг себя такой опасности.

— Итак, мы слушаем тебя, сын, — с непроницаемо холодным выражением лица Нарцисса смотрит на Драко в упор, и он снова чувствует себя мальчишкой.

Обычный мальчишка, школьник, провинившийся перед родителями. Весьма забавная ситуация, но до чего же приятная. Впрочем, Люциус впервые молча смотрит на него, сидя в своем кресле-каталке и перебирая пальцами по палочке в руке. Его выписали лишь недавно, потому они с Гарри еще не успели восстановить его ноги.

— Я не могу рассказать всего, правда. И дело не в том, что стоит запрет министерства или что-то в этом роде.

— Мы лишь не хотим, чтобы вам было больно, — в столовую возвращается Гарри и Ханьюл Чинжу, а следом за ними влетает парочка подносов с чашками, чайничком и блюдцами с тортом. — Простите, что прерываю, миссис Малфой. Добрый день, мистер Малфой. И насчет чая не переживайте, все готовил Добби.

На лицах Люциуса и Нарциссы тут же отражается здоровый скепсис с толикой недоверия, но когда в столовой появляется сам Добби, приветливо кивнув им и накрыв стол, как полагается, они слегка удивлены таким поворотом событий. Поттер же, пользуясь отвлечением внимания, садится рядом с Драко за стол, тут же подсовывая ему чашку зеленого чая и кусочек торта поближе. Что не укрывается от взгляда Люциуса, хмурящегося от такого весьма фамильярного отношения к Драко.

— Подожди, Дракоша, дай мне секунду, — Гарри успевает перебить его до того, как он продолжит объясняться перед родителями.

Драко только пожимает плечами. Лучше вряд ли станет, а к худшему они всегда готовы.

— Это из-за меня Драко пришлось стать тем, кто он сейчас. Мы пережили с ним слишком много, чтобы это можно было легко рассказать. И я, честно, очень хочу, чтобы вы продолжали видеть в нем своего сына, несмотря на то, как сильно ему пришлось измениться. Пусть нам пришлось стать монстрами, чтобы выжить, он все еще ваш сын. Я очень прошу вас, пусть ваш гнев будет направлен только на меня, потому что это я виноват, что он стал таким. Мне искренне жаль, что я втянул вашего сын… Агкх! Дракоша! Какого дементора? Я пытаюсь быть серьезным, а ты мне подзатыльники отвешиваешь?! — Поттер аж подскакивает с места, рассерженно глядя на Драко.

— Рука дернулась. Сам не ожидал, — с совершенно искренним видом, но лисьим прищуром отвечает Драко. — Сядь, чай остывает.

— Рука у него дернулась. Да ты же постоянно меня шпыняешь!

Бурча, Гарри плюхается на стул и скрестив руки на груди, чуть горбится, бурча себе под нос о том, что у Драко появилась крайне небезопасная привычка.

— Меня радует, что глупости ты говоришь не так часто, а то у меня рука бы отсохла тебе подзатыльники отвешивать, — посмеивается Драко, но быстро берет себя в руки. — В общем. — Глубоко вдохнув и опустив на секунду голову, Драко поднимает взгляд на родителей. — Я давно свыкся с мыслью, что вы можете меня возненавидеть, мам, пап. Думаю, это было бы даже лучше, чем страх. Но сейчас я не готов рассказать вам правду. Простите, правда, не могу, — Драко опускает взгляд, и Гарри накрывает его ладонь своей, нежно сжимая пальцы.

— Я мог бы, но… позвольте нам побыть еще немного такими? — Гарри виновато улыбается, смотря на Люциуса и Нарциссу. — Побыть мальчишками, которых будут ругать за то, что они творят какое-то безумство. Нам это нужно. Нам очень нужно, чтобы вы оставались для нас взрослыми, теми, кого мы вынуждены слуша…

— Вы идиоты! — резко произносит Люциус, выпрямившись.

Ханьюл Чинжу едва не давится чаем, но не от неожиданности, а скорее от почти сорвавшегося с уст смеха. Тихо извинившись, она снова пытается слиться с интерьером, только бы ее не замечали, потому что влезать в их семейные разборки ей не хочется. Драко поглядывает на Ханьюл Чинжу, подумывая о том, что ему бы тоже хотелось сейчас стать невидимкой. И он мог бы, но это же не решит проблему.

— Узнавать о собственном сыне из газет — чудное занятие. Ни одного письма за весь прошедший год. И где ваше чувство вины, мистер Поттер, если вы не могли даже прислать сову с просьбой не беспокоиться? Ох, как я мог забыть, у вас просто нет этого чувства. Вы кидаетесь словами, за которые даже не собираетесь отвечать, — хмуря брови, Люциус пытается всеми силами сдерживать свой скачущий от эмоций тембр, но саркастичные чуть высокие нотки все равно проскальзывают. — И ладно, у вас не было времени в течении всего прошлого учебного года. А потом вы пропадаете и, вернувшись, даже не пытаетесь объясниться! Весь август. Чем вы были заняты весь чертов август, что вы не нашли даже минутки сообщить о том, что с вами все в порядке?

— Люциус.

— Я еще не закончил, Нарцисса. Так какими вы там хотите быть? Теми, кто будет слушаться нас? Отлично, тогда, мистер Поттер, соизвольте исчезнуть из жизни моего сына!

— Отец!

— Я не могу этого сделать!

— Это почему же не можете? Вы можете убивать не моргнув, а просто перестать портить жизнь моему сыну не можете? Какой эгоизм!

— Отец, мы не можем…

— Люциус, перестань.

— Что же вы молчите, мистер Поттер? Нечего вам сказать, не так ли? — Люциус не слушает, выжигая в Поттере дыру взглядом. Даже повышенный тон, разносящийся по столовой эхом, не унимает его. — Эгоистичный, безмозглый и наглый мальчишка, избалованный всеобщим вниманием.

— Да будто я этого хотел! — Поттер срывается на крик, резко поднявшись и скомкав руками скатерть на столе. — Думаете, мне оно надо, жить у всех на виду? Или я хотел быть избранным для убийства Реддла? Да срать мне на это! Я просто хочу жить. Жить без ебаных попыток сдохнуть каждый гребанный день. И да, я эгоист, тупой и наглый. Но я умру без Драко. Даже если отобрать у меня всю магию, лишить возможности думать о ней, я смогу жить и как червяк. Но если я не смогу быть с ним, если я не буду чувствовать его — я умру. Он все для меня. Он моя жизнь. Что вы еще хотите от меня услышать? Я и так стараюсь, как могу. Думаете, мне легко? Я даже думать не могу о том, что он может выбрать не меня, а какую-то девчонку. Меня воротит от одной мысли, что он может быть счастлив не со мной, но я стараюсь, ясно? Я пытаюсь не мешать ему строить свою жизнь.

Шумно выдохнув, он закрывает на секунду глаза, и от его ладоней тоненькой струйкой вздымается дым. Он спалил скатерть под руками.

— Простите. Мне надо успокоиться.

Поправив скатерть, целую и невредимую, Поттер уже собирается выскочить из столовой, но Драко хватает его за руку. Внутри все бушует и рвется от наплыва чувств. Какая же сложная штука — отношения, — то цунами смывает, то уносит смерчем, а то такой штиль, что страшно. Поттер стоит к столу спиной, сжимая руки в кулаки.

— Меня радует, что вы все так обо мне волнуетесь, — Драко крепко сжимает пальцы на запястье Поттера. — Но кто вам всем дал право решать за меня? Да, у нас не было времени писать вам. Да и письма не лучшая идея, когда все вокруг были сосредоточены на нас. Мы не могли рисковать, мало ли кто мог прочитать письмо. К тому же о таком не говорят в письмах. Разборки с Реддлом, покупка дома, оформление документов. Ложь. Много лжи, в которой нельзя было путаться. Вот только если для всех вокруг это ложь, для нас это было правдой. И я писал письма в течение этого месяца. И писал вам о том, что как только все закончится, я расскажу вам все.

Отпустив руку Гарри, Драко закрывает глаза, чувствуя отвратительное головокружение. Аппетита и так не было, теперь и вовсе нет желания насиловать организм едой. Ханьюл Чинжу сочувственно улыбается и мягко гладит его по руке. Поттер, еще раз буркнув извинения, выскакивает из столовой, Драко смотрит на складку скатерти на столе и пытается собрать мысли в кучу, остудив при этом голову. Слишком много громких эмоций. Люциус злится, Нарцисса обескуражена, а в собственной голове вихрем проносится насмешливая мысль о том, что они в жизни не признавались друг другу в любви, но каждый раз говорят об этом другим. Это проклятье или попытка оправдать собственную слабость?

Поднявшись, Драко обходит стол и встает рядом с отцом. Нужно восстановить его организм. В тот раз пришлось сильно потрудиться, чтобы все не испортить, а сейчас надо просто снять блокировку с нервных окончаний. Дальше организм справится сам.

— Потерпи немного, пожалуйста, — присев на корточки, Драко касается его коленей и медленно вытягивает свою магию из его тела.

Это болезненно, но лучше сделать это сейчас. Драко не знает, когда еще он сможет оказаться с ними, потому что Бруствер все же взял с них слово, что они отучатся до конца. Якобы это покажет их добрые намерения. Драко, в общем-то, плевать, кто и что о них подумает, его куда больше сейчас волнует Гарри.

Люциус стискивает зубы, пока его ноги подрагивают от боли. Нарцисса встревоженно смотрит на них, Ханьюл Чинжу просто наблюдает. А Драко едва не навредил отцу, задумавшись. И все же, вытянув магию, как если бы вынимал длинные тонкие спицы, слышит над ухом тихий облегченный выдох.

— Постепенно все восстановится, не перенапрягайся, пожалуйста.

Нежная улыбка касается губ Драко, он с секунду задерживается и смотрит на отца снизу вверх.

Сейчас бы забраться к нему на руки, в крепкие объятия. Как в детстве. Мама рядом читает сказку перед сном. И весь мир такой прекрасный, огромный, чарующий, пугающий, но прекрасный. Любому ребенку нужны родители, но каждому человеку нужен тот, кто будет рядом в самую ненастную погоду. Кто возьмет за руку и в минуты отчаяния заставит улыбаться. Кто будет рядом, даже если весь мир отвернется.

— Простите, пап, мам, но я люблю его. Надеюсь, когда-нибудь вы сможете нас простить, — тихо рассмеявшись, Драко на секунду опускает голову и едва касается лбом коленей отца.

Как же хочется тишины! Покоя, расслабленности и уверенности в завтрашнем дне. Ну, пусть не уверенности, но хотя бы знать, что мир не подкинет очередную убийственную ловушку. Сколько они еще должны страдать? И, набрав в легкие воздуха, Драко поднимается, стараясь скрыть чувство тоски.

— Оставайтесь здесь, сколько захотите. Чинжу, этот дом принадлежит тебе, так что, хозяйничай, как захочешь. Документы уже готовы, — повернувшись к столу, он достает из кармана папку, возвращая ей первоначальный вид, и оставляет ее на столе перед Ханьюл Чинжу. — Вынужден вас покинуть. Мне надо найти Гарри, пока он не совершил очередную глупость.

И едва ли не бежит из столовой. К нему. Все пути сходятся на нем, и Драко уже не знает, проделки это Случая или всего Хаоса, вместе взятого. Судьба, предначертанность, ошибка. Не важно. Все это не важно, пока они живы. И пока вместе.

Гарри находится в одной из спален, в глубоком сне и с чашей в руках. Похоже, он решил выместить свою злость на Реддле. Ну, хоть мебель не страдает, и то хорошо. Драко аккуратно забирает у него чашу и садится рядом.

Ожогов на его теле прибавилось. От кончиков пальцев, вверх по рукам, по плечам до шеи, не затрагивая ключицы. Вплоть до подбородка, ушей и линии роста волос. Как будто на нем туго обтягивающий очень короткий топ с высоким воротом и длинными рукавами. Под ключицами рваные крылья, очерченные тонкой белой полоской кожи. Майка не скрывает его плечи, и Драко проводит кончиками пальцев по ключицам, еще не тронутым ожогами. Они умрут, когда их тело полностью станет таким, или раньше? Так глупо думать о смерти, когда они каждый день ходят по краю.

Привычно горячая кожа неожиданно прохладная. Драко ощупывает его шею в поисках пульса — нет. Прикладывается ухом к груди — сердца не слышно! Дыхания тоже нет. Нет, этого не может быть! Он не может умереть! Не сейчас. Они же почти достигли цели. Слезы по щекам текут градом, заполняя глаза и размывая картинку. Не раздумывая, Драко упирается ладонями в его грудь, наваливаясь всем весом и пропуская через его тело импульсы магии в попытке заставить сердце биться, но оно остается глухо.

«Пожалуйста, пожалуйста! Не надо. Умоляю! — молится Малфой, не на секунду не переставая пропускать молнии через его тело. — Сделка. Я хочу заключить сделку. Я хочу новое желание! Я хочу прожить с ним половину той жизни, что мы уже прожили! Пожалуйста».

Магия разливается по телу, окутывая его целиком. Пальцы покрываются инеем, изо рта вырываются клубы холодного пара. Слезы на щеках замерзают и падают вниз, блестя, как стекло. Злость медленно вздымается в груди огнем. Все мысли срываются на бег, и лидирует только одна — если Гарри умрет, весь мир погибнет вместе с ним. Драко уничтожит все, всех и вся, прежде чем магия сожжет его самого. Разнесет эту чертову песочницу к чертям так, что придется строить заново! И играться Хаосу больше будет негде. Впрочем, Земля не единственная песочница, есть еще куча других планет для подобных игр. А может, и галактик. Другой вопрос, есть ли там такие же психи, как люди, чтобы веселиться за их счет. Вот только Драко сейчас плевать на все миры. Его мир умирает с каждым вдохом.

Проскользнувшая по краю сознания мысль о том, чтобы связать их тела магией еще сильнее, заставив сердца биться, как одно, заставляет Драко тут же ухватиться за нее. Плевать, что это неправильно. Плевать, что это убьет их. Это единственное, что он может сделать сейчас. И делает. Аккуратно усадив Поттера, он кладет его голову себе на плечо. Обхватывает за плечи руками, прижимая к себе так, чтобы их сердца были ровно друг напротив друга. И медленно, почти ювелирно, связывает их тела, оплетая тонкой паутиной магии, прошивая каждый мускул, каждое нервное окончание, каждый орган. Первый удар сердца Гарри отзывается в его груди, как величайшая музыка в мире. Малфой концентрирует магию на их груди и завязывает узлами все нити в их телах. Это уже второй раз, когда он связывает их тела магией, разделяя свою жизнь напополам. И Драко прекрасно знает, что Гарри делал так же.

Аккуратно опустив его на спину, улегшись рядом с ним, положив голову ему на грудь, Драко закрывает глаза и слушает его сердце. Ровная и тихая пульсация, разгоняющая по телу кровь, расслабляет. Его дыхание, как мерное покачивание в колыбели, такое легкое, приятное. Не важно, сколько времени они пробудут вместе. Каждый день, каждый час, каждое мгновение Драко будет беречь. Радоваться, смеяться, дурачится, плакать, только бы вместе. И это действительно безумие, но если им это нравится, то какая к чертям разница, как это называется? К дементору! Всех и вся, что попытаются встать между ними, только бы просто жить.

— Спи, мой Дракон. Теперь мы можем спать так крепко, как захотим, — бормочет сквозь дрему Поттер, перевернувшись на бок и прижав Драко к себе покрепче.

— Надо вернуться в школу, — напоминает Малфой, уютно устроившись в объятиях, хотя сам забыл об этом напрочь. Просто это первое, что приходит в голову.

— Хочу в спячку на сутки, — обиженно бурчит Гарри, начав морщится и нехотя открывая глаза. У него жутко болит голова и дышать трудно, но сейчас он наверняка сваливает это на тяжелое переваривание осколка души Реддла. — Чаша была тяжелее, чем остальные. Тут он выместил злобу на всех женщин мира. Ну, вернее, на мать.

— Что будем с ней делать? — зажмурившись, Драко надеется, что Поттер не заметит его слез.

— Семейная реликвия, как-никак, — насмешливо ухмыляется Гарри, понимая, что реликвия из чаши так себе. — Выбросить не получится, школе не отдашь, министерству тоже, зароют где еще. Оставим у себя, все равно, считай, право собственности у тебя. А там, может, подарим все пять крестражей ребенку. Как память, лучше, чем вообще ничего. Да и дневник я восстановил. Так это что же получатся, мы закончили? — Гарри резко опрокидывает Драко на спину и, упершись руками в кровать, нависает сверху.

В зеленых, как омытая расой трава, глазах отражается такая затаенная, прикрытая надеждой на согласие, радость, что слепит своей яркостью. Драко мягко касается подушечками пальцев его щеки. Теплый. Живой. Проводит по скуле к виску и накрывает ладонью щеку. Конец ли это? Драко пожимает плечами, понятия не имея, конец это или начало.

— А знаешь, — Гарри усаживается на бедра Драко, выпрямившись. Из него так и льется озорство и черт знает откуда взявшаяся энергия. — Сон для слабаков. Мы будет жить на полную катушку! Мы с тобой будет путешествовать. Посетим все возможные места, в которых только можно побывать. Возьмем с собой девчонок, акромантул с ними, пусть гуляют. А из этого дома сделаем что-то сказочное! Восстановим земли при доме, выкупим тот заброшенный завод, землю Гонтов. Сад тоже восстановим. Будем растить и магические, и обычные растения. Завод тоже без дела стоять не будет. Он вроде ткацкий, так? Ну, вот пусть и прядет там ткань, нити и прочее, притом далеко не только обычные, но и магические. Уверен, мадам Малкин и ее внучатая племянница обязательно захотят поучаствовать, да и миссис Таттинг тоже. Ткань лишней не бывает, тем более, хорошего качества. И все это, чтобы зарабатывать столько, что даже нашим праправнукам хватило на безбедную жизнь! На это уйдет много времени? Да у нас его навалом!

— Гарри.

— Да, мой Дракон? — радостно отзывается тот.

— Ты невыносим, — посмеиваясь, Малфой тянется к нему и, заставив навалиться на себя, нежно целует.

И в этом поцелуи вся нежность, счастье и радость вырываются из груди в головокружительном хороводе. Тепло рук, влажные и такие мягкие губы. Время и мир вокруг перестают существовать, оставляя только трепещущие чувства, готовые сорваться в полет мириадами бабочек. Их жизнь только начинается. Драко знает, что им предстоит еще множество куда более страшных вещей, чем Волдеморт и смерть, потому что жизнь сама по себе — тот еще кошмар. Но до чего же страшно осознавать, что они ничего не знают об этом мире, кроме смерти и всей его грязи. И сколько же раз им придется вытаскивать друг друга из-за грани?

Пока они вместе, Драко пойдет за ним и в ад, и в рай. Сквозь боль, страх, смерть и ужас. Вместе. До конца.