Резко открыв глаза, Северус ловит собственное сердце где-то в горле. Поднявшись и стерев со лба пот, он все еще не понимает, видит ли каждый раз сон, или же это отголоски их магии, или что-то еще. Он не понимает, почему они ему снятся. Потому, что ему трудно осознавать, что пережил не только свою первую любовь, но и сына? Сыновей, раз уж на то пошло, потому что в какой-то момент Гарри и Драко стали ему родными, надоедливыми, но очень и очень дорогими сердцу мальчишками. Если их можно назвать мальчишками.

Чтобы отвлечься, Северус поднимается, зная, что уже не сможет уснуть. Этот сон или не сон, не важно, вот уже несколько лет не дает ему спокойно спать по ночам, тревожа и словно требуя чего-то. Но что именно он не сделал? Или сделал, и теперь они его так наказывают?

А за окном тихая и спокойная ночь. Ветер безжалостно срывает пожелтевшие листья, разбрасывая их по округе, словно они никому не нужны. Любящие гулять студенты будут безжалостно топтать их до тех пор, пока дворник не сметет в кучу. Где-то их предают огню, а другие сваливают в компостную яму, и только редким везунчикам удастся попасть в какой-нибудь гербарий. По звездно-обсидиановой глади плывут облака, и на ум приходят вопросы, которые Северус никогда не задавал себе раньше. А чем люди не рыбы? Почему Солнце называется звездой? Почему люди в принципе решили, что это дерево, вон то куст, а это человек? Кто дал эти названия, как вообще появился язык, откуда взялись животные. Все эти вопросы огромным клубком сворачиваются где-то под черепной коробкой, оставаясь без ответа годами, если не тысячелетиями. Но самый страшный ответ в этом — случайность. Мир случайно создал сам себя. Без помощи извне, без чьей-то высшей длани и без цели. Он просто есть, он существует, развивается, движется. Даже понятие времени появляется только с появлением человека, которому как-то нужно оценивать собственную занятость.

Если такое у животных? Разумеется, есть, но для них время имеет другой смысл. Время для размножения у какого-то вида наступает весной, а у какого-то осенью. Зимняя спячка, чтобы пережить малое количество пропитания и просто выжить. Время охоты оценивается уровнем голода. И все это определяется случайным стечением обстоятельств. Смена сезонов каждый год вытекает из оборота планеты вокруг собственной оси и солнца, как какой-то крошечный электрон вокруг ядра клетки. Но какой? Смена температур и погодных условий на планете так же зависят от каких-то случайностей, повлиявших на изменение климатических явлений. То же извержение вулкана может нагреть землю и задержать приход холодов. Но человеческий разум, ищущий что-то более возвышенное и великолепное, никогда не сможет принять даже саму мысль о том, что в человечестве нет ничего важного. Он — просто случайность, и боги, как таковые, существуют лишь в их головах.

— Интересно, сколько еще лет пройдет, прежде чем люди это поймут? — Северус снимает очки и потирает переносицу.

В такие тихие ночи особенно сложно унять бушующие в голове мысли. Северус смотрит в потолок и пытается понять, а был ли иной путь у этих двоих? Могли ли они когда-то просто разойтись, как обычные школьные знакомые, и никогда не знать друг о друге так много? У Дамблдора на это был один ответ:

— Если верить теории множественности временных линий Вселенной, у каждого из нас есть сотни путей, по которым мы могли бы пойти. Но этим двоим удалось совершить невыполнимое — обмануть самих себя. Возможно, все их путешествия во времени — правда. Возможно, они просто хотят в это верить, но тогда остается вопрос, а как тогда они обо всем этом узнали? — и он сразу же отвечает на свой же вопрос: — Память такая штука, Северус, она легко дорисовывает несуществующее, а при должной вере в это несуществующее легко обмануться. Есть вероятность, что они просто из другой временной ветки, в которой Том победил. Но я никак не могу понять, почему они всегда возвращались в одно и то же время — до их первых семнадцати лет. Возможно, потому, что каждый раз доживали хотя бы до пятнадцати, но тогда бы они возвращаясь в уже измененное, а они оказывались каждый раз в изначальной версии, где все было так, как до победы Тома. Как им это удавалось? Я склонен думать, что тот ритуал стал просто способом осуществления их желаний. Как у магглов джинны, исполняющие желания; тем же стал для них ритуал, позволяющий им возвращаться именно в ту первую точку из любой ветки событий. Единственное, что я не могу понять, это почему их так тянет друг к другу. Для этого нет никаких предпосылок. Да, взаимопомощь и взаимовыгода существенно влияют, но разве это гарант любви?

Северус слушал его слова за пару дней до его смерти и пытался понять другое — почему сам Альбус не признавал их чувств? Он страстно уверял, что Гарри от смерти спасла любовь матери, а теперь сам же отрицает возможность такой любви? Северус окончательно перестал понимать Альбуса Дамблдора. А все эти картины никогда не случавшегося и никогда не существующего будущего или прошлого нещадно крутятся в голове, заставляя представлять, как бы однажды Гарри Поттер встретился с Драко Малфоем где-то на перроне, и все, что бы они сделали, так это кивнули друг другу и разошлись. Где у каждого отдельная жизнь, в которой друг другу нет места. В которой нет и самого Северуса Снейпа, потому что тогда он действительно хотел отдать жизнь за Гарри Поттера. В которой Альбус Дамблдор так же мертв. Но почему-то Северусу сложно представить их счастливыми. Сложно увидеть по-мальчишески горящие глаза, когда они собираются в очередное путешествие, или стать невольным свидетелем проявления их нежности не только по отношению друг к другу. Они по-особому тепло любили Асторию и Ханьюл Чинжу, любили Дельфини, как свою дочь, несмотря на всю ту ненависть к ее настоящим родителям, что роилась в их головах. И очень трепетно любили сыновей. Северус до сих пор помнит выворачивающую душу наизнанку картину: Гарри Поттер молча глотает слезы, бегущие по его щекам ручьем, в его дрожащих руках два крошечных свертка, а Драко бережно обнимает их троих, точно так же тихо плача. Тогда Снейп не знал, почему они плачут, но сейчас... Он на собственной шкуре ощущает всю их безграничную любовь к детям, женам и даже к самому себе. В людях нет столько любви, не может быть! А в них она сияла ярче солнца, согревая, но не сжигая. И невольно пытается представить, а была ли Лили так же счастлива с Джеймсом? Или мама с отцом? Хотя бы один день из всей их жизни! Если да, то Северус может ни о чем не жалеть.

Нужно еще поспать. Завтра, вернее, уже сегодня будет крайне тяжелый день. В прошедший вторник была годовщина, а сегодня они все собираются в «Кабаньей голове». Из путешествия вчера должны были вернуться Астория и Ханьюл Чинжу. Они уже почти полгода путешествуют вдвоем где-то по южной Азии, кто знает, что они оттуда привезут в этот раз. Остается только надеяться, что ничего противозаконного, с них станется. Уже только мысли о том, что может произойти с их «подарочками», утомляют, и дрема мягким покрывалом накрывает его с головой.

Северусу снится сон, но не такой, как обычно. Этот сон куда более приятный. Он смотрит откуда-то сверху за двумя счастливыми и никогда не знавшими бед мальчишками. Они беззаботно играют у берега озера, пуская самодельные кораблики из листьев и бумаги. О чем-то болтают, смеются и улыбаются. Улыбаются так открыто и честно, как могут только дети, еще не узнавшие жестокости этого мира. А утром, открыв глаза раньше будильника, что Северусу не свойственно, он ощущает себя неестественно тоскливо. И ужасно не выспавшимся, потому что сны — зло.

— Доброе утро, директор Снейп, — как и всегда, весело напевает Блэйз Забини, с которым тот сталкивается в главном холле.

Иногда Северус жалеет о своем решении взять его на работу.

— Если что, мальчишки уже умчались с Дельфини. Так торопились, что едва не снесли меня с ног! — посмеивается он, направляясь вместе со Снейпом в сторону Большого зала. — Вы, кажется, тоже собирались пропустить завтрак? Если нужно что-то кому-то передать…

— Нет, спасибо, Блэйз.

— Хорошо. Тогда хорошего вам дня, директор, — Забини привычно радостно улыбается и, кивая, едва не ускакивает в сторону Большого зала, у дверей которого его уже ждет Невилл Лонгботтом.

Заметив их, Лонгботтом кивает в знак приветствия Снейпу и галантно открывает дверь перед Забини, пропуская того вперед, с улыбкой слушая его очередной не слишком веселый, но и не пустой рассказ. Так странно видеть их вместе каждое утро. И не то чтобы Северус был против их отношений, просто с каждым годом Забини становится все бесстыднее. А ведь давно не мальчишка! И все равно ведет себя просто отвратительно. Но с другой стороны, помимо того, что из него вышел приличный человек, хороший зельевар остался. Ну и по совместительству он умудряется не просто работать деканом Слизерина, так еще и консультации юным дарованиям проводить по поводу и без. В основном сексуального характера. Вместе с Ромильдой Вейн, школьным колдомедиком, они помогают подросткам разобраться не только в себе, но и предупреждают о всякого рода последствиях сексуальных связей и не только. Современное общество, потеряв стыд, приобрело потребность в массовом половом воспитании, и как директору Снейпу приходится не просто мириться с этим, но и поддерживать, иначе разбалованные подростки теряют всякий контроль.

По правде, Северус не успевает следить за тем, как в этой школе умудряется помещаться столько всего и сразу. Пусть еще десять лет назад Минерва Макгонагалл утвердила маггловедение как основной урок, а вот прорицания сделала дополнительным полностью, хотя изучать его могут с первого курса по желанию или если есть к этому талант, за последние двадцать лет школа сильно изменилась. И к этим изменениями Северус привык слишком быстро. Настолько, что сам заметить не успел, но каждый раз, сталкиваясь лицом к лицу, с ужасом осознает разницу между тем, что было во время его обучения и теперь.

— Здравствуй, Северус, — Ханьюл Чинжу едва ли не вскакивает с места, порывисто обнимая его за плечи, едва он доходит до их столика в трактире.

— Здравствуй, Чинжу, Астория, — Снейп, приобняв ее, мягко проводит по спине рукой, и та тут же усаживается обратно. — Как ваше путешествие? Что на этот раз привезли?

— Подарки всем привезли! — Астория, как и всегда, энергичная, похлопывает по топорщащемуся и едва не лопающемуся боку сумки, весящей на спинке стула.

— Остается надеяться, — тяжко вздыхает Северус, — что это что-то безопасное. Вы уже сделали заказ?

— Сливочное пиво, пожалуйста! — нескладным хором произносят они всей пятиглавой толпой и тут же заливисто смеются.

Покачав головой и вздохнув, Северус направляется к барной стойке, где Ремус Люпин уже разливает пиво по бокалам. Он стал помогать Аберфорту в трактире еще в начале двухтысячных, а в итоге стал его владельцем. И, пожалуй, на Аберфорте род Дамблдоров, как и линия Антиоха Певерелла, закончилась. Северус не уверен, что у кого-то из них были дети. Ни Альбус, ни Аберфорт не проявляли особой активности в этом плане, что порождало массу необоснованных слухов. И если про Аберфорта Северус ничего не знает, то про Альбуса ему известно даже больше, чем хотел бы. Альбус Дамблдор обладал той чертой характера, в которой напрочь отсутствовала физическая тяга не только к людям противоположного пола, но он и вовсе не ощущал никаких сексуальных желаний. Его любовь к другим была наивно-детской и больше похожа на любовь святого отца к своим прихожанам или послушникам. Без какого-либо подтекста. И это всегда ставило Снейпа в тупик, особенно когда он рассказывал про Гриндевальда. Только Северус так и не осмелился задавать ему вопросы про его жизнь. А с Аберфортом Северус не так близко знаком, чтобы уверять хоть в чем-то.

Люпин молча ставит на поднос шесть бокалов, даже не взглянув на Северуса. Играют в нем обида или же недоверие, а может, раздражение, Снейп не знает, просто Люпин не разговаривает с ним уже почти двадцать лет. В конце девяностых они с Блэком еще пытались наладить отношения с Поттером, но каждый раз, когда они затевали разговоры о них с Малфоем, все заканчивалось скандалом. А последний раз закончился и вовсе публичным признанием Поттера:

— Из всех вас, без обид, девочки, — обратился он к Астории и Ханьюл Чинжу, — но я выберу Драко. Даже если он попытается меня убить или предать, я всегда буду выбирать его. Чего бы мне это ни стоило, — заявил он прямолинейно и серьезно, хотя серьезность выдавали только глаза, на губах же играла издевка.

Отчасти, Северус понимает их желание не рассказывать никому о том, как они жили до этого. И это было такой насмешкой с их стороны: взвалить ответственность на Снейпа. Оставить за ним право — рассказывать их историю или нет. И в отместку, в желании высмеять, он это сделал. Правда, только тем, кому считал должным рассказать.

— А Люциус и Нарцисса придут? — Дельфина быстро сгребает бокал с подноса, едва коснувшегося стола.

— Не знаю, милая, — отвечает Астория, — Люциус не разговаривает со мной, а Нарцисса ничего не говорила. Вряд ли они придут, но я надеюсь на это. Они все еще не хотят в это верить.

— Никто не хочет, — хмыкает Ханьюл Чинжу, запивая горечь слов пивом, — но мы все знали, что рано или поздно это произойдет. У людей век недолог.

— Мам, — Аллан обнимает Ханьюл Чинжу за плечи, ткнувшись носом в шею, — только не плачь.

— Не буду, Эл, — скорбно улыбается та, растрепав волосы Аллана.

На короткое мгновение становится тихо. Каждый думает о своем, вспоминает, возможно, даже жалеет о том, что не успел сказать или сделать. Но за последние двенадцать лет, заполненных до отказа событиями на каждый день, было столько всего, что сложно сказать, чего не было. Оглядываясь сейчас назад, каждый из них осознает, что Гарри и Драко играли наперегонки со временем, желая успеть так много, сколько вообще возможно. Каждое лето начиналось где-то на берегу озера, а заканчивалось в горах на лыжах или в тропическом лесу, в попытках обуздать морские волны, а может, и вовсе совершить турне по Европе, проложив путь через разные города, петляя и выписывая буквы по карте. Рвануть на новогодние каникулы в Штаты, потому что они все соскучились по Дельфини — норма. Отправлять друг другу подарки, спонтанные, ничего не значащие, просто потому, что захотелось. Каждые выходные шумные, яркие. Каждый год спонтанный праздник, веселье, смех и улыбки, в которые втягивались все, кто попадался под руку. Не смогли отвертеться даже Нарцисса и Люциус, которые сначала возмущались, а потом и сами были не против.

И все это закончилось слишком резко.

Северус внимательно разглядывает их лица и думает, а нужно ли им было знать то, что он отправил им еще два месяца назад. Нужно ли им было знать то, что они не знали? Но уже поздно сожалеть — дело сделано. А в подсознании, настойчиво постукивая в голове, крутится одна и та же фраза — им нужно знать о них правду. По крайней мере, Аллану и Скорпиусу точно нужно. Только в рассказе Северус упустил крайне много вещей, связанных с их личным кошмаром. Как бы странно это ни было, но он никак не мог заставить себя написать хотя бы слово о том, как они страдали от чужих рук или по собственной инициативе. Словно он боялся, что едва слова останутся на бумаге, как оживут и приобретут форму: страшную, пугающую и живую. И он написал только то, что было связано с этой их «попыткой». Последние главы давались особенно тяжко, но Северус просто не мог оставить их в своей голове. Эта части их жизни так и просилась на бумагу, будто тогда он смог бы ее забыть.

Пригубив немного пива, Северус рассеянным взглядом смотрит в пустоту, погрузившись в свои мысли. Этот день не будет таким же веселым, как предыдущие два. Теперь до всех окончательно доходит, что ребята уже никогда не вернутся.

— А я так и не поняла, почему изъян? — вдруг спрашивает Астория, выдергивая всех из задумчивости.

Северусу требуется пара секунд, чтобы собраться с мыслями и ответить на ее вопрос. Действительно, почему именно изъян? Они рассказывали о магическом изъяне, коим обладают, но пока Северус писал их историю, заметил одну маленькую вещь — ритуал работает только у них.

— Потому, что они сами по себе являются изъяном, — отвечает он, поставив бокал на стол и откидывается на спинку стула. — Для нас не существует той отправной точки, в которую они постоянно возвращались. Я не знаю, заметили ли они, но каждый раз, проводя ритуал, они попадали именно в ту свою первую жизнь до победы Волдеморта. Каждый раз в разное время, но именно в те свои первые семнадцать лет. Потому что отправная точка, в каком бы возрасте они ни были, всегда тот первый скачок во времени. А для нас его попросту не существует. Да и толкование рун там совершенно другое, словно они создали свой собственный рунический ряд.

— Но тогда выходит, что они обладали той магией с самого начала, разве нет? — Ханьюл Чинжу вздергивает брови, выглядя при этом весьма мило.

— Как-то они упоминали, что магия — это способ мышления, — вспоминается Северусу их способ объяснения магии и энергии. — И что магия — это энергия внутри нас, которой маги способны управлять. Вообще-то, они правы. Иначе бы дети до того, как взяли палочку в руки, не смогли бы колдовать. И эти всплески магии подтверждают их трактовку магии. Я не знаю, в какой момент и что именно произошло, но склоняюсь к тому, что все, что они пережили за первую свою жизнь, заставило думать их иначе, чем мы с вами. Для них магия стала и проклятьем, и спасением. Они ненавидят ее и боготворят. Притом практически буквально. А найти какие-то способы объяснить что-то, не так сложно. Вот они и нашли их, изучая собственное тело и тела других. Мне иногда кажется, что они показали мне далеко не все. Только ту часть, которую считали нужной, притом фильтруя все это на подсознательном уровне.

— Как говорится, кто ищет, тот всегда найдет, — отзывается Дельфини, буркнув в бокал немного невпопад.

— Да. Они искали способ выбраться из плена, спастись. И желания имеют свойства сбываться. Не всегда так, как хочется, не всегда тогда, когда ждешь, но сбываются, — Северус усмехается, снова поднимая бокал и делая пару глотков. — Потому той магией, которую они обнаружили в себе на том безымянном острове, они обладали с самого начала. Просто путь осознания, что магия внутри них, был слишком долгий. И еще дольше они шли к тому, чего действительно хотят. Они жаждали мести, но она не дарила им покоя и тишины. Месть разрушала их, заставляя мучиться еще больше. С другой стороны, этого времени хватило, чтобы они смогли найти способ избавиться от всего, что им мешало. Пожиратели Смерти, Реддл. Даже Дамблдор и собственные какие-то страхи или выстроенные барьеры. Они стали разрушаться в первый раз в тех подвалах Реддла, окончательно сломавшись, когда не могли достичь желаемого чувства удовлетворения местью и расплаты за боль и страдания. И снова построили себя, пытаясь остаться людьми. Вообще, это даже комично. Они сами толкали друг друга в пропасть, чтобы самим же из нее друг друга вытащить. Стать худшей версия самого себя ради другого, чтобы потом становиться только лучше друг для друга. И ради своих целей они ломали все вокруг. Обманом или силой, не имело значения, для них все методы были одинаковы. Но что забавно, так это то, что в какой-то момент они перестали лгать, научившись говорить правду так, чтобы она была страшнее лжи.

— Отец всегда любил приговаривать, что нет лучше лжи, чем правда. В нее никто не хочет верить, — тихо произносит Аллан, крутя в руках бокал и смотря на тающую пену. — Но, похоже, они и сами не верили. Я имею в виду, что они не верили тому, что это их магия. Может, они боялись, что как только признаются себе в этом, окажутся не лучше Реддла. Или что власть окончательно лишит их рассудка. В конце концов, сила, какой бы она ни была… — он запинается, не зная, как точнее закончить фразу.

— Накладывает ответственность, — произносит Скорпиус. — Любой бы испугался, когда понял, что миром слишком легко управлять, потому что большинство людей не задумывается о том, как именно и что происходит. Просто принимают все это как должное. К тому же, если смотреть на их способности, то они не являются сверхъестественными. Отец со своей возможностью ощущать чужие эмоции и чувства просто слишком чувствителен сам. С опытом, с постоянным общением с людьми, наблюдением, анализом, в конечном счете можно научиться понимать, что чувствует человек перед тобой по мимике, движениями, взгляду. Как бы сильно маги ни были способны контролировать свой разум посредством окклюменции, контроль чувств и эмоций — это совершенно иное. Тут нужно обладать способностью контроля собственного тела. А это, увы, — он усмехается, пожав плечами, и заканчивает: — Невозможно. Исключение составляет только дедушка.

— А у папы просто слишком много знаний в голове. Он так удачно прикидывается дурачком, что никто и представить себе не смог бы, на что он способен в действительности! — почти восхищенно произносит Аллан, продолжая. — Они же изучали биологию, физику и многие другие вещи на том острове. А накладывая свои знания о магии на эти знания, получали что-то невообразимое. По сути, они просто взломали какой-то код между двумя разными мирами, ловко объединив их в один в собственной голове. И вывели свои знания на новый уровень. Я листал записи папы о генетике, и честно, они просто скаканули на десятилетия, если не на сотни лет вперед! А его сила создавать из чистой энергии, как из ничего, просто ускоренный вариант создания всех необходимых ингредиентов для этого предмета или явления. Если вспоминать о том же столе, то он просто создавал с самого начала дерево, инструменты, что там еще нужно? Но создавал не из ничего, а из собственной энергии, заставляя каждую крупицу мутировать в нужный ему элемент или предмет. И получал то, что нужно. Это не является созданием из ничего, просто процесс создания слишком быстрый, чтобы успеть осмыслить.

— А управление и способность контролировать свое тело? — Астория несколько непонимающе смотрит на сыновей. — Гарри мог управлять другими.

— А мог ли? — Скорпиус сбивает с мысли всех, попытавшихся ответить на этот вопрос самостоятельно. — В дикой природе, среди животных, есть иерархия. Слабый подчиняется сильному, и все, что для этого нужно, это доказать свою силу. Прибавим властный голос, тяжелый взгляд и уверенность, граничащую с безумием, и получаем в результате возможность управления другими. Тот же Реддл не мог управлять другими, но ему подчинялись. Почему? Потому, что чувствовали в нем более сильного и опасного, властного мага. А маги, к сожалению, куда более чувствительны в плане энергетики, чем магглы. И тут все стандартно со времен появления животных вообще — слабый подчиняется сильному, вне зависимости, какую популяцию животных рассматривать. Думаю, просто не ожидал от папы, что в его голосе, действиях, словах, взгляде может быть столько силы. Чего только его отсутствие страха перед Аластором Грюмом на глазах у других сыграло злую шутку с самими же аврорами. Грюм — самый опасный аврор того времени, а какой-то мальчишка его не боится, значит, он псих или действительно опасный. Потому каждый автоматически подчинялся папе, — Скорпиус делает пару глотков, глядя на дно кружки сквозь мутную пену сливок.

Все молча ждут продолжения. Северус с ужасом осознает, каких сыновей они воспитали. Он не особо задумывался, магия это или же что-то еще, но слушая их трактовку их особенностей, с ужасом осознает, что это очень даже возможно.

— Просто он пользовался эффектом неожиданности, — продолжает Скорпиус, — ведь даже от нас с Алом не ожидают, что мы знаем куда больше сверстников. А смешивая знания с практикой, можно получить те заклинания, которыми они пользовались. И это в разы сильнее всех существующих даже на данный момент. Остальное — просто ловко выкрученные слова, совмещенные с простыми заклинаниями вроде того же Ступефая. Тонкий, почти незаметный психологизм, выкрученный до предела.

— Что же до его контроля собственным телом, то магия крови легко объясняет это, — перехватывает инициативу рассказчика Аллан. — Просто куча контрактов, заключенных на крови с собственным телом, с другими. Недаром магию крови попытались уничтожить, слишком уж она могущественная, а папа использовал ее на подсознательном уровне. В конце концов, любая магия — это лишь набор формул и влитая в них энергия. Просто они сделали из этого что-то невообразимое! Возможно, Мерлин, Моргана ля Фэй, основатели школы, и сами Певереллы были такими же гениями своего времени, как и папа с отцом. Мы этого все равно не узнаем, потому что выходящие за рамки понимания людей не укладываются в нашей голове, как что-то обычное. И да, магия — это способ мышления. Нужно уметь думать так, как никто другой. Видеть то, на что никто не обратил бы внимания. Они удивительные! — Аллан искренне восхищается отцами, сверкая пылающим воодушевлением взглядом.

— Что забавно, так это то, что магия, как и та же математика или химия с физикой, да и любая другая стезя жизни, так же является способом мышления, — хмыкает Скорпиус. — Вспомните, как пару лет назад разгорелся скандал о том, как удобнее или лучше было бы сортировать продукцию на складе, потому что вместимость у него небольшая, а продуктов было много. Такой скандал был! А пришел мистер Ванно, молча рассортировал и ушел. И ведь никто до него не смог догадаться, как это сделать. Потому мне кажется, что они просто были гениями, сумевшими видеть и делать то, что неподвластно обычным людям. Людям вообще, без разницы, магам или магглам.

— Но что куда более печально в этом всем, — усмехается Аллан. — Это то, что в итоге они просто шли дорогой обскура. Вся их магия, сила, если хотите, черпалась изнутри. Подавляясь или же используясь, она разрушала все вокруг и их самих. Вот почему маги используют палочку, как проводник, вот почему школьникам запрещено колдовать вне стен школы. Потому что магия — это даже не меч, это, скорее, бритва, которой можно ранить других, но и самому пораниться. Забавная и ужасная мысль, — он кривит губы в усмешке, чем-то отдаленно напоминающей зловещий оскал Поттера.

На какое-то время над их столом зависает тишина. Каждый раздумывает об услышанном, пытаясь переварить и не получить изжоги или отравления. Все это сложно для тех, в чьих головах уже есть определенная картина мира. Даже Северусу сложно воспринимать все это логично и не пытаться свалить все на магию. Если бы они не свалили на него свою память, Снейп, как и многие, охотно бы поверил во что угодно, только не в то, что они пытались вывернуться наизнанку ради вот таких спокойных дней. Что мир сам заставил их искать иные пути к собственному счастью. И тот ритуал, и сама магия. Все это просто посредство воплощения желаний их собственными силами. Кто знает, быть может, если бы к первому использованию ритуала они не обладали таким сильным желанием, у них могло ничего не получится. В конце концов, ритуалом занимались те, кто никогда не учил руны и нумерологию. Ни Нотт, ни Лонгботтом с Забини, даже Бруствер и тот не обладал необходимыми знаниями, а собирая отовсюду кучу информации, легко перепутать. Особенно если торопишься.

— Человек способен перекраивать мир под себя, если обладает достаточным желанием и упорством, — Дельфини окидывает всех взглядом, неожиданно нежно улыбаясь Северусу. — Ведь все барьеры только в нашей голове. И не уверена, что это изъян, скорее, это просто что-то действительно волшебное. Они не останавливались перед преградами, боролись до тех пор, пока не нашли свой пусть не идеальный, но лучший финал. Пусть они отказывались от мысли, что им нужна семья, друзья. Если бы не упорство Гарри, сейчас бы с нами не сидели вот эти почти близнецы. А если бы не желание Драко лучшего для Гарри, не было бы тут и всех нас. И страдал бы Северус в одиночестве от их памяти.

— Как же я счастлив, — фыркает Северус.

Это веселит всех до смешинок, пляшущих в глазах и на лицах, озаряя их светом. И тем самым он не дает додумать им простую вытекающую из их рассуждений истину — ребята уничтожали себя сами. Их магия, их выверты себя наизнанку, их попытки заставить себя совершать невозможное, отражались на телах ожогами. Точно так же, как не более ста лет назад обычный химик или физик страдал от излучения или опытов на самих себе, они сгорали. Пока не дошли до предела. Но и более пугающая вещь так же не оседает в голове: Драко и Гарри были самыми обычными магами, просто сумевшими познать куда больше боли, чем любой другой за свою жизнь. Как и Реддл не был чем-то могущественным и всесильным. Это Бруствер может верить в любую удобные для него причинно-следственные связи, в конце концов, прорицательство существует до сих пор, и никто понятия не имеет, как именно это работает. Но то, что ни Гарри, ни Драко, ни сам Реддл не были монстрами в плане магии, но были гениями, факт остается фактом.

— Кстати, о счастье. Профессор Реддл, как у вас дела? — резко меняя тему разговора, Скорпиус обезоруживающе улыбается, состряпав умилительную мордашку.

Дельфини давится пивом, и Ханьюл Чинжу похлопывает ее по спине. Северусу откровенно не нравится тон Скорпиуса, но видя, как Дельфини смущенно отводит взгляд, еще больше напрягает. Запив нарастающую тревогу пивом, Снейп старается не хмуриться, что выходит не очень. И поглядывающие на него каким-то предвкушающим взглядом мальчишки раздражают еще больше, чем обычно. Нет, они и так раздражают его постоянно, седьмой год буквально на головах ходят, но до сих пор Северус так и не смог научиться понимать, что вертится в этих головах. Сразу видно, воспитание Поттера и Малфоя!

— Глазастые черти! Посмотрим, как вы ЖАБА сдавать будете, — мстительно щурится Дельфи, быстро допивая остатки пива в бокале.

— Это произвол! — вспыхивает Скорпиус.

— Злоупотребление властью! — поддерживает его Аллан.

— Директор, и вы спустите это на тормозах? — произносят они почти в один голос под звонкий смех Астории и Ханьюл Чинжу.

— Я беременная! — резко выпаливает Дельфини.

— Что?! — Астория едва не роняет челюсть от новости.

— Кто отец? Мы его знаем? — а вот Ханьюл Чинжу тут же становится не в меру любопытной.

— Нет, — нервно смеется Снейп, — Финни, ты... — он невольно называет ее именем, которым называет ее только наедине.

И этим привлекает к себе все внимание. В трактире снова становится тихо, если не учитывать, что где-то за барной стойкой Люпин собирает осколки разбитого бокала. В глазах Астории неистовым огнем разгорается любопытство, Ханьюл Чинжу уже все поняла и даже не пытается вникать в подробности, а Северус чувствует, как горят уши. Так сильно горят, что, кажется, сейчас волосы вспыхнут.

— Четыре недели, — произносит Дельфини самым невинным голосом, смотря на Северуса и покусывая губу.

— Поздравляю, Северус! — смеется Ханьюл Чинжу. — Но вот уж не думала, что ты... как это называется? Скорп, как вы там говорите-то?

— Ну, тут два варианта, — посмеивается Аллан, — либо его опоили, либо он лоли...

— Не смей договаривать! — Снейп невольно повышает голос, чувствуя, как по спине ползут неприятно липкие мурашки. — Я ее и пальцем не тронул, пока ей двадцать два не исполнилось! — выдал он сам себя с потрохами.

Осознание этого забивает легкие, и Северус, хлопнув себя по лбу ладонью, опускает голову, пытаясь понять: какого черта он сегодня такой болтливый?! Вдох оказывается таким трудным, что выдыхает он почти моментально, пытаясь выровнять ритм и дыхания, и сердцебиение.

— Да ладно, деда, — подливает Аллан масла в огонь, широко улыбаясь и сверкая своими выступающими клыками, — мы за вас рады, правда.

— Спасибо, — тяжко вздыхает Снейп, чувствуя, как сгорает от стыда. — И не называй меня дедом. Лучше по имени, — сняв очки, он растирает ноющую переносицу, не представляя, что теперь вообще должен делать.

— Ты не рад? — вкрадчиво интересуется Дельфи, глядя на него исподлобья.

Северус Снейп поднимает на нее взгляд и пытается понять, когда он поддался соблазну? В какой момент он шагнул в сторону от проезжей дороги и подался в лесные дебри? Когда Гарри все говорил, что жалеет лишь о том, что не смог подарить счастье только одному человеку — Северусу Снейпу? Или когда Драко заверял, что Северус обязательно излечится от своей первой любви и найдет новую? Знали ли они уже тогда, что Северус Снейп поглядывает на улыбчивую, очаровательную и непослушную Дельфини Беллатрикс Реддл, двадцати одного года, совершенно не так, как на других? Наверняка знали, это ведь Поттер и Малфой! Впрочем, ничего этого бы не было, если бы она училась в Хогвартсе, но Дельфини решила поступить в Ильверморни. Наверное, только Гарри и Драко знают истинную причину, почему Дельфини училась именно там, но для всех это связано с ее наследием Слизерина. И даже свалив на него свою память, тайны других Поттер и Малфой оставили при себе.

— Я ненавижу их, — вдруг произносит Северус, когда болтовня уже переключилась на успокаивание Дельфи, которая восприняла молчание Северуса за отказ. — Я ненавижу Гарри Поттера и Драко Малфоя всеми фибрами своей души! Но сейчас благодарен им, — Северус поднимается со своего места, обходит Ханьюл Чинжу и обхватывает уже готовую расплакаться Дельфи за плечи. — Я действительно благодарен им за все, — он крепко сжимает ее, абсолютно не веря тому, что он может быть счастлив. Счастлив с девчонкой младше него на тридцать восемь лет. — Я рад, Финни. Я очень рад, — шепчет едва слышно, уткнувшись в ее хрупкие плечи. — Я очень тебя люблю, Финни.

— Я тоже люблю тебя, Рус, — едва не плача, Дельфини обхватывает его руки своими, прижимаясь к его виску щекой.

За столом шустро произведена перестановка стульев, и Северуса едва ли не насильно усаживают рядом с Дельфини. Она робко сжимает его ладонь, а в груди Северуса зарождается какое-то странное чувство. Непередаваемое тепло, радость. Что-то похожее он ощущал в воспоминаниях Поттера и Малфоя, когда те просто держались за руки где-нибудь на берегу озера, наблюдая за играющими детьми. И это тепло, разливаясь по телу, разжижает мозги, заставляя глупо улыбаться, чувствуя себя счастливым. Страшно приятное чувство.

Болтовня плавно перетекает в другое русло, и никто не поднимает вопросов ни о свадьбе, ни об отношениях. Просто поздравляют, радуются за них, смеются над тем, как были очевидны их «тайные» отношения. Чувство стыда начинает превращаться в раздражение, но глядя на смеющуюся Дельфину, нет никакого желания что-то говорить. Да и чтобы он сейчас ни сказал, это лишь раззадорит всех, добавив новые причины для шуток. А ведь вскоре беременность нельзя будет скрыть, и все узнают, кто отец. Северус даже представлять не хочет, как это будет. Ведь, когда только начались их отношения, Дельфини прямо заявила о своем нежелании свадьбы, ее все устраивает и так. Северуса тоже, но теперь его пугает мысль о том, что он станет отцом. Какой из него родитель? Ни одного хорошего примера в жизни не было. Зато теперь ясна причина подарка от них. Фабрика как залог на будущее, что Северус просто не найдет причин отказаться от Дельфини и их ребенка. А ведь он мог трусливо сбежать, отнекиваясь тем, что он ничего не может дать ни ей, ни ребенку.

— Как долго ты писал эту книгу? — интересуется Астория, решив втянуть Снейпа в болтовню.

— Семь лет. Вначале я пытался просто избавиться от этих воспоминаний, думал, если оставлю их на бумаге, смогу стереть себе память или попытаться просто забыть. А перед тем, как уйти, они заставили меня помучиться, — хмурится Северус, глядя на дно бокала. Пенные разводы напомнили ему о малоприятных вещах, и желание пить пропало. — Они просто скинули на меня свои воспоминания за последние двадцать четыре года! И поверьте, большую часть из них я бы никогда не согласился даже смотреть, куда уж там чувствовать.

Аллан, хихикнув, быстро закрывает рот руками под тяжелым взглядом Северуса. Снейп не чувствует себя виноватым за то, что позволил читать столь откровенные сцены двум подросткам. Не такие они уже и дети, да и какая-никакая, а месть Поттеру и Малфою. Пусть теперь вместе с ним и они мучаются. К слову, вчера филин Люциуса передал громовещатель, где было одно-единственное слово «умри», повторяющееся около пятидесяти раз. Значит, точно прочитали. Это даже каплю порадовало, погрело его темную душу.

— Еще, кстати, и она руку тоже приложила. Пятнадцатую и двадцатую главу писала Финни. А семнадцатая была взята у Бруствера.

Все с легким недоумением и любопытством покосились на Дельфини, ожидая объяснений. Логично, ведь это главы, написанные от лица Реддла. Каким образом она их получила, Северус не знает, не вникал как-то, просто помнит, что ему совершенно не нравилась идея навещать их. Ни в первый раз, ни три года назад.

— Гарри и Драко никогда не скрывали от меня правды, — улыбается Дельфини, уже успев допить пиво из бокала Северуса. — А когда я окончила школу, они устроили мне встречу с родителями. Том и Беллатрикс, кажется, сейчас живут где-то в Глазго.

— Кажется? Ты с ними не общаешься? — Ханьюл Чинжу несколько обеспокоена известием, что Дельфини общается с биологическими родителями.

— Второй раз я была у них только в двадцатом году, просто сообщила им о том, что Гарри и Драко ушли. Тогда они жили в Глазго, а сейчас... я не знаю, — она пожимает плечами. — Я, если честно, не могу с ними видеться. Да и они не воспринимают меня, как свою дочь. Ни им, ни мне от этого не станет лучше.

— У тебя всегда есть мы! — Астория крепко обнимает Дельфини за плечи, подвинувшись к ней ближе.

— Спасибо, — чуть смущается та, приобняв Асторию. — Но на самом деле я самый счастливый человек во всем мире! У меня целых два невероятно крутых и самых лучших отца, две любимые мамы, два проказливых брата, — она поворачивает голову, взглянув на Северуса. Ее темные глаза заволакивает туманной дымкой, отчего взгляд становится завораживающим. — И один-единственный любимый, — почти шепчет она, отчего шипящие нотки в голосе отражаются слишком явно.

Северус задерживает на секунду дыхание, боясь ляпнуть что-то не слишком подходящее. Дельфина умеет смущает его с завидной частотой и легкостью. И ее взгляд, теплый и такой любимый, невольно заставляет его понимать Гарри и Драко. Вот эта та самая маленькая мелочь, заставившая их действительно полюбить друг друга — они просто были единственным, что у них есть. Друг для друга они были и остаются всем миром. И в желании сохранить этот горящий любовью взгляд можно действительно опуститься на самое дно и подняться к вершинам. Вот только не у всех на это хватит сил.

— Еще пива, — Снейп практически бежит от растрогавшейся Дельфины, одним взмахом палочки собрав бокалы обратно на поднос.

— Засмущался! — посмеивается Ханьюл Чинжу, чем делает только хуже, но Северус уже почти привык к их постоянным подколам и попыткам зацепить.

Люпин быстро забирает грязные бокалы, расставляя на подносе уже наполненные. Но перед тем, как поставить последний бокал, он неожиданно поднимает взгляд на Северуса. Впервые они смотрят друг на друга так прямо. Вернее, Снейп впервые видит его немую просьбу, и это заставляет улыбнуться. Он хочет знать правду. Многие хотят. И Северус мог бы отказаться, сославшись на их нежелание рассказывать Люпину, Блэку и даже Уизли. Но согласно кивает и в тот же миг видит благодарность на его лице. Вряд ли он будет благодарен ему, когда узнает, что своими действиями Малфой и Поттер не просто спасли себя. Они убивали, совершали самые безумные поступки, и все ради эгоизма. Вряд ли Люпин не будет жалеть до конца своих дней о том, что не смог защитить сына своего друга, что не поступил когда-то иначе, ведь все любят гадать «что было бы, если бы да кабы». Но Северусу хочется простой человеческой мести. Ни убийства, ни жестокости, а видеть, как правда подкашивает и заставляет взрываться мозг, выбивать почву из-под ног, терять опору и толкать уверенных в чем-то своем людей на самое дно бездны и отчаяния. Своеобразное желание мести мальчишке, чья память засела в голове проклятьем.

— Спасибо, — шепчет Люпин, пододвигая поднос ближе к Снейпу.

Кивнув еще раз, Северус возвращается к их столику, но там царит уже совершенно другая атмосфера. Они болтают о школе. Скорпиус с Алланом наперебой рассказывают о том, как их едва не поймали на попытке улизнуть в Хогсмид неделю назад.

— А ничего, что мы тут? — вкрадчиво так интересуется Дельфини, намекая, что они с Северусом вроде как директор и профессор Хогвартса. А те чистосердечно признаются в своих шалостях.

— Так нас деда чуть и не поймал, — проказливо улыбается Аллан.

— Не, Ал, теперь он папа! В смысле, будущий и не наш, конечно, но факт остается фактом, — Скорпиус хитро щурится, чем жутко напоминает Драко.

— Мерлин, как я рад, что это последний курс, — тяжко вздыхает Северус под общий дружный хохот. — И на ваше счастье, что я директор, а не профессор, иначе бы вы никогда не сдали бы СОВ и ЖАБА. Хотя, насчет ЖАБА я еще подумаю.

— Чтобы Ал завалил зелья?! — восклицает Скорпиус. — Да даже профессор Забини не всегда понимает, что тот делает.

— Плохой пример. Забини и во время учебы с зельями не слишком ладил, я вообще удивлен, что он получил квалификацию. Да еще и в Германии, — хмыкает Северус, поднося бокал к губам. — Наверняка очаровал экзаменатора или использовал запрещенные заклинания.

— Да все равно! — не останавливается Скорпиус. — Ал — гений зельеварения. В комнате у него вся тумба набита рецептами, притом не всегда полезными.

— Скорп! — смущенный Аллан обиженно дует щеки, чем очень походит на Гарри. — Я ничего опасного не варю.

— Но теория-то есть!

— И это говорит мне мастер трансфигурации и защиты?! — недовольно морщится Аллан. — Да у тебя у самого куча книг и даже с заметками отцов! Я уже не говорю о том, сколько ты времени проводишь в кабинете с профессором Уизли-Джонсон. Или о том, как ты мог часами разговаривать с директором Макгонагалл, пока она еще была в школе. Да и сейчас ты до сих пор докучаешь профессору Чанг своими вопросами.

— Я не пойму, они так друг другом хвастаются или таки пытаются оскорбить? — изумляется Ханьюл Чинжу.

— Нет! — в один голос резко отзываются Скорпиус и Аллан, что вызывает только смех.

— А девушки у вас есть? — неожиданно спрашивает Дельфини.

— У него есть, — отзывается Скорпиус, ткнув в щеку Аллану.

— А у тебя парень! — огрызается тот в ответ, пытаясь стукнуть Скорпиуса по руке ладонью.

— Кья! Меня раскрыли! — наигранно смущается Скорпиус, прижав ладони к щекам, тут же сам рассмеявшись, и под любопытствующими взглядами принимается рассказывать: — Но на самом деле, нет. Просто пока Лэнни пропадает со своей Лулу, я стал помогать Фрэнки с учебой.

— Фрэнки Алишер? — уточняет Астория.

— Ага. Только он теперь Забини-Лонгботтом. Поступил на учебу в этом году, притом на Хаффлпафф, что порождает в его душе множество вопросов. Он побаивается, что не оправдает надежды отцов, вот и попросил помочь, — Скорпиус откидывается на спинку стула и поглядывает в сторону Люпина несколько плотоядно. — Я проголодался. Может, чего сытного закажем?

— Полгода, оказывается, крайне много! Можно столько всего пропустить, — искренне ужасается Астория. — Но я бы хотела первой узнать, если вы надумаете начать отношения, — она безжалостно взъерошивает волосы Скорпиуса, отчего тот смеется и пытается удрать от ее шустрых рук. — Дуй за сытным! — и, подгоняя его, отвешивает шлепок по заднице.

— Мам! — краснея, Скорпиус прячется за спину Аллана. — Пойдем со мной, рыбка моя! Мы с тобой страстно поцелуемся, спрятавшись где-нибудь в под… Аркх! — соблазнительным голосом щебечет он на ухо Аллану, пока тот не затыкает его, закрыв рот ладонью.

— Мам, а можно, я его дяде Рему на мясо сдам? — с серьезным видом спрашивает Ал, глядя на Ханьюл Чинжу и Асторию.

— Почему он дядя, а я дед?! — не выдерживает Северус, стукнув бокалом об стол, что вызывает очередной приступ истерического смеха. Даже со стороны барной стойки слышится хохот. — Мы с ним одногодки, между прочим!

— Потому что! — Аллан Хэтуин Поттер, почти истинный слизеринец, но по насмешке судьбы хаффлпаффовец, стряпает умилительную мордашку и выскакивает из-за стола, пока Северус не дотянулся до его уха.

— Им просто нравится тебя дразнить, — Ханьюл Чинжу утирает выступившие от смеха слезы и пытается отдышаться.

— А мне казалось, это потому, что Гарри и Драко как-то рассказывали им глупости, и в одной такой Рус мог стать отцом Гарри. Видимо, им так это понравилось, что они стали воспринимать тебя как деда со стороны Гарри, — Дельфини делится своими мыслями, подхихикивая.

— Еще лучше, — бурчит Северус, не зная, что из этого хуже — когда его дразнят мальчишки, или когда они воспринимают его, как настоящего деда.

— Глядите! А за окном дождь и солнце, — не в меру активный Скорпиус Офион Малфой бросает Аллана с подносами, а сам несется к окну. — Это же «Свадьба кицунэ»!

— Вспоминается любимая сказка на ночь. Вернее, это легенда, но какая разница? — Дельфи неожиданно крепко сжимает руку Северуса, словно ей страшно.

— Дождь, — продолжает Скорпиус, — это слезы Ин, разлученного с Дар.

— А туман — это слезы Дар, — заканчивает за ним Аллан, вернувшийся с двумя подносами.

— Значит, сейчас, Ин посылает привет Дар, — кивает Дельфини, рассматривая принесенную еду.

— Они не разлученные! — вдруг произносит Скорпиус, подзывая к себе Аллана. А когда тот подходит, сжимает его руку в своей и, подняв их руки, показывает сцепленные в замок ладони.

На их руках, точнее, на средних пальцах поблескивают кольца. Простой перстень из нержавеющей стали с обычным речным черным камушком, прошедший огранку, разумеется. Само кольцо для перстня сужается к противоположной стороне от самого камня. И в пару к нему идет кольцо Поттера, из того же металла, столь же широкое, как перстень под камнем, но к противоположной стороне оно раздваивается на два тонких обода. Отчего больше походит на два тонких спаянных между собой кольца. У них есть тонкая гравировка в виде рунических символов, больше похожая на узор, соединяющие эти два кольца между собой. Что забавно, Скорпиус взял кольцо Гарри, а Аллан перстень Драко, объяснив это тем, что так будет правильно, ведь Драко — биологически мать Аллана, а Гарри — Скорпиуса. Северусу до сих пор сложно признать это правдой, хотя сам же видел, как Малфой и Поттер все это делали.

— Они всегда вместе! — снова произносят в один голос, и на мгновение в этих нотах слышатся интонации Гарри и Драко.

Едва заметно кольца вспыхивают и гаснут от их слов. Северус кожей чувствует, как воздух вокруг дрожит. Дельфини сжимает его руку крепче, прижавшись к его плечу щекой. Астория и Ханьюл Чинжу поглядывают на мальчишек с толикой грусти, но гордости. Это их такое мальчишеское заявление заставляет всех улыбаться с едва заметными слезами где-то в глубине. Только три года прошло. Разумеется, им всем тяжело. Но ему интересно, стало ли им легче после прочтения? Разочаровались ли они в них, и изменится ли их мнение? А с другой стороны, глядя на то, как Поттер и Малфой баловали своих жен и детей, как сильно любили их, заботились, хочется надеяться, что эта книга ничего не изменит. А еще Северусу всем сердцем хочется верить, что они действительно были счастливы. Пусть он видел всю их личную жизнь, но иногда ему кажется, что они заставляли себя верить в это счастье. Заставляли себя не думать о смерти и о расставании. А может, это действительно счастье? Просто наслаждаться каждым днем рядом с дорогими людьми, радоваться успехам и стремиться к победе после поражения.

Дельфи мягко поглаживает его по руке, привлекая внимание. И тут же нежно улыбается, как будто знает, о чем он думает, опровергая своей улыбкой все сомнения. Пожалуй, Северус может признать себя счастливым человеком, и у него точно был пример хорошего отца. Потому что у него есть вот такая безумная, но лучшая семья.

Аллан и Скорпиус возвращаются за стол, рассказывая, что кольца являются ключом не только к их сундуку, но и к двери в Тайную Комнату в школе, вход в которую снова потерялся. Северус поднимает бокал, как для тоста, а в следующую секунду уже целых шесть бокалов зависают над столом в ожидании. Секунду он смотрит на них, раздумывая, есть ли слова, способные исцелить раненое сердце? В голове крутится много фраз, сказанных Поттером и Малфоем друг другу и их родным, но почему-то именно сейчас самой подходящей кажется только одна.

— До встречи, — произносит он любимое прощание Малфоя и Поттера, не любивших прощаться, и запивает горечь расставания приторно-сладкой надеждой.

И тут же видит отклик на лицах сидящих рядом. Каждый из них верит, что когда-то, быть может, в следующей жизни, а может, в другом мире, но они обязательно встретятся. Пусть мир без остановки крутит колесо времени дальше, нещадно вырывая имена дорогих людей из сердца с корнями. Пока жива память, эти призрачные цветы будут радовать до самого конца. А надежда на встречу — тлеть угольками в груди, согревая и сжигая.