Хан жалеет о том, что проснулся, буквально в тот момент, когда приоткрывает глаза. Всё тело невыносимо ноет, голова гудит, солнце бьет по глазам даже сквозь шторы. Хочется одновременно двух вещей: выбраться из кровати, чтобы смыть с себя эту мерзость, и выбраться из окна, чтобы больше никогда этого не переживать. Между бедер отвратительно липко. Нужно смыть хотя бы это. Он бы обошелся влажными салфетками, если бы вообще смог пошевелиться. Парень лежит, вымученно щурясь и лениво гоняя в голове мысли. Ведь Ян ещё вернется. И будет возвращаться столько, сколько Джисон находится в этих стенах. От этой мысли к горлу подкатывает ком, и Хан всхлипывает, тихо и жалко. Поджимает ноющие колени к груди и утыкается в них лицом, чуть слышно воя от бессилия. Он не такой жизни хотел, когда сбегал от родителей. Он не об этом мечтал, когда писал Чану текст, когда разучивал с Минхо хореографию, когда несся через весь город, чтобы показать, что сочинил. Он не для того продавал себя, чтобы в итоге отдаться кому-то бесплатно. Впрочем, в его мучениях всё-таки есть хоть какой-то смысл. Он защитил Чанбина и Хёнджина. И даже Минхо с Банчаном. И, если он решит, что заебался жить эту жизнь, то сделает больно в первую очередь им. С другой стороны, как они узнают? Они ничего не могут сделать, хотя, наверняка, очень стараются. Как будто он этого стоит.
Джисон шумно выдыхает носом и медленно выпрямляет ноги. Если эти четверо стараются, то и он должен. Может, что-то из этого выйдет. Очень вряд ли, но он ещё не настолько заебался, чтобы не надеяться хотя бы на что-то. Парень медленно садится и выругивается себе под нос, потому что зад нещадно ноет, ещё хуже ноет спина. Когда он поворачивает голову, комната пытается сделать кувырок, но он каким-то чудом возвращает её на место. Находит всё ту же пластинку обезбола и проглатывает две таблетки. Благо, вода находится всё там же. Пока он сходит в ванную, лекарство как раз подействует, и, возможно, он захочет что-то поесть. Может, даже сменит постельное. Если там всё ещё есть чистый набор. Осталось всего лишь встать. Хан смотрит на свои ноги и размышляет о том, а нужно ли ему это всё. Ответа не находит, поэтому приходится всё-таки подняться.
Предсказуемо, его ощутимо покачивает, но равновесие он всё-таки сохраняет. Бредет в ванную и кое-как приводит себя в порядок. В смысле, смывает в душе смазку и пот, кое-как бреется, потому что собственный вид ещё больше вгоняет его в депрессию, и закутывается в полотенце. Аппетита, увы, не появляется. Сил на то, чтобы менять постель, тоже. Джисон плетется обратно в комнату и медленно садится на кровать. Может, имеет смысл поискать какие-то мази, чтобы ускорить заживление и облегчить боль? Ах да, как он собирается смазывать собственную спину? Минхо у него под боком нет. Справедливости ради, он даже не видел ссадин. Может, всё не так плохо, как ощущается. Хотя ощущается так, будто его опять избили в подворотне. Хан прикрывает глаза и медленно дышит. Может, он бы что-то написал. В таком состоянии ему обычно неплохо пишется. Было бы ещё на чем писать.
Вот только кому нужны такие песни? Те, которые он пишет, размышляя о том, что лучше - терпеть идиотское заточение или стать свободным от всего навсегда. Джисон думает об этом без всякой романтики, а, скорее, со злой иронией. Он устало роняет голову на грудь и плотнее кутается в полотенце, хотя от этого спине становится только больнее.
А потом слышит звук шагов, и чувствует, как сердце сперва начинает бешено стучать, потом ухает куда-то в желудок. Сейчас, должно быть, обед. В это время Ян вполне может освободиться и захотеть увидеть своего “непослушного мальчика”. От этих предположений начинает мутить. А, когда шаги останавливаются напротив входной двери, Джисону кажется, что он вот-вот побежит в ванную, чтобы попрощаться со вчерашней едой. Потом вдруг звучит смех. Веселый и звонкий. Он явно не может принадлежать мужчине возраста Яна. Да и вообще, кому-то вроде Яна. Хан непонимающе моргает и поджимает ноги с пола. Ключ проворачивается в замке, несколько раз пикает сигнализация, когда вводят код.
- Если ты думаешь, что я собираюсь вылизывать только тарелки сегодня, то ты плохо меня знаешь! - звучит веселый голос, и в комнату проходит парень.
Он, должно быть, ровесник Хана, хотя повыше и покрепче. И его сходство с дядюшкой Яном заставляет Джисона вцепиться в полотенце до побелевших костяшек. Тот же хитрый прищур, такая же острая улыбка. Кажется, он когда-то думал, что в юности Ян явно был очень недурен собой, а теперь он видит это своими глазами.
- Если ты думаешь, что ты один будешь что-то вылизывать, то ты ошибаешься, - звучит приглушенный голос из коридора.
В комнату проходит второй парень. Тоже, должно быть, их возраста. Наконец, Хана замечают (не то чтобы он очень этому рад), и в комнате повисает пауза. Только что вошедший парень медленно опускает пакеты, пахнущие едой, на пол. Джисон откровенно не знает, что ему делать. Он сидит в одном полотенце в чужой квартире, куда пришли чужие люди, и пялят на него как на какое-то там чудо света.
- Блять, - наконец, выдаёт, очевидно, родственник Яна, и отворачивается. То же делает его приятель. - Если у тебя есть во что, оденься, пожалуйста, и тогда мы поговорим.
- Чонин-а… - неуверенно заговаривает второй, но на него тихо шипят, и вопрос остаётся непроизнесенным.
Джисон, в общем-то, очень даже согласен с советом. Осталось вспомнить, где его одежда. Он рассеянно скользит взглядом по комнате, пока не находит её на полу. Натягивать джинсы, мягко говоря, не особенно хочется, но не то чтобы у него есть выбор, говорить с незнакомцами с голой жопой такая себе идея. Он осторожно стекает с кровати и подбирает джинсы, натягивает их с болезненными вздохами. Благо, там же находится и футболка, которую он тоже напяливает. Поднимать руки вверх оказывается пиздец как больно.
- Я Хан, - тихо заговаривает он, неуверенно теребя полотенце, и отрывает взгляд от пола, чтобы посмотреть на своих неожиданных визитеров.
Чонин и его спутник поворачиваются к нему, и Джисон испытывает острое желание забраться под кровать. Жалко, эта мысль приходит ему в голову слишком поздно. Надо было сделать это сразу, как только он услышал приближающиеся шаги. Чонин окидывает его пристальным взглядом, поджимает губы недовольно и тяжело вздыхает.
- Дай я угадаю, отец предложил тебе бешеные деньги за ночь, ты согласился, а теперь не можешь отсюда выбраться? А ещё у тебя, вероятно, ощущение, что ты вот-вот сдохнешь, потому что вчера из тебя выбили всю душу?
Значит, это сынок Яна. Какой неожиданный поворот. И почему-то это совершенно не вдохновляет. Яблоко от яблони обычно падает не очень далеко.
- Ну типа, - выдавливает из себя Джисон, замечая, как с каждым словом лицо не представившегося парня вытягивается всё сильнее, пока шок на его лице не становится почти комичным.
- Голоден? - Чонин пихает спутника локтем, и тот отмирает, подбирает с пола пакеты и ставит на журнальный столик у кровати.
- Не уверен, - рассеянно отзывается Хан и пятится к кровати неосознанно, когда парень с пакетами приближается.
Тот замечает неосознанную попытку дистанциироваться и поднимает руки, словно показывая, что не собирается делать ничего плохого, смотрит на него сквозь очки и улыбается неуверенно.
- Я Сынмин, кстати.
На самом деле, эти двое не кажутся ему плохими. Сынмин одет в темный спортивный костюм (на вид очень мягкий), и смотрит с удивлением, но без недовольства или даже раздражения, хотя встреча с левым чуваком явно не входила в его планы. Чонин и вовсе принимается стаскивать испачканное постельное с самым брезгливым лицом на свете. Уносит его к стиральной машине и застилает кровать покрывалом. Ощущение, что он вовсе не испытывает неловкости и лучше всех понимает, что происходит. Было бы не плохо, если бы он ещё и окружающим объяснил хоть что-то. Сынмин пока выуживает из пакетов коробочки с едой, салфетки, палочки. Одного набора, разумеется, не хватает, и тот залипает.
- Может, объяснишь что-нибудь? - неуверенно просит Джисон, сдерживая нервный смешок, и садится на край кровати осторожно.
Чонин бросает к нему задумчивый взгляд и тяжело вздыхает, усаживаясь ближе к столу.
- Отец обычно возит сюда мальчиков по вызову, но редко оставляет кого-то надолго, поэтому мы часто приезжаем сюда, чтобы посмотреть вместе нетфликс. Я не ожидал, что здесь кто-то окажется, потому что он буквально пару дней назад отправил парнишку обратно на панель.
- То есть он обычно всё-таки выпускает отсюда? - с идиотской надеждой переспрашивает Хан, и Чонин смотрит на него нечитаемо. Отправляет в рот кимчи и молчит.
- А тебя грозился не выпускать? - наконец, уточняет Чонин.
Рассказать ли незнакомым людям всю его жизненную ситуацию? Звучит как отличный план, достойный лоха, вроде него. Джисон тяжело вздыхает и берет с тумбы бутылку. Запах еды вызывает у него только тошноту.
- Я здесь не потому, что мне наобещали бешеные деньги.
Чонин издаёт удивленный звук.
- Если бы я не пришел, он бы навредил… дорогим мне людям.
Чонин швыряет на стол палочки и со стоном сжимает ладонями виски. Хан невольно дергается и едва не давится водой, потому что он, черт побери, вообще не знает, какой реакции должен был ожидать. Сынмин выглядит обеспокоено и опускает руку на колено приятеля мягко. Из этого можно было бы сделать некоторые выводы об отношениях этих двоих, но Джисон не уверен, что хочет спешить. Торопить Чонина вопросами он не хочет, пусть тот осознает. Может, поймет больше, чем понимает в происходящем Хан.
- У вас же… есть с собой телефоны? Можно я свяжусь с ними? Хочу знать, что они в порядке…
Наверное, это не самое безопасное действие с его стороны, но Чонин достаёт из джинсов телефон, снимает блокировку и бросает трубку Джисону. Хан берет телефон в руки и залипает. Он не знает их номеров. Ничей. Разве что Хёнджина. Нужно написать Хёнджину? Или даже позвонить? Он может оставить комментарий под видео Минхо на ютубе.
- Окей, Хан, давай ты расскажешь всё по порядку? - со вздохом просит Чонин и поворачивается к Джисону лицом.
Тот откладывает телефон, так и не решив, что с ним делать. Несколько раз моргает и задумчиво поджимает губы, пытаясь решить, с чего начать. И что вообще ему следует рассказывать.
- Я был официантом на приватной вечеринке, твой отец захотел меня в своей спальне, но мои приятели не позволили ему. Видимо, его это зацепило (Чонин закатывает глаза, и Хан запинается)... А потом тот, кто устроил меня официантом, проиграл меня в карты твоему отцу.
Сынмин давится своей порцией курицы, и Чонин рассеянно похлопывает его по спине, понимающе кивая.
- Я сперва попытался спрятаться, а потом твой отец поджег картежнику машину. Никто не пострадал, но я решил, что лучше один раз подставить зад Яну, чем напрягать друзей, и… вот.
Чонин задумчиво почесывает шею, делает глоток диетической колы и выдыхает шумно. Джисон думает о том, насколько наивно рассчитывать на помощь этого парня. Потому что ему очень хочется рассчитывать на чью-то помощь. Сам он, очевидно, из этого дерьма выбраться не в состоянии. В комнате ещё некоторое время висит тишина, потом заговаривает Сынмин:
- Специфические у тебя приятели, Хан…
- У Чанбина проблемы с картами уже давно, я не могу его винить…
- Чанбин? - Чонин оживляется и хмурится. - Со Чанбин?
Джисон рассеянно кивает, как-то отстраненно вспоминая, что вообще-то Чанбин достаточно известная личность. Зря он вот так сболтнул фигню, кто знает, во что это может вылиться.
- Вы знакомы? - робко уточняет Хан, в очередной раз делая глоток из бутылки.
- Совсем немного, - Чонин хмыкает и ковыряется палочками в своём кимчичигге. - Давай так, Хан. Я знаю, что мой отец заслуживает премии “самый не очень отец года”. Ты не первый и ты не последний в этой комнате, кто садится на кровать с опаской, как бы задница осталась целее. Обычно я не вмешиваюсь, потому что моему старику совершенно безразличны все мои попытки донести до него простую истину, что хорошим такое отношение к людям не закончится. Да и ребятам с панели я тоже обычно не особенно симпатизирую, они оказываются здесь по своей воле, хотя потом и жалеют. У тебя ситуация другая, поэтому я помогу тебе. Отцу скажу, что ты мой приятель, и он отвалит. Поругаемся с ним немного, но отвалит. Но у меня одно условие.
Джисон слушает Чонина с замиранием сердца и неловко ёрзает на замечание о заднице, но не встревает. Он, черт подери, готов на любые условия. С другой стороны, он говорит с Яном-младшим. Кто знает, что у него в голове. Лучше ни с чем не торопиться. Хан только чуть кивает, приглашая Чонина продолжить. Они встречаются взглядами, и у Джисона отчего-то пробегают по загривку мурашки. Может, потому, что дядюшка Ян смотрел на него с очень похожим выражением в глазах.
- Вся эта ситуация не станет достоянием общественности. Никаких заявлений в полицию, никаких попыток обнародовать это всё.
Хану хочется посмеяться и сказать, как бы о нем самом никто не заявил в полицию, но он только кивает.
- Не проблема. Если это всплывет, и у Чанбина репутация испортится, а мне это ни к чему.
- Хотя он продал тебя в карты, - опять напоминает Сынмин.
- Он был пьян!
Судя по скептичному взгляду Сынмина, картежника это никак не оправдывает, и Джисон обреченно вздыхает. Слабо пожимает плечами и тут же морщится. За всеми этими событиями он и не заметил, как подействовало обезболивающее. Спине (и не только) стало ощутимо легче, хотя двигаться лишний раз всё ещё не хочется. Но хотя бы можется.
- По рукам, - Чонин протягивает ладонь, и Хан подвигается ближе на кровати, чтобы пожать её.
Ладонь оказывается тёплой. А ещё заметно больше, чем его собственная. Впрочем, как и у большинства парней, что он знает. Кроме Минхо.
- Тогда я… могу идти? - неловко уточняет парень.
Минхо. Минхо. Минхо. Он сейчас просто пойдет к дому Минхо. Скорее всего, его сейчас нет - он на тренировке. Но можно усесться под дверью и спокойно подождать его возвращения. Если, конечно, Хана вообще примут. Может, танцор был бы и рад от него избавиться, от такой головной боли. Джисона передергивает от этой мысли. Идти ему, в общем-то, больше некуда. Денег у него нет, телефона тоже. Может пойти к Хёнджину. Если тот дома. Занять денег на первое время, пока всё заживет, а потом… снова на осточертевшие улицы.
- А ты далеко уйдешь? - уточняет Сынмин, утирая уголки губ салфеткой, и вопросительно смотрит на Хана. - Может, Чонин поможет тебе с… тем, что на спине?
Джисон чувствует, как стремительно заливается краской, но Чонин вдруг согласно мычит. Поднимается с кровати и идет в ванную, возвращается с аптечкой и садится рядом с Ханом. Слишком близко. Джисон осторожно отодвигается.
- Раздевайся, посмотрим, что у тебя там, - всё ещё жуя что-то, требует Ян.
- Таблетка уже подействовала, я…
- Я учусь в медицинском, - Чонин смотрит на него и вдруг криво понимающе улыбается. - Обещаю не делать ничего, что тебе навредит. Просто посмотрю ссадины и обработаю мазью.
Хан нерешительно ёрзает. Не то чтобы ему так уж непривычно раздеваться перед малознакомыми людьми, но в таком состоянии это как минимум неловко. Он медленно поворачивается спиной и пытается снять футболку, но в плечах стреляет болью, и он замирает, приглушенно ругаясь. Испуганно вздрагивает, когда с него сдергивают футболку до конца.
- Спасибо, - тихо выдыхает Джисон, и Чонин только невнятно мычит в ответ.
Через плечо Хан видит, как тот сосредоточенно рассматривает его спину.
- Учишься в меде… Хочешь быть наследником отца?
- Не то чтобы у меня сильно спрашивали, чего я хочу, - мрачно отзывается Чонин, и Джисон айкает от холодного прикосновения ваты к спине. - Это перекись, тут кожа лопнула, но таких мест всего пара, остальное синяки. Должны зажить недели за две.
Хан вздыхает и затихает, подставляясь под уверенные прикосновения.
- А чего ты хочешь? - неожиданно для себя спрашивает Джисон. - Я вот всегда хотел выступать на сцене.
Чонин за его спиной долго молчит, продолжая наносить мазь. Сынмин собирает со столика мусор и уносит в сторону кухни. Судя по шагам, скоро возвращается.
- Мы тоже, - коротко отзывается он. - Я трейни в одном агентстве.
Хан против воли издаёт восторженный звук, а потом замирает, осознавая. Чонин хотел бы выступать на сцене, а вместо этого идет по стопам отца. Что-то в этой истории есть смутно знакомое, но говорить об этом он не будет.
- Парочка трейни и увела меня из-под носа у твоего отца, - замечает вместо этого Джисон, и Чонин издаёт вопросительный звук.
Хан сидит спиной к комнате, поэтому не может следить за происходящим, но пауза за его спиной затягивается. Видимо, он сказал что-то не совсем то. За это нужно извиняться или нет? Потому что он пока что не конца понимает, что именно было “не то” в том, что он говорил.
- Одного из этих трейни случайно не Банчан зовут? - нарушает тишину Сынмин, и Джисон разворачивается так резко, что чуть не вскрикивает от боли.
Чонин шипит на него недовольно, но никак движению не препятствует.
- Вы из одного агентства?! - догадывается Хан и улыбается как идиот.
Он и сам не может понять, что именно так радует его в этой новости. Может, то, что друг его друга ему друг. А это значит, что круг его друзей расширяется. Впервые за очень долгое время, проведенное на улице. Сынмин тяжело вздыхает.
- Этот старик умеет не находить проблемы на свою?.. Он мой сосед по комнате.
- Тогда у тебя есть его номер? - Хан пожирает парня глазами и чувствует, как сердце выскакивает из груди. - Ты можешь написать ему, что я в порядке? И спросить, дома ли Минхо?
- Ну, конечно, куда же без Минхо… - вздыхает Сынмин и достаёт телефон. - Сейчас напишу ему, спрошу, где он. Отвезти тебя к нему?
Джисон чувствует, как тревожность подскакивает к горлу, но медленно выдыхает и проглатывает её.
- Если не дома, то пусть не спешит, я его подожду.
- Ты дашь мне закончить или я так и буду сидеть с мазью? - интересуется Чонин, и Хан поспешно усаживается ровно.
Когда с мазями покончено, Чонин суёт ему тюбик и складывает остальное в аптечку, относит её на место.
- Ты уверен, что всё так просто? - неуверенно спрашивает у него Джисон, натягивая футболку и морщась. - С твоим отцом? Он… очень настойчиво хотел видеть меня здесь.
- Не думай об этом, - тут же отзывается Чонин. - Тебе и твоим друзьям больше ничего не угрожает. Я разберусь с ним.
- Я твой должник, - Хан пытается словить взгляд черных глаз, но безуспешно.
- Нет, ты просто попал в беду по вине моей семьи. И я это решу.
Джисон хмурится и находит на полу толстовку. Натягивает её с болезненным вздохом и окидывает взглядом комнату, пытаясь понять, было ли у него что-то с собой. Нет, он всё оставил у Минхо. Вот и повод увидеться. Даже если тот не позволит остаться и не захочет вообще иметь дело с проблемой по имени Хан Джисон, ему как минимум нужно забрать свой рюкзак. Наличие повода немного успокаивает продолжающую булькать где-то на уровне ключиц тревогу.
Сынмин возится с телефоном, особенно не участвуя в разговоре, даже не замечая его, кажется. Потом поднимает на них взгляд.
- Такси приехало, пойдем.
Чонин согласно мычит и пропускает Хана вперед к выходу. Обуваться оказывается ещё более болезненно, чем одеваться. Но Джисон кое-как справляется со шнурками и выходит из квартиры. Вау. Всё оказалось так просто. Ему не пришлось выходить в окно. Ему не нужно больше беспокоиться о ребятах. Всё будет в порядке. Может, с ним не захотят больше иметь дела, тогда он вернется к своей прежней жизни. Но это всяко лучше, чем то, что ожидало его в стенах этой квартиры. И чем то, что могло ожидать остальных, если бы он сбежал каким-то другим волшебным образом.
- А Минхо ответил? - рассеянно уточняет Хан, пока Чонин запирает дверь.
Сынмин кивает:
- Он дома, ждет нас.
Они спускаются на лифте в молчании, выходят из здания, и Джисон ёжится от холода. Промозглая осень успела превратиться в морозную зиму. Или он - в комнатное растение. Они забираются в машину, и Хан сидит как можно прямее, потому что иначе спина пытается его убить, рядом с ним сидит Сынмин.
- Ты говорил про сцену, - тихо заговаривает он, когда такси трогается. - Ты танцуешь?
- Я больше читаю, - признается Джисон. - И пишу.
- Пишешь музыку?
- Тексты. И музыку совсем немного.
- Значит, это твой текст был в последней песне Чана… - бормочет Сынмин задумчиво, глядя в окно.
- Ты её слышал? - Хан чувствует, как сердце подскакивает к горлу.
Он не слышал итоговой версии. Да и не записывал свою читку и вокал. Наверняка, Крис записал себя, прежде чем показывать… кому там он показывает это всё, прежде чем получить добро.
- Ты не представляешь, сколько раз, - Сынмин посмеивается. - Чан правил и показывал мне, что получается. Получилось круто.
- Я бы послушал.
- Может, лучше бы исполнил сам? - подаёт голос Чонин с сидения рядом с водительским, и Джисон вздрагивает.
- Разве что в моих мечтах, - смешок получается совсем не убедительным.
- Понимаю, - отзывается Чонин.
- Вы можете попробовать пойти на прослушивания, отчего нет? - предлагает Сынмин мягко.
- Ты знаешь, отчего, - голос Яна звучит резко и горько, и Сынмин только вздыхает. Вопросительно смотрит на Хана.
- Ну… Сперва моему всему нужно зажить, потом я об этом подумаю, - Джисон улыбается натянуто, и Сынмин не спрашивает больше ничего.
Остаток дороги они едут молча. И чем ближе они к дому Минхо, тем сильнее внутренняя паника Хана. Ему точно дадут от ворот поворот. Он со своими проблемами явно Лино не нужен. Просто заберет вещи, зарядит телефон и позвонит Хёнджину. Улицы ещё не тонут в темноте, зато смотрятся как-то особо в сумерках. Как-то… тепло, хотя Джисон знает, что вне машины холодина. Жалко, он не увидел заката. Особенно, с того, двадцать-какого-то этажа, это красиво. Машина останавливается, Чонин оплачивает поездку, и они выбираются.
- Здесь? - уточняет Чонин.
Хан нервно кивает. Сынмин выуживает из сумки блокнот и пишет в нем что-то, уложив на крышу такси, которое не спешит уезжать. Вырывает страничку и отдаёт Джисону.
- Наши телефоны, - анонсирует коротко, и Хан принимает листик, прячет его в карман толстовки.
- Спасибо. Вы спасли мне шкуру.
- Но при одном условии, - напоминает Чонин, и Джисон поспешно кивает.
- Я пойду.
- До встречи.
Ребята машут ему на прощание и забираются обратно в машину. Хан медленно выдыхает, повернувшись к дому. Он просто заберет рюкзак и зарядит телефон. А дальше будь что будет. Накинув капюшон в попытке спастись от пронизывающего ветра, он подходит к нужной двери и звонит в звонок. В ответ звучит кошачий хор и поспешные шаги. Джисон невольно улыбается и прикрывает глаза. В квартире Минхо уютно. Двери открываются, и его заключают в крепкие до боли объятья ещё до того, как он успевает сделать шаг в квартиру.