Ему было холодно. Одиноко. И слегка пусто.

А как ещё должно быть в Пустоте?

Он не помнил как оказался здесь, только странный писк и после тьма.

Он не понимал где это «здесь». Под ногами ничего нет, над головой, по бокам тоже. Пусто и темно.

Закрывай глаза, не закрывай — всё одно. То есть ничего.

Кто он? И на этот вопрос ответа не было. Лишь смутные отголоски былого, которые были близко, но не осязаемы. Ухватиться за мысли не получалось — каждый раз они ускальзали, как вода сквозь пальцы. Он не помнил, что такое вода, но это сравнение отчего-то было правильным.

Холодно. Но не физически — морально. Будто сняли одежду и выкинули на мороз. Только вместо одежды сняли тело, выставив на показ душу.

Страшно. Вокруг нет ничего. Он никогда не любил открытое пространство — слишком опасно. Почему опасно он вспомнить не мог. Только отголосок прошлого, что он был подобной опасностью, поэтому и не любил открытое пространство — знал.

— Если доберёшься до света — будешь жить…

Голос тихий, искушающий. Тот, кто говорит явно ухмыляется в это время.

— Будешь жить, только найди свет…

Свет? Что за свет надо найти? Что это такое?

— Получишь шанс, из пешки превратишься в ферзя…

Он искал. Он не знал, что именно, но искал. Оглядывался по сторонам, ища что-то, кроме темноты.

— Это будет самое великое твоё шоу!

Голос шептал о возможностях, о жизни. Он хотел этого, хотел жить, хоть и не понимал до конца смысла слов. Он этого желал инстинктивно.

Голос тихо смеялся, шепча искушающие слова. Ему было забавно, но это не важно — нужно найти этот свет, не отвлекаться.

— Маленький человек…

Он был слишком напряжён, так нельзя. Он помнил, что надо сохранять рассудок, не паниковать и не лезть на рожон.

Странно, но он начал немного понимать, что ищет, когда успокоился. Мысли путались, но уже не так — теперь пришло немного понимания происходящего. Нужно найти свет и в награду получить жизнь. Для чего нужен свет этому голосу — не важно, главное думать сейчас о себе.

Теперь он не вертелся в темноте подобно волчку, а медленно шевелился. В Пустоте это было сложно, невозможно понять смотрел ли ты там уже или нет. Он был терпелив, он помнил, что это была важной составляющей его работы.

Терпение, хладнокровие, понимание происходящего — этого было у него не отнять. Это его суть.

Сколько он уже здесь? Сколько он ищет свет? Не отвлекаясь на посторонние мысли, собирая их воедино, он искал. Без паники и путаницы в голове было, конечно, легче.

Терпение вознаграждается.

Среди всей этой пустоты он увидел… огонёк. Намётанный глаз распознал его, мерцающий, слабый. Но для того, кто пробыл долгое время в темноте — ярче солнца. Он зажмурился, не выдержав столь яркого огонька. Лишь спустя минуту он приоткрыл один глаз, медленно, чтобы не было больно.

Огонёк мерцал чуть ярче. Ему пришла в голову мысль, что скорее всего свет прятался, а так как его нашли — теперь нет. Прятки в темноте закончились его победой — он нашёл огонёк!

— Какой хороший маленький человек…

Голос рассмеялся. Было в этом смехе что-то жуткое, тёмное.

— Да, ты победил. Возьми его и получишь свой приз…

При этом что-то тяжёлое легло на его плечи, слегка подталкивая вперёд, к огоньку, который приближался всё быстрее.

Свет остановился в нескольких сантиметрах от него. Сиял ярче, но теперь не обжигая глаза. Что-то внутри вопило: «Нет! Не бери!», но страх остаться в темноте с этим голосом наедине пересилил. Он протянул руку и ухватился за огонёк.

В тот момент он глубоко вздохнул.

В грудь будто что-то вбили — при каждом вздохе было больно. Из глаз невольно текли слёзы, а в горле зарождалась истерика. Он схватился руками за грудь и почувствовал что-то липкое, мокрое.

— Тише, Тесаму, потерпи, — поблизости раздался грубоватый, но обеспокоенный голос. — Генрих тебя подлатает.

Тряска, боль при каждом вздохе и хрип. Смутно мелькала мысль, что ему пробили грудь и сломали рёбра, а теперь куда-то несут.

«Хреновый приз».

Кто-то что-то говорил, но обращать на это внимание он не стал. Было больно, обидно и хотелось сдохнуть. Он бы кричал, если бы было легче.

Образы людей расплываются, слова стали непонятны, а сознание медленно отключалось.

Последнее что он слышал — это приказания смутно знакомого голоса положить его.

***

Ему снились не то кошмары, не то страшные сказки, в центре которых был мальчик по имени Тесаму.

Рождённый в бедной семье, но довольно сплочённой и любимой. Он был единственным ребёнком, мать любила его до безумия и учила грамоте. Отец учил своему ремеслу — созданию утвари. Они жили дружно и даже счастливо. А потом отца свалила лихорадка и он умер. Кормильца не стало, мать не чуралась никакой работы, чтобы принести еды в дом. Но и она долго не прожила, сражённая той же болезнью. Всё, что от них осталось — это ложка, которую Тесаму и его отец сделали вместе и кулон матери. Ложку он продал, чтобы купить хлеба, хотел продать и кулон, но его нашли старейшины.

Он знал грамоту, быстро учился и ничего не имел. Он подходил для плана. Ему поручили стать учеником одного учёного и передавать все знания, полученные у него старейшинам. Он согласился — слишком уж был голоден.

Тесаму учился. Даже Учитель был им доволен, не то что старейшины, получавшие знания. Но чем больше времени он проводил с Учителем, тем отвратнее себя чувствовал — врать он не любил. Но извиниться и всё рассказать он не успел — Учителя уже объявили предателем. Но простить Тесаму он простил, даже дал шанс делать то, что тот хотел — помогать людям. Чем Тесаму и воспользовался, сбежав от старейшин и не желая им больше прислуживать.

Сбежал в деревеньку, где жил друг Учителя — Генрих и прожил там всего… неделю. Его нашли солдаты старейшин и выманили в лес, где и смертельно ранили в грудь, командир отобрал кулон матери и уехал, а оставшиеся солдаты были убиты людьми Джозефа — местного князя.

И теперь он за место того самого Тесаму. Сидит в его теле, точнее его душа вселилась в тело мальчишки, когда тот лежал, умирая.

Теперь уже Тесаму прикоснулся к груди. Боль осталась, но теперь была не такая невыносимая, от которой хотелось выть.

«Так себе призок».

Это было Средневековье, полное отсутствие технического прогресса, узколобые люди и, несмотря на большое влияние религии, низкая мораль. Сказать, что повезло — это разразиться трёхэтажным матом на тот голос во тьме, который говорил про приз. Жизнь — это хорошо, но не здесь, не в этом месте.

— Очнулся? — в небольшую комнатку заходит Генрих с миской и тряпками.

Он присел на табурет рядом и, улыбаясь уголками губ, осторожно приподнял простынь, чтобы посмотреть на раны.

— Могло быть и хуже, — вынес он вердикт. — Ничего не говори, копи силы. Сменю повязку тебе чуть позже.

Он немного помолчал и продолжил.

— Солдаты Джозефа успели донести тебя до меня, я успел спасти. Ты невероятно живучий мальчишка. Если ты волнуешься о том, что старейшины вернутся — не надо, они считают тебя мёртвым. Ведь с кулоном матери ты никогда не расстаёшься, а его забрал наёмник, — при словах о кулоне сердце неприятно сжалось. Почему ему больно? — Теперь ты свободен.

«Свободен? Да я в дерьме!»

Но Тесаму лишь поморщился. Ему было плевать, что мог бы подумать Генрих, он не желал здесь оказаться. Он хотел в своё время, желательно и в своё тело. Странное дело, но как только он выбрался из темноты, то вспомнил как там оказался — умер. Бомба. Место его убежища заминировали. Вот почему последнее, что он помнил это писк. Если бы он вернулся, то мог ли найти своих убийц? Он бы костьми лёг!

Но… что ему сейчас дано? Тело мальчишки лет эдак четырнадцать-пятнадцать и жизнь в грязном Средневековье.

«Уж лучше бы сдох».