Тайцзэ выпил лишнего, сидел над столиком сгорбившись, покачиваясь из стороны в сторону. Ему казалось, так его меньше тошнит. Он низко опустил голову. Неряшливо уложенные волосы совсем выбились из пучка и свисали чёрными сосульками, ложась кончиками на стол.
Сегодня он действительно перебрал. Старшая сестрица получила предложение руки и сердца, и семья Чэнь праздновала до самого вечера вместе с семьёй жениха. Тайцзэ тоже был там и тоже радовался за сестрёнку. В итоге, навеселе, ближе к ночи удрал из дома и продолжил праздник. Он был внебрачным сыном хозяина поместья, мать умерла родами, и семья взяла его на воспитание. Но несмотря на это, госпожа относилась к нему как с собственному ребёнку. У них не было сыновей. Возможно, поэтому его приняли так радушно. Официально он считался приёмным сыном, но на самом деле ему позволялось то, что не позволялось сёстрам. Он рос избалованным ребёнком, но знал чувство благодарности. Взбалмошный, но почтительный. Отец, когда журил его, обречённо качал головой и повторял свои наставления, начиная со слов: «Когда же ты наконец…». Тайцзэ склонял голову и раскаивался, однако, не торопясь отказываться от фривольной жизни.
Ему на самом деле было плохо. После винной лавки он намеревался заглянуть в бордель, но теперь осознавал, что его ночные гуляния скоро закончатся в поместье Чэнь, даже если спозаранку отец позовёт его к себе и отчитает в очередной раз.
За соседний столик села группа мужчин. Тут же застучала по столу посуда, запахло кислым вином. Не такие крепкое, какое предпочитал Тайцзэ. Да кто вообще мог пить такое разбавленное вино? Тайцзэ едва удержался, чтобы не подойти к этому столику и не высказаться. Он не встал и не подошёл только потому, что его настиг новый приступ тошноты. А потом стало уже не до высказывания мнений. У Тайцзэ душа похолодела, когда он услышал причину, по которой незнакомая компания выбрала такое слабое пойло. Он услышал только одно слово — Чэнь — насторожившее его и заставившее ещё ниже опустить голову, чтобы никто не узнал его лица.
— …этот старый деспот Чэнь, не идёт ни на какие уступки. Я ему пожертвовал ларец с драгоценностями, а он не взял.
Тайцзэ судорожно вспоминал, из-за чего на отца могут сердиться. Тем более — давать взятки, хотя многие уяснили, что глава семьи Чэнь берёт взятки только с высокопоставленных чиновников, насквозь прогнивших и боящихся хоть раз в жизни сказать правду. Так отец был уверен, что однажды правда не всплывёт. Все брали взятки, но выживал тот, кто брал их разборчиво. Отец ни за что бы не стал слушать человека с улицы. Он бы сам арестовал его или выгнал взашей за двери поместья. Тайцзэ покосился на компанию: отребье, простолюдины в поношенной одежде. Тем более, очень озлобленные простолюдины. Не крестьяне и не ремесленники. Тайцзэ стремительно размышлял, но вино мешало сосредоточиться. Он то и дело терял мысль и хватался за неё заново.
— Если он сегодня не выпустит Лу, придётся припугнуть его хорошенько…
Точно! Тот вор, которого схватили по приказу отца. Доказательств собрали немного, но достаточно для задержания. Если его сподвижники так торопились, не значило ли это, что весомые доказательства уже на подходе, и они действовали в спешке, чтобы успеть скрыться.
— У него симпатичные дочери. Если господин И придёт свататься, даже этот тиран не сможет проигнорировать его. Когда его дочь будет у нас в заложниках, тогда будем говорить по-другому, — зашуршала бумага. — Как раз через неделю будет благоприятный день для бракосочетания.
Тайцзэ вскипел: отдать младшую сестрёнку этим ублюдкам? Да ни за что! Он упёрся руками в стол и снова остановился.
— Запасной вариант готов? Ты набрал людей?
Запасной вариант? Что ещё за вариант?
— Они ведут круглосуточную слежку. Можно только пройдя по улице отдать сигнал.
Что за слежка?
Сердце глухо ухало, ускоренно барабаня о грудную клетку изнутри, готовое разбиться о неё. Тайцзэ действительно становилось паршиво. Его пошатывало уже по-настоящему. Переизбыток вина готов был вылиться наружу, а он терпел, вслушивался.
— Мы раздавим его полностью. Он либо отдаёт нам дочь в заложники, либо хоронит её.
Речь шла не только о дочери.
Тайцзэ не выдержал, резко встал, покачнулся и шагнул к столу заговорщиков:
— Кто тут замышляет заговор против моего отца?! Да я вас всех пожизненно засажу с постоянными допросами и пытками!
Его голос словно разрезал восстановившуюся тишину в заведении. Посетители поспешно покидали насиженные местечки. Осталась только небезызвестная компания да пара завсегдатаев, слишком пьяных, чтобы успеть сообразить, что происходит. Хозяин молча затрясся в уголочке, нервно вытирая тарелку замызганной тряпицей.
— Да такую шваль, как вы, зарезать не грех. Все ваши попытки убийства… — он согнулся, не в силах больше держать вино в себе. Оно обильно излилось на дощатый пол, растекаясь в мерзкую блестящую лужу. Тайцзэ пошатнулся отчётливее, тряхнул головой и добавил к луже ещё порцию. Тогда злоумышленники подхватились. У Тайцзэ, видимо, самосохранение сработало, он сделал шаг назад, а когда один из злодеев пошёл на него с кувшином вина, он отступил. От прикосновения от отмахнулся, толкнул так сильно, что сам отлетел в сторону.
— Не упустите ублюдка! — рявкнул один из них.
Тайцзэ вывалился на улицу, растянулся на мощёной дороге и тут же подогнул под себя руки и ноги, вставая и всё ещё пошатываясь. К нему уже спешили убийцы.
Не оставят в живых — он это понял. И он грозил сорвать весь их коварный замысел. Страх подкатил к желудку. Несмотря на хмель, он побежал так быстро, что не угнался бы и всадник. Он протиснулся в какую-то щель, слушая голоса за спиной. Он тут все закоулки знал. Бегал часто, когда ночной дозор стремился изловить нарушителей. Тайцзэ не мог позволить, чтобы его доставляли к отцу, поэтому научился ускользать от стражников. Только раз он попался, за что получил взбучку, запомнившуюся на всю жизнь.
В паре кварталов от дома он наконец понял, что оторвался. За домами ещё раздавались голоса. Поскорее бы они привлекли внимание стражи. Тайцзэ остановился, не в силах отдышаться. Даже если отец накажет его и не захочет слушать, он обязан рассказать ему. Тем более, отец — не глупый человек, поймёт, когда сын говорит правду. Тем более, Тайцзэ всегда был любимчиком. Ему даже женитьбу не навязывали, тогда как старшую сестру за последний год частенько попрекали, что, мол, она сидит без мужа. А потом пришли свататься. Отец был просто счастлив. Тем более, семья жениха была благородного происхождения, богата и влиятельна. Да и сестрёнка была счастлива. Наверняка тайно встречалась с молодым господином.
Он сидел на одном месте, пока не продрог. За тонкими стенами укрытия голоса становились громче. Топот ног, лязг металла, цокот копыт, ржание. Только обратив внимание на все эти звуки, совершенно неестественные ночью в престижной части города, он сообразил, что просто сидит и бездействует. Он должен был сразу бежать к отцу, даже если он спит. Он должен был вытащить его из постели и заставить выслушать себя. Он сам должен был поднять всех слуг и усилить охрану поместья.
Он выскочил из укрытия и сразу увидел свет от горящего дома. Снова всё внутри вниз ухнуло. Он побежал со всех ног, напрочь забыв о похмелье. Он влетел в ворота вместе со стражниками, крича во всё горло:
— Отец! Матушка! Сестрицы!
Он остановился, осознавая всю трагичность происходящего. Тогда он вцепился в ближайшего стражника, у которого были руки испачканы в крови:
— Вытащите их оттуда!
Он остался неуслышанным. Стражник что-то говорил, но не собирался ничего делать. Тогда Тайцзэ сам бросился в дом, где полыхала пока только крыша. Пожар устраивали второпях. Отец не мог так просто сгореть. Он обязательно позаботится о семье и сам покарает убийц. Отец всегда лучше Тайцзэ владел мечом и знал толк в боевых искусствах. Отце был идеалом, к которому он стремился, но не поспевал из-за тяги к разгульной жизни.
Отец был в спальне. Он лежал, полуодетый, в луже крови. Его тело было дырявым от ран.
— Отец! — заорал Тайцзэ, бросаясь к нему.
Уже не дышал. От таких ран умирают мгновенно. Их наверняка застали во время сна, иначе им было не справиться. Отец слишком доверял слугам, разболтавшимся из-за сытой жизни. Слуги слишком невнимательны. Видимо, охранник отошёл по нужде — и это было отлично видно убийцам.
— Матушка! — Тайцзэ бросился к кровати и обнял неподвижную госпожу. Её испуганный остекленевший взгляд был устремлён в потолок. Напрасно Тайцзэ тряс её, призывая проснуться. Он не знал, что делать дальше — так растерялся — пока не вспомнил о сёстрах. Когда он бежал по коридору, зовя их по именам, его поймали стражники и выволокли на улицу.
— Пустите! — орал Тайцзэ, не замечая мокрых щёк. — Пустите, иначе я всех вас убью!
Его не отпустили.
— Успокойтесь, молодой господин Чэнь, — пытались достучаться до него. — Все мертвы.
Тайцзэ не слушал, продолжал кричать и вырываться. Его сопротивление было совершенно беспорядочным. Пожар уже потушили, но содеянного не исправить. Сейчас Тайцзэ меньше всего волновало, что он стал единственным наследником всего состояния. Он хотел сам убедиться, что сёстры мертвы. Он бился, как птица о прутья клетки. Он вырывался до тех пор, пока не подоспела семья жениха старшей дочери. Только тогда он ощутил прикосновение иное, так похожее на объятия матушки. Он сразу поверил и бросился ей на грудь, лепеча что-то невразумительное. Тогда он считал, что она действительно выжила.
Он проснулся в незнакомой комнате, так не похожей на его комнату. Он сразу вспомнил события минувшей ночи и продолжал неподвижно лежать, рассматривая узорчатый белый потолок. Чувствовал, как капельки слёз стекают по его вискам на подушку, всхлипывал и ничего не делал.
— Молодой господин, — позвала его робкая служанка. — Вы проснулись, молодой господин?
— Где матушка? — спросил он первое, на чём остановились его мысли сегодняшней ночью.
Матушка была мертва. Он помнил объятия, но совершенно точно видел мёртвое тело приёмной матери рядом с телом отца. Если бы не он, ничего бы этого не случилось.
— Это я убил их, — шепнул он перед собой.
— Не говорите так, молодой господин, — взмолилась служанка. Тайцзэ даже не посмотрел на неё. — Если бы вы остались дома, могли убить и вас.
— Замолчи! — рявкнул он.
Служанка отскочила назад, продолжая лепетать:
— Успокойтесь, молодой господин. Меня накажут, если вы выгоните меня. Пожалуйста, пощадите.
Даже не глядя на неё, Тайцзэ знал, что она упала на колени. Ему было всё равно.
— Где господин Ван? — спросил он приглушённым тоном, больше не давясь слезами.
— Он у себя, молодой господин.
— Проводи меня к нему.
Он поднялся.
— Хорошо, молодой господин. Только, пожалуйста, переоденьтесь сперва. Я вам помогу.
Тайцзэ послушно скинул прежнюю одежду и облачился в новую. Ему было всё равно, что служанка смущается. Сама вызвалась, он её не принуждал. А быть может, она не так уж и смущалась. Тайцзэ знал, где находится. Но семья жениха не могла приютить его насовсем. Он уже взрослый мужчина, у него есть состояние и дом. Но старшая сестрица уже никогда не выйдет замуж, а Тайцзэ не поохотится в компании приобретённого брата. Он чувствовал, как сердце его каменеет. Когда он смывал слёзы, он понимал, что больше не заплачет из-за минувшего. Он хотел растерзать убийц на месте, перед этим подвергнув их немыслимым пыткам. Он всё сделает, чтобы их поймали. Он помнил лица. И господин Ван обязательно подтолкнёт главу уезда, чтобы он бросил все силы на расследование.
Он послушно опустился на колени перед господином и поприветствовал уважительным жестом.
— Полно, Тайцзэ, — протянул к нему руку господин Ван. — Поднимись.
Обращался как к сыну. Не хотел напоминать о трагедии. Но о таком невозможно забыть. Тем не менее, Тайцзэ был благодарен ему за сочувствие.
— Господин Ван, вы поможете мне поймать преступников? — тут же приступил он.
— Разумеется. Но я должен сообщить тебе, юноша, кое-что очень важное.
— Что имеет в виду господин?
— Сегодня ночью было совершено ещё одно покушение, на мой дом. Усиленная охрана заблаговременно предупредила и смогла ранить двоих и убить троих. Глава уезда уже развернул расследование. Убитые — всего лишь наёмники. У всех у них вырезаны языки, грамоте не обучены, так что затруднительно будет их допрашивать.
— Мне всё равно! — на миг повысил голос Тайцзэ. — Если их нельзя допросить, то убейте, как они убили всю мою семью!
— Успокойся, — господин Ван сделал жест рукой, тут же успокаивая собеседника. У Тайцзэ продолжало всё клокотать внутри, а он продолжал. — Я буду держать тебя в курсе расследования, но обязан предупредить: преступники задались целью убить тебя.
— Убить? — Тайцзэ широко улыбнулся. Наверное, так и должен улыбаться убийца. — Отлично. Я буду ждать их с распростёртыми объятиями!
— Не так быстро, Тайцзэ. Ты не протянешь и суток на улице, так что тебе придётся укрыться в моём доме, пока расследование…
— Я не хочу!
— Я, конечно, понимаю, но ты обязан…
— Я не хочу прятаться, — заявил Тайцзэ, проявляя грубое неуважение, — простите, господин Ван, вы мне не отец. Как бы сильно я ни уважал вас, я сам хочу найти преступников и отомстить им.
— Твоя решимость делает тебе честь, но я должен проследить, чтобы ты, единственный оставшийся в живых свидетель, не погиб от случайной стрелы.
— Я видел их, — настойчиво повторил Тайцзэ. Он не помнил, сколько раз говорил это ночью, но сейчас он пребывал с здравом уме. Из-за выплеснутого наружу вина он не чувствовал головной боли.
— Господин Чэнь! — повысил голос господин Ван, останавливая готовый сорваться поток слов протеста. Тайцзэ вздрогнул. Его больше не будут называть молодым господином. Он — господин. Он — глава семьи Чэнь. И он ответственен за процветание своего рода, поэтому сделает всё, что угодно, чтобы остаться в живых.
— Мы поговорим позже, — холодно произнёс господин Ван и небрежно махнул рукой. Он явно не привык к такому отношению, но понимал, что человек, только что потерявший всех родных в страшной трагедии, не совсем адекватен. Тайцзэ тоже не стал сопротивляться, поклонился и ушёл в предоставленные ему покои. Служанка незаметной тенью последовала за ним.
Спрятаться Тайцзэ всё-таки пришлось, потому что расследование показало, что виновники поспешно бежали после того, как их сообщник, тот самый вор, которого поймал отец Тайцзэ, был насмерть забит палками. Оставаться в поместье Ван Тайцзэ не мог. Возвращаться в своё было крайне опасно. Он потерял все ниточки. Дошло до того, что он едва не попался, когда искал стремительно остывающий след. Убийцы ещё рыскали по улицам города. И хотя сегодня Тайцзэ убил всех, кто осмелился напасть на него, он осознал, что ему до сих пор просто везло и он не справится со всеми в одиночку. Он негодовал, когда с ненавистью смотрел на мёртвые тела, облокотившись о стену ближайшего дома, чтобы отдышаться. Его рука ещё подрагивала — такой силы были удары убийц.
— Такими темпами они меня убьют прежде, чем я докопаюсь до истины, — обронил перед собой Тайцзэ. Ему стало страшно. Он даже не понимал, из-за чего страшнее: на самом деле умереть или оставить преступников безнаказанными.
Глава уезда нашёл несколько зацепок. Самая отчётливая вела в имперскую столицу. Тайцзэ без промедления решил ухватиться за неё и поехать. Только если путь верен, его обязательно будут поджидать по дороге.
Он вернулся в поместье. За прошедшую неделю он нанял больше слуг и выставил усиленную охрану. Он снова пил, сидя за столом в общей комнате. Никто его больше не попрекнёт. Никто не накажет за самовольство. Даже если он приведёт толпу девиц лёгкого поведения, никто не скажет слова поперёк. Но он не приведёт. Он просто пил, почти не закусывая, и не мог захмелеть. Едва он прикончил половину кувшина, заставил себя остановиться. Надо срочно ехать в столицу. Хотя бы избавиться от слежки здесь. На улицах этого города он никогда не будет в безопасности, как бы ни маскировался. За его домом постоянно будут следить. Только если его портрет уже разошёлся по рукам негодяев всех провинций, не узнают ли его в какой-нибудь глухой деревушке, где его труп останется неопознанным местными поселенцами.
Рубить сгоряча нельзя.
— Я поеду! — он решительно подхватился, ударив ладонями в стол напоследок, и зашагал в комнаты почивших родителей, где слуги до сих пор постоянно жгли благовония по приказу Тайцзэ.
Он прошёл мимо склонившихся слуг, не обратив на них внимания. Он остановился перед дощечками с именами родителей и опустился перед ними на колени, что сделали и все слуги, не смея возвышаться над хозяином.
— Я отомщу за вас, клянусь, — произнёс Тайцзэ. — Я не посрамлю благородного имени Чэнь. Поэтому, отец, матушка, благословите меня.
Он согнулся, касаясь лбом пола. А когда выпрямился, слуги не посмели сделать того же. Так и полулежали на полу. Тайцзэ покинул комнату, уже составляя в голове план. Будет очень трудно. Главное — скрыться от мелких сошек по дороге в имперскую столицу. Вероятно, и там придётся прятаться, чтобы его не убили прежде, чем он отыщет убийц. Он хотел уничтожить их всех — и зачинщиков, и исполнителей. Особенно зачинщиков. Он намеревался заставить их трястись от страха перед фамилией Чэнь. Он хотел…
Он много чего хотел, но не представлял даже, как добраться до столицы живым. Он проследовал мимо дверей комнат сестёр, мимо гостиной, мимо кухни, остановился только возле ограды. Где двор был разделён на две части. Одна, большая, для господ, была ухожена и огромна. Вторая, поменьше, предназначалась для слуг, чтобы они не мозолили глаза хозяевам своими простыми одеждами. На этой половине часто лежали дрова для печей, грязное бельё. Здесь были протянуты верёвки для его просушки. Здесь слуги могли беззаботно смеяться и переговариваться между собой. Редко хозяева заглядывали в этот уголок. Тайцзэ тоже не пошёл. Он просто услышал разговор на пониженных тонах. Говорила служанка младшей сестры. Она одна из немногих, кому удалось выжить. Ей повезло, потому что она отлучилась из комнаты сестрицы за водой. Её не убили вместе с хозяйкой. Но, кажется, она даже оправилась, хотя и плакала часто, оставаясь наедине. Тайцзэ сохранил за ней должность служанки младшей сестры и вверил ей в обязанности зажигать благовония младшей госпожи.
Она всё ещё иногда плакала. И сейчас, не сдержав всхлипа, произнесла:
— Я так скучаю по ней, Луминь.
Бедняжка. Но Тайцзэ некогда было думать о нуждах слуг. У него самого забот выше головы.
— Когда она облачалась в красное, она становилась совершенно другим человеком. А когда подводила веки фиолетовыми тенями, и вовсе как незнакомка…
— Погоди! — Тайцзэ не сразу сообразил, что делает. Он шагнул к ней и её собеседнику. — Что ты только что сказала?
— Господин, — они оба упали на колени. — Пощадите, господин!
— Как ты только что отозвалась о моей младшей сестре?
— Я не хотела оскорбить вашу сестру, господин, — она почти заплакала. — Я восхищалась ей и её мастерством преображаться.
— И как? — он присел на корточки перед ней, всё ещё лежащей перед ним в песке, — её правда было не узнать?
Тайцзэ пытался вспомнить, видел ли младшую сестрёнку с подведённым фиолетовым глазами. И правда ли она становилась другим человеком?
— Ты, — он ткнул пальцем в неё.
— Пощадите, господин! — взмолилась она, ревя во весь голос. — Я больше не посмею так отзываться о госпоже.
— Вставай, говорю! — он резко поднялся, — и следуй за мной. Немедленно.
Она пошла, согнувшись и всхлипывая. Тайцзэ привёл её в комнату младшей сестры, осмотрел вещи, которые никто не посмел тронуть, ибо Тайцзэ строго настрого запретил к ним и пальцем прикасаться. Он знал, что слуги всё равно прикасались, иначе здесь давно бы всё покрылось пылью. Он ещё раз осмотрелся в поисках косметики сестры, потом шагнул к ней и схватил весь ларец, со стуком опустил его в центр столика. Служанка вздрагивала от каждого звука. Она совсем съёжилась, но уже, по крайней мере, не ревела, что начинало даже раздражать. По сути, она не виновата. И она не грубила, а скорее с любовью отзывалась о своей госпоже. Тайцзэ всё это знал и не думал ни о каких наказаниях.
Он развернулся к ней и ткнул пальцем в ларец:
— Накрась меня.
— Господин! — взмолилась она, снова готовая падать на колени. — Я не посмею!
— Я приказываю!
— Но господин, мужчинам не пристало использовать женскую косметику, — она наконец проявила толику любопытства, частично изгоняя страх.
— Если ты не сделаешь этого, я тебя накажу.
Она шагнула к нему, совсем робко, всё ещё сомневалась. И всё ещё пыталась образумить хозяина, которого явно посчитала безумным.
— Боги, — он сцепил зубы и потёр кончиками пальцев лоб. Без объяснений не обойтись. — Если меня не смогут узнать на улице, меня никто не убьёт.
— С-слушаюсь, господин, — она всё ещё не верила, но послушно взялась за ларец, вытащила какие-то порошки, названия которым Тайцзэ даже не знал. Но он обязан узнать и запомнить, и научиться намазывать их самостоятельно, если хотел скрыться от посторонних глаз.
— Не могли бы вы сесть, господин? — попросила служанка.
Он сел и тут же ткнул пальцем в коробочку с чем-то влажным:
— Что это? Ты обязана объяснить всё мне.
— Да, господин.
— И объясняй не как господину, а как своей подружке, которая ничего не понимает в этих женских… — он поводил круговым движением надо всеми этими коробочками и баночками, — штучках.
— Да, господин.
— Чего ты заладила?!
Она вздрогнула. У него не было времени распинаться перед слугами. Его сердце, казалось, ожесточилось за одну ночь. Он отказался от своих гуляний. Даже женщины не привлекали его. Только мысли о погибшей семье.
— Господин, не могли бы вы немного приподнять голову?
— Вот так? — он послушно сделал это.
Он часто слушался женщин в борделе, ибо только так мог испытать наслаждение в полной мере. Теперь слушаться служанку было не так сложно. Он закрывал глаза и представлял, как ухоженные мягкие руки ласкают его. Было даже отчасти противно, потому что всё, о чём он думал — это тела семьи. Не пощадили даже младшую сестрёнку, которая ещё и не помышляла о замужестве, хотя отец уже начал приглядывать и ей мужа.
Руки служанки были уверенными. Наконец она осмелела настолько, что без предупреждения начала поворачивать голову Тайцзэ из стороны в сторону. В эти моменты он не открывал глаз, а всё остальное время задавал вопросы, показывая на всевозможные порошки и маслянистые смеси. Запомнить всё это за один раз было крайне затруднительно. Он намеревался выучить названия и по крайней мере понимать, куда всё это наносить или накладывать — тоже всё женские штуки. Какая разница, наносит он или накладывает.
Наконец служанка объявила, отступая с поклоном на шаг назад:
— Готово, господин.
— О, правда? — он всмотрелся в большое зеркало младшей сестрёнки, брови его изогнулись в удивлении, потому что на него смотрело симпатичное личико, больше присущее девушке, чем мужчине. — О, — повторил он с другой интонацией, хотел потрогать, но не прикоснулся. Служанка не станет его останавливать, ибо всё ещё слишком напугана, но и он не желал, чтобы все труды пошли насмарку. Он обязательно потренируется на ней сам. Надо только убедиться, что она будет держать язык за зубами. Он повернулся к ней:
— Что ещё нужно, чтобы преобразиться?
— Только сделать причёску и переодеться, господин.
— Приступай, — он махнул рукой в сторону гардероба сестры. Пожалуй, платье будет ему маловато. Тогда, может, позаимствовать самый свободный наряд старшей сестры?
— Принеси мне платье первой молодой госпожи.
Служанка убежала, а он снова прильнул к зеркалу. Лицо было просто неузнаваемо. Служанка не только подвела глаза и губы. Она ещё что-то сделала со скулами, ибо они казались выше. Глаза выглядели больше, а губы пухлее. Просто прелестница из борделя. Нет, не из борделя, а из хорошей семьи. Благородная невеста.
Когда он влез в роскошное платье, едва не порвав его, когда служанка закончила с причёской, он полностью преобразился в женщину.
— Как я выгляжу? — спросил он, поворачиваясь на месте, расставив руки в стороны. Он ждал, что служанка тут же похвалит его внешний вид, а она покачала головой:
— Платье слишком натянуто, господин. Это очень неприлично.
— Правда?
Он вернулся на место, задумался. С таким гардеробом только внимание привлекать. Да и одежда порваться может от резкого движения. Он мог, конечно, послать за портным, но задумка подразумевала, что никто не будет об этом знать. Договориться с одной служанкой проще, чем с двумя или тремя, тем более, совершенно посторонними людьми. Хотя бы ради младшей сестрицы служанка не станет болтать. Надо будет просто объяснить ей всю ситуацию и оставить дома, даже если она попросит взять её с собой. Убийцы могли запомнить лица слуг.
С помощью служанки он вернул себе прежний облик и надолго заперся в кабинете. Стоило ещё раз обдумать, прежде чем втягивать в авантюру кого-то ещё. Хотя бы найти служанку с очень крупным телосложением и сшить несколько платьев на неё.
Он получил сообщника и учителя, с которым тренировался женским манерам. Сложнее всего пришлось с уступчивостью и выбором выражений. Девушка из благородной семьи должна быть милой и почтительной, не повышать голоса на мужчину. Для Тайцзэ, проводившего всю свою жизнь в развлечениях и лишь малую её толику отдавая заботе о поместье, чуть больше обучению, было невероятно сложно научиться хотя бы терпеть, когда служанка в роли мужчины принималась выговаривать ему за непристойное поведение. Тайцзэ понимал, что не научится за такой короткий срок, тем более, ему хотелось сорваться в путь прямо сейчас. Он злился, когда не получалось самостоятельно облачиться в женские одежды. Он отвергал любую мысль об уходе за телом, как это делают девушки. В конечном итоге ему пришлось смириться, чтобы не вызывать подозрений у чужих людей. Более того, он не мог носить при себе меч. Да в пышном платье развернуться и ударить противника ногой было слишком сложно. За это время убийца мог сделать два движения. И девушка из благородной семьи не могла скакать на лошади, ноги врозь, как ездил любой мужчина.
Служанка привыкла к особому отношению, держала слово и никому не рассказывала об идее господина. В конечном итоге Тайцзэ повысил её с должности служанки покойной молодой госпожи до своей собственной. Девушка была растеряна, но безропотно приняла новое назначение. А провожая Тайцзэ в долгий путь, поклялась помогать ему во всём, лишь бы он нашёл убийц. Именно она распоряжалась слугами, когда готовила повозку. Именно она «приняла дорогую гостью, скорбящую о погибшей подруге». И она посадила гостью в повозку, а день спустя «отправила хозяина в столицу», когда остальные слуги были заняты. От поместья отъехали две повозки с разницей в сутки. Тайцзэ только дождался вторую повозку на постоялом дворе в соседнем городе. Там он пересел на новую повозку и велел вернуть в поместье старую, на которой уехала «подруга сестры». Нанятые для этой цели люди получили достойное вознаграждение и исчезли из вида. Им были интересны не господа, а их деньги.
Первая ночь, проведённая вне стен поместья, прошла довольно сумбурно. Тайцзэ никак не мог заснуть. Он хотел сразу же отыскать след преступников и без промедления пойти по нему. На деле всё оказалось не так просто. Ему даже не позволялось просто войти в винную лавку и разговорить подвыпивших посетителей. Едва он попытался, как на него сразу переключили внимание. Тайцзэ выслушал ряд непристойных предложений, четырежды был шлёпнут по заду, дважды обнят и облапан, прежде чем сообразил вырваться, включая всё «женское» мастерство. Женщина не должна бить кулаком в лицо. Даже если ударит, её противник не должен свалиться с первого удара. Ему пришлось отбиваться словами и тычками локтем в разные стороны. После чего Тайцзэ понял, что в винной лавке ему ничего не светит, если он не желал разоблачиться, что непозволительно во всей задуманной им авантюре.
На вторую ночь вне дома он просто упал от усталости на сиденье в повозке. Мягкое, специально подготовленное служанкой. Там же Тайцзэ нашёл тёплое одеяло и две подушки. Он усмехнулся: она бы ещё половину кухни с ним послала вместе с котелками и продуктами. Поистине, девушка переключила всё своё внимание на заботу о хозяине. Она с детства была при младшей сестре Тайцзэ, другой жизни не знала, и, вероятнее всего, ей просто не на кого было вылить свою заботу.
Он удобно устроился в повозке. Единственное, что было не слишком удобно — это ночная прохлада. Но ведь Тайцзэ периодически шатался по ночам и даже научился избегать встреч с отцом. Он не выпил ни глотка и сейчас чувствовал все неудобства полевой жизни. В конечном итоге он высунулся из повозки и лёг на подмостки, теснясь в крошечном пространстве между местом кучера и передней стеной повозки. Одеяло не спасало от холода, подушка не умещалась, пришлось смять один её конец. Тайцзэ всё равно не вернулся внутрь, продолжал смотреть на звёзды и подводить итоги неудачно начавшегося путешествия. Он ничего не разузнал, ему было неуютно, одежда была тесной и неудобной, а весь макияж на лице и тяжёлая причёска с воткнутыми в неё украшениями делали его голову невероятно тяжёлой и искусственной. Несладко же приходится женщинам, особенно богатейших родов, у которых волосы изобиловали этими самыми украшениями.
Время шло, а он не мог глаз сомкнуть. Завтра с самого утра продолжит путь. Можно и сейчас, но в темноте мало кто путешествует, он только привлечёт внимание. Запоздало он подумал, что можно было оставить одного из нанятых людей при себе в качестве слуги. Сожалеть было поздно, а нанимать первого встречного опасно.
Наконец глаза постепенно начали слипаться. Тайцзэ не заметил, как задремал, и проснулся от шума на улице. Он не думал, что делает. Он метнул руку к глазам, дабы протереть их, и вскочил в полный рост, возвышаясь на подмостках. В темноте что-то происходило, слышался лязг металла и громкий звук борьбы. Хозяин близстоящего дома тоже услышал, потому что в окне замерцал оранжевый свет. Но никто не осмелится носа высунуть на улицу в такое время. Тайцзэ сам схватился за меч, припрятанный в повозке. Если его и разоблачат, он не позволит зарезать себя, как свинью. Затем он соскочил на землю. В стороне ржанул конь, выпряженный из повозки на ночь и отправленный за ограду на маленькое пастбище. Тайцзэ уже переключился на происходящее. Он пригнулся и, одной рукой задирая перед платья, а в другой сжимая рукоять меча, метнулся в строну звука. Это были трое людей в простой одежде. Они наседали на девушку, а она сопротивлялась изо всех сил, даже, кажется, пыталась плакать, что, разумеется, негодяев не разжалобило. Тайцзэ, привыкший заступаться за женщин, метнулся между ними и удачно полоснул мечом по запястью одного из них. Ругаясь, они отступили.
— Спасибо, госпожа, — за спиной принялась раскланиваться девушка. — Вы спасли меня, госпожа. Они хотели обесчестить меня, а я…
— Заткнись, — Тайцзэ крепко стиснул зубы. Платье пришлось отпустить, ибо негоже девушке показывать мужчинам свои ноги. Какой же неудобный наряд! Почему женщина не может носить то, что ей хочется, а не то, во что завернуло её общество?
— Коней запрягать умеешь? — спросил он, следя взглядом за всеми тремя подонками.
— Я с детства работаю, госпожа, умею, — тут же отозвалась девушка.
— Рыжий и каурый за оградкой, — ткнул в сторону площадки для выпаса Тайцзэ. Он даже не уточнил, в какую повозку их надо запрягать. И вообще, надо ли их запрягать. Девушка мгновенно подчинилась. Тайцзэ только убедился, что рядом стоит только одна повозка — его.
— Ах ты шлюха, — на него пошёл один из троицы. Второй огибал со стороны. Третий, держась за запястье и стремясь остановить кровь, медлил. Не остановит так скоро — Тайцзэ позаботился об этом. Хоть он и не был лучшим фехтовальщиком в поместье, он знал, с какой силой давить, чтобы нанести рану определённой глубины — отец заставлял тренироваться, да и друзья потешались, когда он едва справлялся с мечом. Теперь Тайцзэ осознал всю важность обычных навыков и благодарил их всех.
Тайцзэ шагнул вперёд, одновременно выбрасывая остриё меча перед собой, и наступил на подол платья, едва удержался на ногах. Он ругнулся себе под нос, в очередной раз кляня неудобные женские тряпки. Благо, негодяи тоже начали его остерегаться и отступили. Тайцзэ подхватил подол и натянул его вверх, после чего бросился на противника, пыряя в плечо второго из них. Крики, кажется, переполошили всю округу. Пора бежать, иначе нагрянет стража, тогда хлопот не оберёшься. А то ещё и в тюрьму посадят до окончания расследования. Он глянул в сторону повозки. Его новая знакомая ловко закрепляла оглобли. Ого, почти закончила?
Ещё пара выпадов окончательно отпугнула мерзавцев. Тайцзэ больше не думал, так и держась за подол одной рукой, второй размахивая мечом, бросился к повозке. С другой стороны на неё уже взбиралась незнакомка, обращаясь с платьем куда нежнее. Надо бы у неё поучиться, если будет время. Девушка сама села за управление и тут же дёрнула поводья, хлестнув лошадей по крупам. Они резво взяли с места. Тайцзэ ещё не раз оборачивался, воздавая хвалу Небесам за то, что они успели вовремя. На улице замелькали факелы, становилось слишком людно, лязгала броня стражников, окна домов вспыхивали оранжевым светом одно за другим. Потом повозка повернула — и девушка наконец сбавила ход, вписываясь в размеренный темп города. Благо, никого вокруг. Ночь могла быть суровой, но она также становилась союзником.
Не смея прямо взглянуть на девушку, Тайцзэ прятал лицо в тени и выбившихся из шпилек волос. Ему казалось, едва она взглянет на него, сразу раскроет. А она заговорила:
— Спасибо, госпожа, что спасли меня, — и поклонилась.
Её голос, низкий и проникновенный, заставил Тайцзэ забыть об опасениях и посмотреть. Иногда так говорила матушка, когда сердилась. Но как бы сильно она ни сердилась, она ни разу не награждала приёмного сына оплеухами.
— Могу я узнать ваше имя? — девушка улыбнулась. Странная, доверяет мужчине посреди ночи.
Тайцзэ махнул головой: сейчас он женщина из благородной семьи. У него даже в волосах понатыкано всяких симпатичных заколочек в виде вилюшек, цветочков, ягодок и бабочек.
— Чэнь Тайцзэ… — запоздало он сообразил, что назвал своё имя, а не имя сестры. С другой стороны, использовать имя одной из сестёр было бы настоящим кощунством, словно он оскверняет его. Он отказался от этой идеи. — А твоё имя?
— Тао Юэ, — представилась девушка.
Тайцзэ всмотрелся в неё внимательнее. Безликая девушка — это просто девушка. А девушка с именем словно приобретала душу и становилась привлекательнее. Она улыбнулась. Конечно же, она расслабилась, потому что не ждала, что женщина может наброситься на неё и обесчестить. Тайцзэ тут же обратил внимание на свой наряд, попытался расправить складку, отчистить серое пятно на подоле, что, разумеется, не получилось. Потом он поднял руку к голове, тронул нефритовую шпильку сестры… и не обнаружил её на месте. Он спохватился, завертелся, осматриваясь по сторонам. Он больше всего боялся, что обронил её там. Помимо того, что это шпилька сестры, она могла привести расследование к дому Чэнь.
— Что-то случилось, молодая госпожа? — поинтересовалась Юэ.
— Моя нефритовая шпилька…
Девушка тоже осмотрелась, потом нагнулась и подобрала шпильку. Тайцзэ протянул руку и остановился. Неудобно касаться белой ручки женщины посреди ночи. Он пересилил себя, но постарался взяться только за шпильку.
— Позвольте помочь вам, госпожа Чэнь, — Юэ положила поводья и прикоснулась к растрёпанным волосам Тайцзэ. Он замер, словно не веря в это. Прикосновения служанки — не то же самое, что изящные пальчики прекрасной незнакомки.
— Ты куда едешь? — Тайцзэ вытерпел. Неожиданно он засмущался, но прикрыл вспыхнувшие щёки темнотой. Привыкший быть молодым господином, он обычно и обращался со сверстниками так, дружески, даже если это были девушки. А женщине с женщиной должно быть легче найти общий язык.
— В имперскую столицу, госпожа Чэнь.
— Почему ты называешь меня госпожой? Ты не младше меня.
— Госпожа Чэнь благородных кровей, — ответила Юэ, всё ещё занимаясь волосами Тайцзэ. Он взял поводья, ибо лошади без управление начинали лениться и сбавлять ход. — Как может простолюдинка обращаться к благородной барышне без должного уважения?
Тайцзэ хотел опровергнуть такое отношение, но остановился. Тао Юэ совершенно его не знала. И она могла помочь ему в утренних сборах. Больше не сомневаясь, он предложил:
— Тао Юэ, хочешь поехать со мной? Я тоже направляюсь в имперский город.
— Мне будет позволено сопровождать госпожу? — Юэ остановилась.
— Позволено.
— Но где ваши слуги? Неужели вы едете одна? — кажется, Юэ ужаснулась, едва подумала об этом.
— На нас напали разбойники, всех убили, а я успела схватить поводья, пока мои телохранители сражались.
— Какая ужасная история, — Юэ оставила волосы Тайцзэ в покое. — Вы очень отважная, госпожа Чэнь.
Она замялась. Очаровательная красотка. В другое время Тайцзэ обязательно попытался бы завоевать её симпатию, но у него были дела поважнее. Тем более, ещё неизвестно, что это за девушка.
— А что это были за люди? — Тайцзэ оглянулся, словно всё произошедшее ранее происходило и сейчас прямо у них за спиной. — Почему они гнались за тобой?
— У моих родителей нет денег. Они задолжали богатому купцу, а он решил продать меня в бордель.
— Какой ужас! — не удержался Тайцзэ, перехватывая манеру девушки, но голос едва не сорвался на низкий. Он прокашлялся и тут же снова исказил голос. — Как можно просто продать девушку в бордель?
Как беспечный сын благородной семьи, Тайцзэ не думал о бедах крестьян и ремесленников. Он просто принимал всё как есть. В порыве благородства он мог заступиться и за бедного, и за униженную служанку, но никогда прежде не задумывался об их жизни в целом. Теперь, встретившись вплотную, подумал.
— Всё уже в прошлом. Госпожа спасла меня, — улыбнулась Юэ. — Позвольте мне взять поводья. Мне часто приходилось управлять лошадью.
— Мне…
Тайцзэ прервал себя на полуслове. Чуть не сказал, что
ему тоже.
— Я видела, как это делается. Мне нетрудно, — заверил он.
— И всё же позвольте. Не пристало благородной девушке пачкать руки о грубые поводья.
Юэ перехватила управление. Ничего не оставалось, как уступить. Тайцзэ устремил взгляд на её руки, уж наверняка куда нежнее и миниатюрнее, чем его. Он засмотрелся на эти руки, сглотнул, а потом, опомнившись, тут же опустил голову, чтобы скрыть движение кадыка. Поздно. Только бы она не заметила. Кажется, она действительно не заметила.
— Я заплачу тебе. Будешь помогать мне краситься и укладывать волосы? — спросил Тайцзэ.
— С удовольствием помогу госпоже, — Юэ не смотрела на него, отдавая всё внимание тёмной дороге впереди. Город заканчивался, а впереди ждала только тьма. Им бы следовало остановиться хотя бы в лесу и поспать ночку. Если Тайцзэ мог выдержать, то девушке это не под силу. Они быстро утомляются и их кожа грубеет от тяжёлой работы.
Тайцзэ снова осадил себя. Не стоило проявлять к Юэ чрезмерной заботы. Тайцзэ не умел заботиться как женщина. А мужская забота значительно отличалась.
— Так зачем же ты едешь в имперский город? — спросил он.
— Говорят, в столице можно попасть во дворец. Тогда я всегда буду иметь крышу над головой и еду.
— А также терпеть притязания придворных мужчин, которые могут оказаться настоящими развратниками.
— Думаю, лучше принять заботу от богатого чудика, чем от борделя… Ой, госпожа, простите. Я могла нелестно отозваться и о вашей семье.
— Ничего. Богатые действительно бывают чудиками.
Однако, как легко она отозвалась о покровительстве богача. Тайцзэ не стал дискутировать, повернулся вперёд, к дороге, которой не видел. Только на чутьё коней и оставалось положиться. Звери лучше ориентируются в пространстве. Он вздохнул и обхватил колени руками, как женщина. По крайней мере, он думал, что это женский жест, хотя ни разу не видел, чтобы так делали сёстры.
— Вы можете поспать, госпожа, — Юэ повернулась к нему.
Тайцзэ снова хотел уступить возможность отдохнуть ей, но вовремя остановился. В конечном итоге, госпожа тут — он. И это нормально — пользоваться привилегиями рядом с простолюдинами. Как бы ему ни хотелось настоять на своём, он просто кивнул и, сгорбившись, чтобы не потерять равновесия, двинулся в повозку:
— Хорошо, Юэ, разбуди меня, когда… когда сочтёшь нужным.
Можно было просто сказать, чтобы она разбудила его утром, но на повозку могли напасть. Тогда без его навыков не справиться. Он только подумал об этом, залез под одеяло и неожиданно легко заснул.
Тайцзэ проснулся на рассвете, от холода. Оказалось, что он скинул с себя одеяло. А едва продрал глаза, тут же метнул руки к голове, проверить, сохранилось ли ещё подобие причёски. Казалось, что на голове вместо волос копна сена. Он поспешно пригладил их, небрежно перезаколол шпильку и выглянул наружу, протирая глаза. О косметике он сейчас вовсе не думал. Подумал только тогда, когда увидел спящую на подмостках Юэ с идеальным личиком, выглядящим чуть грубовато при свете дня, но для простолюдинки такое лицо предпочтительнее, а то будут приставать всякие мерзавцы, как вчерашние. Она не думала о том, как выглядит. Она откинула одну руку в сторону, вовсе не реагируя на холод, вторую положила на грудь и сжала, собирая ткань в кулаке. Это выглядело слишком невыносимо, чтобы Тайцзэ, искушённый борделями, смог отвернуться, деликатно прокашливаясь, дабы разбудить спутницу и избежать неловкости. Он этого не сделал. Наоборот, потянулся к её груди, прикоснулся кончиками пальцев и застыл в такой позе, потому что Юэ проснулась и сонно посматривала на него снизу вверх, потом сладко зевнула, да так, что Тайцзэ едва не повторил.
— Прости, я была слишком груба, — отпрянул Тайцзэ, отдёргивая руку, которой только что лапал женскую грудь через все эти одежды.
Юэ не смутилась, она села и несколько раз тряхнула головой, потом причмокнула и огляделась по сторонам:
— Мы далеко от города. Слежки не было, вот я и позволила себе заснуть. Надеюсь, госпожа на меня за это не в обиде.
Разумеется, женщина не станет стесняться прикосновений женщины. Тайцзэ с облегчением вздохнул и решил ни за что не раскрывать тайну своей личности спутнице.
— Ты не замёрзла? Свежо на улице, — заботливо поинтересовался он.
— Я привыкла терпеть холод, — ответила она без колебаний, встала и взялась за платье, потащила его с себя.
— Стой! — Тайцзэ подскочил, расширив глаза от неожиданности. Она что, собирается переодеваться прямо перед ним? Вот здесь?
— Ой, прошу прощения. Моей госпоже неприятно видеть чужое нижнее бельё, — она склонилась в уважительном жесте.
— Нет, всё… — Тайцзэ смотрел в сторону, на стреноженных коней, пасущихся на зелёном лужке, — всё хорошо. Переодевайся, а мне надо причесать волосы.
Он опрометью ринулся обратно в повозку и плюхнулся на сиденье, чуть ли не хватаясь за грудь и обнаруживая её чуть ниже, чем она должна была быть. Тайцзэ почувствовал, как земля уходит из-под ног. Как можно было не подумать об очевидном? Женщины если и просыпаются растрёпанными, у них не перекашивается грудь! Он поспешно стащил платье, что стоило огромного труда, и занялся грудью. Она то и дело выскальзывала из-под нагрудника, явно держась на последней булавке. Чем больше он пытался совладать с подкладкой, тем сильнее нервничал. Ему казалось, что Юэ вот-вот зайдёт и в ужасе вскинет руки к губам в немом крике.
— Так, тихо, — Тайцзэ остановился, опустил руки и сел в позу лотоса. Торопиться нельзя. Он только всё испортит. Дважды глубоко вдохнув, задержав дыхание и выдохнув, он возобновил попытки закрепить грудь. На этот раз у него получилось. Он ухитрился отыскать все булавки. Накладывать нагрудник оказалось немного сложно, потому что его требовалось завязать в определённом месте. Он провозился с нижним бельём битых полчаса. И за это время Юэ ни разу не потревожила его. Вероятно, считала себя недостойной касаться госпожи. Это очень хорошо, иначе Тайцзэ не знал бы, что делать. Он бы начал нервничать гораздо сильнее и неминуемо выдал себя. Когда было покончено с платьем, он взялся за расчёску. Но ведь ничего страшного не случится, если он, намучившись с нарядами, позволит Юэ собрать его волосы.
— Юэ! — наконец позвал он.
Юэ явилась незамедлительно:
— Да, госпожа?
— Причеши мне волосы.
Она безропотно взяла у него расчёску. От прикосновения к её пальцам словно молния пробежала. Невыносимо так близко находиться к совершенно незнакомой девушке, особенно осознавая, что совсем недавно трогал её грудь. Волосы становились легче по мере того, как Юэ избавляла их от лишнего груза. Словно кожа начала дышать. Тайцзэ расслабился и начал следить за движениями помощницы. За уверенными движениями, за её пальцами, что так ловко перебирали его длинные пряди. Потом она отделила часть волос и завернула их в пучок на голове… и ахнула. Тайцзэ встрепенулся, уже считая, что его раскрыли. Однако паниковать было рано. Сначала нужно узнать, что произошло:
— В чём дело, Юэ? У тебя умелые руки, и я не вижу причин…
— Ваша причёска, госпожа. Простите меня. Я слишком привыкла причёсывать братьев и совершенно забыла, что вы женщина.
Тайцзэ тут же уставился в зеркало. И правда, волосы у него были собраны как у мужчины. Уверенная причёска, аккуратная, ни волосинки не свисало по бокам, а за спиной они падали свободно. Оставалось лишь закрепить пучок.
— Ничего страшного, я понимаю, — заверил Тайцзэ. — Не нужно расстраиваться. Я всего лишь удивилась.
Удивился только сейчас, потому что воспринимал всё происходящее как должное. Столько времени готовился стать женщиной, а сейчас все старания шли насмарку. Он не должен забываться. Если что-то сделает не так, не доедет до имперской столицы. Его просто убьют прямо здесь, на дороге. И тогда его семья останется не отмщённой. Нельзя забываться. Забывчивость — худший враг человека.
Хотелось вина. Больше Тайцзэ не мог позволить себе пить вдоволь и праздно шататься по винным лавкам. Он выпрямил спину и чинно сложил руки на коленях.
— Попробуй ещё раз, Юэ.
— Хорошо, госпожа.
После волос Юэ приступила к лицу, нежно обхватив его своими ручками… с мозолистыми пальцами. Видимо, девушке и правда приходилось много работать, выплачивая долги отца. Тронутый её историей, Тайцзэ пообещал себе защищать её, пока она не найдёт себе место в жизни. Хотя бы под боком богатого покровителя, которыми наверняка изобиловал императорский дворец. Другое дело, что попасть в него будет сложно. Но у Тайцзэ была семейная печать, а фамилия Чэнь была известна даже в императорском дворце. На деле всё могло оказаться сложнее, чем в мыслях, но Тайцзэ верил, что у него получится.
— У вас гладкая кожа, госпожа, — прокомментировала Юэ, поправляя макияж пальцами.
— У меня была хорошая служанка, — первое попавшееся выдумал Тайцзэ.
— У вашей служанки были умелые руки, — покивала Юэ. Как будто исследовала лицо Тайцзэ, что ему абсолютно не понравилось. Он оттолкнул её:
— Ты собираешься гладить моё лицо или накладывать макияж?
— Ой, простите, госпожа, я слишком увлеклась, — Юэ наглела не по дням, а по часам. Только после оклика она всерьёз взялась за дело, больше не пытаясь поглаживать кожу на лице.
Слишком неловко. Тайцзэ придётся держаться от Юэ подальше, чтобы она случайно не раскрыла его тайны. Неотёсанная деревенская девчонка, никогда не встречающаяся с представителями благородных семей, иначе не посмела бы лапать чужое лицо. Это у них среди подруг что угодно можно. Тайцзэ и сам не был бы против в иное время, но не когда скрывался. Девушки чуткие. Сёстры всегда узнавали его, в какой бы наряд он ни облачился. Правда, он никогда не пробовал одеться как женщина.
— Я закончила, госпожа Чэнь, — Юэ отступила в сторону, а Тайцзэ наклонился к зеркалу, выискивая изъяны в макияже. Это отличалось от того, что делала служанка в поместье, но всё равно выглядело привлекательно. Чуть резче тени на веках, чуть ярче губы, чуть уже глаза, что ему не очень понравилось. Служанка в поместье ухитрилась сделать его глаза большими, совсем не похожими на настоящие. Он сам взялся за кисточку, вспоминая все наставления служанки. И сам сделал этот последний штрих, а Юэ мялась в стороне, неловко перебирая пальцы.
— Хорошо… — Тайцзэ поводил рукой по раскиданным вещам, — приберись здесь, — он двинулся было к выходу, но задержался и счёл нужным предупредить. — Не ходи за мной.
Это будет полный провал, если Юэ увидит, как госпожа мочится стоя. А ещё предстояло задрать все эти пышные платья.
— Поняла, госпожа.
— Я серьёзно: не ходи за мной, — повторил Тайцзэ и спрыгнул на землю.
Он никогда не думал, что будет испытывать неловкость от присутствия женщины. Эта женщина спокойно сидела с поводьями в руках и сгорбилась, как какой-то крестьянин. Она умела практически всё. Она легко справилась с лошадьми. Она развела костёр и приготовила горячую еду. Она умела накладывать макияж, хотя и не такой искусный, на какой Тайцзэ рассчитывал. Если бы он дал ей в руки меч, она и с ним, наверное, совладала бы без особых проблем. Наблюдая, как она управляет повозкой, Тайцзэ попутно рассматривал её фигуру. Только за пышными одеяниями со всеми нижними юбками сложно рассмотреть основное. Кажется, он начинает мыслить как прежде. Женщина рядом влияла на него, но ему нельзя отвлекаться. С другой стороны, она заставляла его сохранять бдительность. Тайцзэ было скучно ничего не делать. Он выбрался из повозки и сел рядом с ней, сверху взирая на подвижные лошадиные крупы. Краешком глаза он посматривал и на спутницу, почти не позаботившуюся о собственном макияже. Небрежно наложенный, словно впопыхах. Ещё неделю назад Тайцзэ не заметил бы этих мелких огрех.
— Госпожа что-то хотела спросить? — ворвался в его мысли голос Юэ.
— Юэ, — нашёлся он, — ты говорила, что тебя продали в бордель. Так почему же ты не пытаешься прятаться? Позволяешь чужим людям увидеть своё лицо. А вдруг я шпион врагов твоей семьи?
— Были бы вы шпионкой, я бы это уже знала, — Юэ улыбнулась почти дружески. — К тому же, какой вам резон спасать меня от негодяев, если вы хотели отдать меня им?
Тайцзэ только руками развёл. Говорить не о чем, но поговорить и скоротать время очень хотелось, поэтому он заговорил о том, что совсем недавно потерял — беззаботность:
— Иногда мне так хочется вина, что живот сводит, — и поводил по животу круговыми движениями.
— Вино? Госпожа любит выпить?
— Нет, конечно, — спохватился Тайцзэ. — Я же порядочная девушка. Вино просто…
Просто оно сейчас необходимо. Терпкий вкус вина, чуть кисловатый и одновременно сладковатый аромат. Крепкое вино, заполняющее голову лёгкостью.
— Я могу раздобыть вам вина, если пожелаете, — Юэ задорно подмигнула, чего Тайцзэ не мог не заметить:
— Правда? Я не пью до беспамятства, но в приятной компании выпить чашечку душистого вина ведь можно?
— Я не знала, что госпожа любит вино, — Юэ просияла. — В моих скудных вещах застоялся один кувшин. Возможно, госпожа согласится разделить его со мной?
Она словно опасалась, что её отругают. Но за вино Тайцзэ готов был кому-нибудь голову свернуть — так соскучился по его вкусу. Хотя бы только губы помочить.
— У тебя есть вино? — переспросил он воодушевлённо.
— Есть, госпожа.
Юэ бросила поводья и шагнула в повозку, к своему маленькому узелку. Тайцзэ с любопытством проследил за ней. Она отличалась от женщин, которых он знал. Все его знакомые были изящными, с хорошими манерами, не позволяли себе даже пытаться делать мужскую работу. Вероятно, никто из них не смог бы так же ловко управлять повозкой. Все эти женщины остались где-то далеко позади.
Юэ вернулась с булькающим кувшином глиняного цвета в руках, с широкой улыбкой на губах, и протянула вою драгоценную ношу Тайцзэ. Он вскрыл крышечку и помедлил:
— Но ты ведь хранила вино для себя.
— Для госпожи с такой нежной кожей мне ничего не жалко.
Тайцзэ принял дар, сделал несколько глотков и поставил кувшин на колено, потом снова повернул голову к спутнице. Ей явно тоже хотелось испить живительного эликсира, но она не осмеливалась попросить.
— Держи, — Тайцзэ протянул ей кувшин и вернул взгляд на дорогу. — Редко женщина не стесняется пить вино и тем более, не прикрывает губы рукавом.
Юэ вздрогнула, словно очнулась и тут же прикрыла лицо рукавом при очередном глотке:
— Простите, госпожа. Я деревенская девушка, манерам не обучена.
— Нет, ничего, — Тайцзэ становилось с ней уютно. — Правда, ничего. Мы теперь вместе путешествуем и должны привыкнут друг к другу. Можно мне ещё глоток?
Горло требовало горячительного напитка. Тайцзэ сглотнул и снова забыл прикрыть шею, а Юэ ничего не сказала, словно вовсе не заметила. Хотя, скорее всего, и правда не заметила. Да и много ли мужчин встречалось на её пути? Если барышня из богатой семьи попадёт в любовные неприятности, родители тут же начнут спасать её честь. А дочерям крестьян и ремесленников приходилось заботиться о своей чести самим. Тайцзэ был уверен, что Юэ легко заедет ему в глаз этим самым кувшином, если он только попытается добраться до её груди.
— Если госпожа не брезгует, — Юэ протянула ему кувшин и наблюдала. как Тайцзэ запрокидывает его. Он недоумевал, почему она так смотрит. Пришлось набрать побольше вина в рот, опустить голову и только тогда глотать. Он не рассчитал, закашлялся. Юэ тут же захлопотала вокруг него, пыталась успокоить ласковыми словами. Юэ, неотёсанная девица-простолюдинка, вдруг ставшая такой нежной. Её руки, как у сестрицы.
Тайцзэ отодвинулся от неё, едва сравнил с сёстрами. В груди снова жгло, но он больше не расплачется. Ни за что, пока не покарает преступников.
— Госпожа, я сделала что-то не так? — Юэ взвилась на ноги вслед за ним.
— Нет, ты умница, — Тайцзэ улыбнулся ей сквозь душевную боль. — Просто я… слишком много выпила. У меня всё плывёт перед глазами.
Отличная отговорка. Выслушав её наставления, Тайцзэ вернулся под крышу и уронил голову на подушку, тут же накрыв лицо руками. Было очень тоскливо. Но ему некуда возвращаться. Никто не ждёт его дома, кроме слуг, совершенно чужих для него людей.
А снаружи всё так же равномерно цокали конские копыта и заливались трелями маленькие птички.