Первая жизнь мирно текла в стенах обыкновенного, скучноватого с точки зрения подростка, мегаполиса. После чего сменилась ослепительной, затмевающей мыслимые и немыслимые фантазии, гипнотической реальностью – словно ожил научно-фантастический фильм. Как будто надев игровой шлем, ты погружался в виртуальный мир, который в сотню раз лучше и более захватывающий, чем реальность, где мог остаться навсегда. Взрослые, которые раньше сердились на детей, не понимая их восторженное желание навечно потеряться в параллельных мирах, сами оказались лишь теми, кто надёжно запрятал это желание так глубоко, что даже сами его потеряли. Отринуть всё обыденное, распрощаться с ежедневными заботами и передать их все в руки магу-чародею, который будет делать всё за них – вот чего им по-настоящему хотелось. Современные «сказки», даже те, о которых пару лет назад и мечтать не могли, к тому моменту «перечитали» сотню с лишним раз; отклика в сердце они уже не находили, и превратились в банальность, настала пора придумывать новые. А за годы управления своей компанией и продвижения проектов в научных кругах, Кейн стал профессиональным сказочником. Поначалу его байки с героическим эпосом действовали на жителей обоих районов Детройта, но с нижним «что-то пошло не так», и там образ благородного правителя быстро мутировал в демоническое порождение. Расстроившись, что не все оказались настолько внушаемыми, чтобы за один раз превратить их в послушных овечек, меланхолично жующих травку в террариумах Делюкса, Кейн насмотрелся на то, как в старом Детройте периодически исчезают его лучшие работники, и решил, на всякий случай, создать небольшую местную армию. Со стороны этот шаг смотрелся, конечно, диковато, тем более, «Горящих» тогда в помине не было, а повстанцы толком не сплотились и ничего масштабного ещё не наработали, потому своё существование хранили в строжайшем секрете.
Но господин император понял, что если он сейчас ничего не предпримет, поплатится сурово и очень скоро. А уж о том, что про все его подковёрные игры узнает общественность, и говорить не стоит. Не получив ещё всю ту добычу, которую мог, он был с таким раскладом категорически не согласен; тем более, спортивный азарт властителя и полководца никто не отменял. Жадный дракон решил, что пора к логову с награбленным добром приставить всё тех же королевских рыцарей, чтобы никто ничего не заподозрил.
Была создана кадетская школа, в которой собирались тренировать будущих рыцарей, и я – ещё слишком мелкий, чтобы пораскинуть мозгами, восторженный и до состояния невменяемости влюблённый в новую реальность, бежал туда чуть ли не первым. Дети так не радуются радиоуправляемым моделям разных звездолётов, как я – моменту поступления. Все мальчишки любят играть в солдатиков, что и говорить; Майк Чилтон среди них не «Великий Избранный». Несколько лет пролетели незаметно. Юные воины «Валхаллы» каждое утро просыпались с осознанием собственной значимости, незаменимости, крутости и того, какими героическими ребятами они станут к концу следующей недели уж точно. Эмоционально и многие годы спустя я буду вспоминать то время, как самое лучшее в моей жизни. Но стоило ему подойти к концу, а мне – повзрослеть, и жизнь первая, в буквальном смысле, оборвалась, без объяснений распахнув двери во тьму и вытолкав в следующую. До такой степени выцветшую без ярких красок и солнечного света, что даже воспоминания о них превратились в чёрно-белый, размытый снимок. На небольшой промежуток времени, радость жизни для меня закончилась.
Будучи кадетом, я думал, что становлюсь настоящим мужчиной. И я им стал, в общем-то, вот только думать собственной головой научился значительно позднее, чем было нужно. Вначале родители, потом школа, потом командир Кейн… а потом я влетел лицом в гранитную стену суровой реальности, как не сумевший взять барьер самонадеянный щенок на соревнованиях, и чудище, прикидывавшееся раем воплоти, незамедлительно исторгло меня из себя. Просто потому что один из сотен бессловесных осмелился озвучить свои мысли: овечка в моём лице сбросила шкурку и оказалась гордым волком, не стесняющимся показывать зубы и когти, когда нужно. А из клыкастой зверюги пастушью собаку не воспитаешь; проще избавиться, пока она не отбила твою добычу. Пока другие овечки не избрали нового вожака и тоже не стали оборотнями.
На моих глазах красивый хрустальный замок мечты рухнули, и оттуда полезла жуть невероятная, обернувшая лица всех моих товарищей и друзей по отряду масками уродливо искажённых злом идолов. Для подростка пережить полное, не терпящее возражений, отвержение, и с тех пор вечно носить на себе клеймо предателя – равносильно падению со скалы; когда ты ломаешь себе все кости, но тебя уже никто не спасёт. Скорее уж, добьёт из жалости. Тьма и страх вытягивают последние силы, перегрызают последние опоры, на которых ещё держится твоё тело и психика. Особенно, когда ты один и в камере без окон, с приглушённым светом, где от стены до стены пространство меньше, чем ванная в твоей скромной квартире. Чувствуешь себя инопланетянином, которого люди поймали, и скоро будут препарировать с живейшим научным интересом. То был первый период, на протяжении которого жить мне хотелось невероятно, просто чудовищно сильно. А после побега внутри умерло всё, оставив только осколки невнятных мыслей, вонзённые в тело изнутри. У меня был шанс на «перевоспитание» - для виду его вначале дают всем отступникам. Потом проверяют, долго и тщательно, каждый их ответ, наблюдают за поведением, и единицы безукоризненных, или запуганных до состояния, близкого к сумасшествию, действительно оставляют жить на «Элизиуме». Остальным придумывают повод для приговора и свозят на грязные работы в Мотор-Сити, или ещё куда: на ком-то же тестируют все эти апгрейды для солдат. Но засветившихся предателей в Делюксе мало – все они были умнее, чем я, хорошо готовились и просто тихо сбегали в город под куполом. Нет следов – нет претензий, а у колосса, которого Кейн построил, в ноге появляется очередная червоточина. Но Майк Чилтон же у нас уникальный человек – ему нужно не просто спасти себя, но и весь мир в придачу. Или убить. Смотря, как звёзды встанут, где какой робот взорвётся, и какая чумная идея ему в голову взбредёт.
Даже будучи пацаном тогда, я прекрасно понял, что нормальная жизнь в Делюксе мне больше не видать, и единственным, кем я останусь здесь, это вечным носителем клейма «предатель своего города» на лбу, расплата за которое будет следовать при каждом удобном случае. И это в радужной перспективе: ещё неизвестно было, ни практикует ли Кейн модификацию взбунтовавшихся солдат какими-нибудь чипами, ошейниками, или при помощи наркотиков ни превращает их в биороботов. Даже если я сбегу и каким-то немыслимым образом спрячусь в городе, где под каждой плиточкой на тротуаре и оконной рамой замурована скрытая камера; навеки скроюсь от людей, забуду человеческий язык и буду жить дикарём в лабиринте туннелей, вмещающем все коммуникации Делюкса и проложенном в толще платформы-опоры… При этом вынужденный воровать еду где-то наверху, из-под носа роботов-охранников, пить сырую ледяную воду из водопровода и ходить, вероятно, совершенно голым, потому что во всю одежду вшиты жучки… На этом мой поток горячечного бреда в агонизирующем в пределах маленького карцера мозге, прервался звучным, но не травмирующим впечатыванием лба в стену, но мысль до логического завершения я довёл правильно: даже если всё перечисленное мне удастся, чем больше я нарушаю закон, тем во всё более чудовищной ситуации будут оказываться мои родители. Кейн не оставит в покое ни меня, ни их; может устроить «показательную казнь», чтобы другим неповадно было. Или начать шантажировать меня, делая с ними что-нибудь ужасное, пока я не выберусь из укрытия. В борьбе с преступниками ведь все средства хороши, не правда ли?
Таким образом, оставался единственный выход: исполнить всё так, чтобы родители оказались к этому не причастны. То есть, сбегать не в Делюксе, а там, где меня не смогут отыскать, не рискнут сунуться следом, посчитают погибшим, или просто решат, что оно того не стоит, потому что я сам в том злосчастном месте долго не протяну. У подростков, особенно такого возраста, чрезвычайно хрупкая психика, да и выживать в экстремальных условиях они не умеют… Если только они не закончили кадетскую школу Кейна с отличием; кто в это не верит, может посмотреть, на что похожи его профессиональные солдаты – это уже не люди. Меня можно было пытать или запугивать, но от этого я становился только злее и менее восприимчивым к страданиям. Возможно, стресс стал тому виной, что в определённый момент в моём мозге включился внутренний компьютер, просчитывающий, что и как сделать, на три хода вперёд. Я даже не успевал осмыслить, что он проецирует моему подсознанию. И слишком погрузился в текущую реальность, чтобы задумываться и пугаться самого факта: вдруг мне, без моего ведома, вшили чип, и теперь мной управляет кто-то из соперников Кейна?
К сожалению, а может, и к счастью, никогда больше со мной подобного не происходило, в сколь бы сложные и опасные ситуации ни попадал я сам, или «Горящие». Возможно, этот ощутимый, но неслышимый внутренний голос был неким проявлением космического сверхразума, который снизошёл, чтобы помочь, выполнил свою работу и, довольный, удалился. Намекая тем самым, чтобы мне пора, наконец, повзрослеть и начать самому разбираться в своих проблемах. Или мой внутренний биокомпьютер после первого раза сгорел от напряжения, и ремонту с тех пор подлежит. Так, или иначе, он спас меня, за что я безмерно ему благодарен.
Я сделал буквально всё, чтобы корректоры поведения - ограничься их число не внушительным штабом, а каким-нибудь завалящим Тули, я бы быстро с ним расправился, - посчитали меня безнадёжным, отказались от повторной «промывки мозгов» и приговорил к ссылке в Мотор-Сити, с глаз долой от приличного общества. В тот момент я изо всех сил пытался не думать о том, как отреагируют родители, когда их оповестят. Их ни разу не пустили меня навестить, и оно к лучшему – возможно, я бы не выдержал и сломался. В отличие от Датча, я даже не мог рассказать им, что и зачем хочу сделать, куда направляюсь.
Вы когда-нибудь видели, как подросток сбегает из-под вооружённого конвоя? Чтобы потом несколько дней бежать по пересечённой местности, через дикую пустошь на краю бездонного каньона, которая выглядела бесконечной. Став чуть ли ни первым заключённым, сбежавшим из этих шахт. И я не видел; весь этот боевик разворачивался прямо перед моими глазами, от первого лица, и больше всего напоминал бредовый сон. Как же невыносимо, до слёз хотелось мне, чтобы весь этот мрачный, лишённый солнца и отвратительно грязный мир оказался лишь очередным испытание на виртуальном тренажёре в академии, из которого меня просто забыли вытащить. Списать его на поломку в моём невидимом шлеме, проецирующем рай – что сейчас придёт кто-то добрый и мудрый, успокаивающе хлопнет меня по плечу, и всё починит. Таких человека в моей жизни до недавнего времени было два, и один из них сослал меня в ад, а второй ничем не мог помочь.
Однако я всё же добрался до старого Детройта, все дни моего изнурительного путешествия призывно сверкавшего огнями с противоположной стороны каньона. Никаких подарков судьбы я от него не ждал, но здесь, по крайней мере, можно было если не купить, то хотя бы украсть еду; впрочем, рисковать следовало в самом крайнем случае. Когда сбегаешь из тюрьмы, подготовиться к дальнейшему выживанию невозможно, но мне удалось стащить кое-что у охранников, и большей частью оно, конечно же, мне не пригодилось. Устоявшаяся за годы валюта Делюкса, которую никогда не обналичивали и расплачивались карточками, для Мотор-Сити оказалась слишком новой. Здесь в ходу были свои деньги, причём сразу несколько совершенно разных типов, и ничто из них не являлось бесполезными в быту «безделушками» из банков. К примеру, микросхемы, вынутые из роботов – неважно, делюксовских, или местных, - и для них же предназначавшиеся. Судя по всему, эта валюта была самой ценной, располагалась на самой вершине пирамиды, и являлась очень редким ресурс, которого вечно всем не хватало. Поэтому неудивительно, что когда я, первым делом, решил избавиться от чипа, вшиваемого всем заключённым под кожу, чтобы следить за ними, и пришёл к местному мастеру, тот необычайно воодушевился. Договор был простой: он избавляет меня от проблемы и может забирать порождение вражеской техники себе. Чип был в два счёта взломан и вынут; за что, впрочем, я заплатил массой неприятных ощущений и недельным ношением бинтов. Перед уходом, мастер признался, что он – обыкновенный тату-художник, и медицинское образование у него, мягко сказать, поверхностное, и своими силами обретённое. Но не рискнуть ради такой ценной добычи у него просто рука не поднялась.
В большинстве случаев, в Мотор-Сити расплачивались товаром за товар, услугой за услугу, но в магазинах принимали и обычные деньги – те, что привезли в гетто первые поселенцы. В Делюксе такие уже посчитали бы артефактами, которые сгодятся лишь в музей. Ценностей на обмен я не имел, а настоящий физический труд вообще увидел впервые: в Делюксе заставляли работать исключительно головой, но уж тем, кто был готов пожертвовать все свои извилины и свободное время на превращение верхнего города в империю космических масштабов, приходилось вкалывать так, что не снилось даже шахтёрам. От остальных многого не требовалось: изображать порядочных граждан и из толпы без разрешения не выделяться. Таким образом, физическая сила у меня была впечатляющая, а что с ней делать и как применять в мирной жизни, а не на войне, я не знал. В таком виде в работники мало к кому напросишься. Зато уже через пару недель, случайных встреч со мной избегали не только крысы, провожаемые с нездоровым интересом плотоядным взглядом, но и окрестные хулиганы вместе с бомжами. Не то, чтобы умение быстро вырубить пару человек, несложным паркуром забраться на второй этаж разрушенного здания и переждать там реально могло защитить от чего-то. Но, по крайней мере, я был не беззащитен, несмотря на свой возраст, мог, при случае, удачно этим воспользоваться, сбив противника с толку безобидным видом, и выжил достаточно долго, чтобы в один прекрасный во всех смыслах день познакомиться с Джейкобом.
Согласитесь, можно себя назвать везучим человеком, если, даже много дней спустя, ты более-менее цел после того, как очутился в адском отражении своего родного мира, где действуют только звериные законы. Банды живут лучше всех, их главари разъезжают на лимузинах длиной с пол улицы. Выживает тот, кто успел откусить кормившую его прежде руку до того, как она отрубала ему голову. Тебя могут поймать в тёмной подворотне и сделать подопытным кроликом в каком-нибудь эксперименте над людьми. В мусорных баках копаются твари, похожие на плод противоестественной любви кошки с тараканом. Днём темно, как зимой в сумерках перед бураном, степень жары и холода изменяется в зависимости от того, под на сколько процентов исправным регулятором погоды ты находишься. А тебя самого, раз за разом пытающегося хоть немного поспать, гложут настолько разнообразные и психоделические кошмары, что впору задуматься, а не сошёл ли ты с ума. Скорее всего, о том же самом подумал Джейкоб, рассматривая измождённого и явно не совсем здорового в разных смыслах этого слова, девятнадцатилетнего мальчишку: ссутулившегося, прислонившегося к сырой замшелой стене в каком-то переулке на самом краю инфернальной реальности, и безучастно смотрящего во тьму. Не знаю, как долго я там просидел, но за это время банда хулиганов и крыс вполне могла бы собраться взять реванш.
- Парень, что случилось? Тебе помочь чем-нибудь?
Я перевёл на него взгляд мёртвых глаз, ещё не зная, что надо мной склонился ангел-хранитель. Наверное, они все так выглядят: пожилые, добрые, с мудрыми глазами и готовые ввязаться в проблемы совершенно постороннего человека ради его благополучия, а не своей выгоды.
Вид, нужно полагать, у меня на тот момент был жалкий до неприличия. Как будто щенка обидели и выкинули в холод под дождь. Удивительно, как я не заскулил, когда он опустил руку мне на плечо и начал что-то спрашивать. Я ответил на все, но сделал это почти автоматически, и через пару минут не сумел бы вспомнить ни одного. Сознание с самого утра застилал туман, казалось, что я сплю и двигаюсь по принципу лунатика. То ли мозг не выдержал каждодневных издевательств и отключился до тех пор, пока я не найду местечко для жизни поспокойнее. То ли я элементарно простудился, не имея возможности купить нормальную одежду вместо того, в чём сбежал из заключения. О постоянной комфортной температуре, как в Делюксе, в Мотор-Сити даже в сказках не слышали; на самом глубоком уровне, где располагалась большая часть аппаратуры, поддерживающей жизнь, в основном, верхнего города, жить было невозможно совсем, потому что вентиляторы и нагревающиеся элементы, или жидкость в трубах, создавали там воистину адские жару и холод. А одежда здесь стоила столько, что я скорее бы умер от голода, пытаясь сэкономить для её покупки, чем смог её себе позволить.
В память врезался всего один вопрос. Джейкоб спросил что-то вроде: ни принадлежу ли я к какой-нибудь группировке, и ни из-за попытки сбежать с места преступления меня так избили. Отрицательный ответ, очевидно, его не удовлетворил: он достаточно бесцеремонно закатал мои рукава и очень внимательно осмотрел обе руки, до самого плеча. Вначале я расстроился и немножко испугался, решив, что выгляжу настолько плохо, что со стороны меня можно принять за наркомана. Но всё оказалось совершенно по-другому: каждая группировка, мафиозный клан и даже мелкие группы бандитов в Мотор-Сити имела свой собственный, можно так его назвать, официальный «герб» - подобие своеобразного логотипа, которыми они все гордились сверх меры, считали произведениями искусства, и выкалывали на видном месте у всех, кто в банде состоял. Обычным людям такие символы ничего не говорили, а бандиты, посмотрев на них, считывали информацию друг о друге, как компьютер, сканирующий штрих-код. Это был одновременно и пропуск на закрытые мероприятия, и рабочее удостоверение, и шанс, что в драке тебя не перепутают с врагом. Для некоторых ещё и талисман на удачу. Но, главным образом, тату служило недвусмысленным намёком, что вступивший в мафию отныне и навек принадлежит ей, от её всевидящего ока нигде не скроется, и особо великое существо из себя он может не строить - получив тавро, словно принадлежащее хозяину животное.
Само собой, на мне ничего похожего не нашлось; в Детройт Делюкс оштрафовали бы даже за маленькую татуировку, незаметную под одеждой. Своё тело без разрешения господина Кейна портить и модифицировать не разрешалось: а то, вдруг, он захочет Вам что-нибудь вживить полезное, клонировать, или эксперимент провести, а там уже живого места нет и органический материал весь повреждённый. Не порядок! Максимум, позволялось накладывать макияж, красить волосы и боди-арт, который смывался через два дня. Но ни в коем случае не на лицо, чтобы скрытые камеры могли Вас распознать без лишних затруднений. Ведь Кейну в его аквариуме нужно всех держать под колпаком, уж простите за каламбур.
Поняв, что я не опасен, Джейкоб улыбнулся, помог мне встать и довёл до своего дома. Больше он вообще ничего не спрашивал, принимая меня так, словно я был его внуком с самого рождения.
Следующие дни я отъедался и отсыпался в любезно предоставленной комнате, и, надо полагать, вёл себя по-свински - пользуясь гостеприимством доброго человека, но ничего толком не объясняя. Кто я, откуда прибыл в таком состоянии, и что вообще происходит. Конечно, не без веской причины. Во-первых, абсолютно нечеловеческая усталость - через такой изнуряющий ужас не доводилось проходить даже в кадетской школе, хотя гоняли нас там так, что врагу не пожелаешь. Никаких сил и душевного спокойствия не осталось, чтобы второй раз проживать всю историю с самого начала; мне становилось почти плохо от мимолётных воспоминаний о ней. Во-вторых, вникнув в моё прошлое, Джейкоб мог справедливо рассудить, что с беглым «преступником» из Делюкса лучше не связываться, и попросил бы меня с вещами (а то и без них) на выход. Я же в тот момент ещё не подготовился морально и физически к самостоятельной жизни в мрачноватом подземелье. Признаться, от мысли о возвращении туда в одиночку бросало в дрожь, но ни на что другое я и не рассчитывал, спускаясь сюда.
В самом крайнем случае, можно было пожертвовать свободой, но обрести защиту в лице какой-нибудь наименее агрессивной группировки. Среди них встречались и те, кто являлся просто слегка военизированными клубами по интересам, и многие из них преклонялись перед гоночными машинами, что воодушевляло меня невероятно. Моей первой мечтой было стать гонщиком, а не солдатом, но Кейн, придя к власти, запретил весь транспорт, способный разогнаться быстрее велосипеда, а управление оставшимся более-менее скоростным (в сравнении с первым типом) доверил искусственному интеллекту. По официальной версии, из соображений, что если у людей есть большое воздушное пространство, быстрые машины и полная свобода, жди по десять аварий каждый день. Но, на самом деле, гонки, машины и скорость не любил сам Кейн. Видимо, они не вписывались в его вселенную железной дисциплины и порядка.
В чём, всё-таки, дело, я решился рассказать Джейкобу только через месяц нашего общения – когда понял, что Кейн и тут меня нашёл, и теперь так просто не отстанет. Ощущение было, словно прыгаю с головой в прорубь, но Джейкоб здраво оценил ситуацию, поразмыслил и предложил свой план. Очень вовремя это сделал, потому что моё сознание металось между двух крайностей. Вариант первый: залечь в подполье и самому превратиться в маленькую незаметную крыску – потому что если бы Кейн пришёл сюда с армией по мою душу, шансы мои равнялись бы не нулю даже, а пошли в минусовую степень. Я не трус, но и покойником становиться не хочу. Вариант второй: позволить распалённой ненависти затмить страх, и пойти, задушить Кейна голыми руками, потому что я уже достаточно насмотрелся, что он наделал в верхнем и нижнем Детройте. Заманчивая идея, но мы, к сожалению, находились не в видеоигре, где сам собою из пустоты мог возникнуть волшебный торговец и продать мне супер экипировку и всякие эликсиры для прохождения финального босса. А уж до самого финала было ещё ползти и ползти с удручающе маленькой скоростью.
А ещё Джейкоб клятвенно пообещал, что какое бы решение я не принял, он не выдаст меня ни под пытками, ни за сумму, на которую можно купить всё имущество Герцога Детройта. Потому что я – самое дорогое, что у него есть. Но смысл этой фразы мне суждено понять лишь много месяцев спустя. Тем не менее, без единомышленников нам в нашем деле обойтись нельзя было никак - вот таким образом и появились «Горящие». Но, наверное, это были бы совсем не те люди и не та команда, если бы один особенный… одна прекрасная леди среди нас ни затесалась.
- Привет, ковбой. Я так по тебе соскучилась, - Джули обняла меня со спины, смешно уткнувшись носом в затылок и щекоча своим дыханием.
- Приятно слышать. А раньше ты мне таких слов не говорила!
- А раньше ты и не пропадал надолго, оставляя нас всех томиться в неведении.
- У загадочного мужчины должны быть свои секреты.
Она засмеялась.
- То есть, даже мне не расскажешь, в чём дело было?
- Не сегодня. Но зато я приехал и весь в твоём распоряжении.
- Сходим куда-нибудь? Вместе, только я и ты.
- Если у тебя есть идеи, где в Мотор Сити романтичные места, предлагай, потому что я в этом вопросе не силён. Единственная леди, которой я признавался в любви до тебя – моя машина, и дальше автомойки мы не уезжали. Хотя нет, погоди! Один раз я мыл её на пляже… Что ты улыбаешься? Да, Чак снял это на камеру, но, честное слово, в сеть видео утекло случайно, никто из нас этого не делал. Просил же его не бросать планшет, где попало без присмотра… Погоди-ка, Джулс, ты из-за этого ко мне необычайной любовью прониклась сегодня? Неужели ревнуешь?
- Лидера «Горящих», драящего машину в плавках и мокрой футболке? В жизни никогда. За кого ты меня принимаешь?
- Если ты думаешь, что когда я выгляжу, как замученный лось, во мне остаётся хоть капля привлекательности, то очень сильно ошибаешься.
- Ты себя недооцениваешь, Чилтон, - откликнулась она, ухмыльнувшись в совершенно не свойственной её манере. С кем поведёшься, да?
Если кто-то умеет целовать так же сладко и нежно, как лепесток сакуры, устанавливая призрачный контракт, то это только она. Иногда я боюсь обнимать её хрупкие плечи слишком сильно, чтобы не сломать хрустальную скульптуру. Почему этот ангельский цветок не расцвёл для меня раньше?..
- В любом случае, раз фазу с пляжем мы уже прошли, повторяться неинтересно. Давай-ка лучше поедем в клуб - я знаю отличное местечко. И, готова спорить, ты там никогда не был. «Амазонки» дали наводку Клэр, а она выпросила пропуск для меня. Условие – туда девушек пускают только с кавалерами.
Я усмехнулся:
- Представляю, как она потащит туда Чака. Джулс, раз ты заговорила о клубе, значит, ты и танцевать умеешь?
- А то!
- Я думал, вам наверху не разрешают.
- Ну, ты слишком плохого мнения о моём первом доме. Всё можно, пока ты не нарушаешь установленные правила. Там было бы неплохо, не будь Кейн правителем. Может быть, когда-нибудь…
- Надеюсь, не только наши внуки застанут эту пору.
- Мы ещё отвоюем небесную крепость. Майк, может, я скажу банальность, но тебе нечего опасаться, когда я рядом с тобой. И все мы. Понял?
- Понял, понял.
- Ты сам-то танцевать умеешь?
- Не пробовал, не в курсе. Когда мне было этому обучаться? Как только наступил школьный возраст, мне сразу так и сказали: «You’re in army now!». А в детстве и без того было, чем заняться.
- Вот и проверим, мне даже интересно посмотреть, какой ты у нас в необычном амплуа. Только я в любом случае тебя перетанцую, - Джули прошествовала к выходу с видом истинной леди, элегантно взмахнув волосами, мимоходом проведя ладонью по моей щеке.
- Теперь я понял: вся задумка в том, чтобы устроить мне маленький реванш за то, что видео утекло в сеть, а ни к кое-кому на личный планшет, да? – Я усмехнулся, поймал её ускользающую руку и легонько чмокнул.
- Это всё Ваша стезя, многоуважаемый Михаэль – заговоры, подозрения, расследования. А я просто хочу побыть наедине с любимым мужчиной.
- Ну, что же, не будем зря время терять.
Примечание
Саундтрек:
Rascal Flatts - My Wish