Сигма тасует колоду, перебирает карты и в одно изящное отточенное движение расправляет их на столе целиком, чтобы секундой спустя снова собрать, не забыв подснять сверху. Дилер должен быть спокойным, дилер должен быть невозмутимым – что ж, Сигма как раз такой. Идеальный. Непроницаемый.
Умелая иллюзия.
Карты – тоже целиком иллюзия; иллюзия контроля, иллюзия удачи, иллюзия какого-никакого выбора. Правила всегда остаются правилами, но суть – всё равно чистый обман. Умеешь хорошо его разыграть – победишь, и неважно с какой «рукой». Не умеешь – провалишься точно так же, как многие другие. Не первый и не последний.
Впрочем, Эйс был из тех, кто умеет.
И Сигма мог бы в нём это даже уважать, если бы только не гнилое сердце. Сигма старается избегать взглядом карту бубнового короля, только плохо получается – он попадается на раздачах снова и снова, и снова же напоминает ему о нём.
Об их «не-любви», о смешках, об ухмылках, о виде столь самоуверенном, словно на руках давным-давно роял-флэш. Сигма терпеть не может таких людей, но что-то всё равно иррационально притягивает, застревает в голове дурацкой навязчивой мыслью, отвлекает от работы – крадёт без того хрупкий сон, наконец.
Борьба обжигает кровь, от подлости вскипает гнев, но близость подобна наркотику. Сигма терпеть не может людей вроде Эйса, и в то же время – нуждается в нём, сам не всегда это понимая. Но все их чёртовы отношения – чистые карты и жульничество в них, а иногда даже не покер: блэкджек, где дилер по определению уязвим, и где игрок ничуть не стесняется этим пользоваться. Сигма устал, эта усталость подтачивает нервы с упорством истинного садиста, и иногда у него чуть меньше сил бороться.
И пускай он даже спокоен, пускай невозмутим – всё ровно до того момента, когда игра перемахивает за грань. Рассыпаются карты, а вместе с ними – его хвалёный здравый смысл. От Эйса пахнет дорогим одеколоном, почему-то вишней и им самим; иногда Сигме мерещится этот запах, даже когда их разделяют километры между небом и землёй. Он будто постоянно цепляется и к картам... и к нему; Сигма так его ненавидит.
Сигма вдыхает его поглубже, отчаянно прижимаясь телом к телу и притираясь носом к шее.
Сигма пытается лучше запомнить это ощущение, как будто сегодняшний раз станет последним. Борьба будоражит саму душу, от подлости мерзко поджимает внутри, но близость плавит так сильно, что всё остальное становится чуть-чуть менее значимым. Закрывая глаза, он видит равнодушный красный ромб бубновой масти; короля.
Открывая, видит до боли знакомое лицо и едва успевает перехватить за запястье руку, оглаживающую его висок и даже ласково заправляющую ему за ухо пару прядок; главное, не слишком млеть. Где-то за спиной – стол, и ставшая бесполезной сейчас колода. Эйс выглядит так самоуверенно, словно у него в руках роял-флэш, но на самом деле всего-то Сигма – который и сам не представляет, насколько это ценнее. От собственного глухого отчаяния иногда впору задыхаться.
«Солги мне ещё раз. Скажи, что любишь меня».
Он не произносит этого вслух, но резко дёргает за воротник и тянет к себе за «поцелуем», за очередным глотком дурманящего яда. Будь это всё трижды иллюзией, это уже не тот болезненный холод – в этом чуть больше хочется потонуть. Заставить раскрыть карты, оголить чувства, ненадолго сбросить рамки – вдохнуть в кои-то веки, пускай одного воздуха на двоих им и мало. Сигма терпеть не может людей вроде Эйса, ненавидит его самого до дрожи, но каким-то неведомым образом всё-таки смиряется. Ненадолго.
Роял-флэш у мерзавца всё-таки меченый.