Длинное, крепкое, белое с тёмным кончиком и весьма приятное на ощупь – оно досталось лорду случайно. Юноша обронил его в схватке, а шальной ветер возьми и принеси прямо в руки – будто поиздевавшись, оставив «на память». И только духи знают, почему Шень его попросту не выкинул, почему вдруг решил сохранить.
Очень глупо решил. Да и само перо, если присмотреться, такое же неказистое, как его обладатель. Только странное ощущение всё равно приподнимается в груди, мутит мысли почём зря; у раздражённого лорда нет для него даже названия, не то что объяснения. Есть лишь сомнительные воспоминания и образ, воскресающий в памяти при каждом косом взгляде в сторону «трофея». Есть лишь странное желание снова взять его в руки.
– Какой ценный подарок. Перо человека с птичьей ци – всё равно что приданое, Шень. Если бы ты принял его в других обстоятельствах, был бы обязан жениться на юном мастере...
– Эй, вовсе это не... то есть, довольно с меня этой чуши!
Провидица ни капельки не помогает, только сбивает Шеня с толку; он совершенно бестолково краснеет, готов шипеть от раздражения, но и парировать нормально не может, вот и злится. На Журавля, немного на себя, почему-то на перо – ох, сколько раз он пытался его сжечь.
И не смог.
Лишь спустя время приходится медленно догадаться, почему. Когда они слишком близко, когда дыхание обжигает подобно пламени, а грань плавится словно от него же. Мальчишка неказист, но всё-таки по-своему очарователен – краснеющим, нервно кусающим губу, не расцепляющим объятий и влюблённым. Влюблённым непозволительно, но слишком безнадёжно и слишком трепетно. А ещё за длинный тёмный хвост волос очень удобно тянуть, чтобы наконец-то посмотреть на него сверху вниз – как полагается.
Растерянный вид врага само по себе наслаждение, а так – тем более. Желание поиздеваться не стоит путать с истинным чувством, но Шень всё равно невольно замирает, когда Журавль бесстрашно прижимается к его шее, взволнованно жмурясь и ластясь немного по-птичьи; крылья смыкаются за спиной, одуреть можно от мягкости перьев. Мальчишка улыбается. Нежно, смущённо, виновато – он прекрасно осознаёт, на скольких уровнях всё это неправильно, но пока их прячет ночь, мир снаружи ненадолго прекращает существовать. Что поделать, запретный плод всегда был особенно сладок.
Как и вдумчивый властный поцелуй, подаренный врагу. Стоит разок оступиться, и дальше всё удивительно быстро идёт по наклонной, а ещё становится удивительно всё равно. Даже на то, что что-то внутри словно треснуло – и должно быть, странно пытаться залатать эту брешь чужой безрассудной любовью.
А ещё страннее ощущать подобие нежности в ответ.
Журавлиное перо мягко выскальзывает из белоснежного рукава, длинное и приятное на ощупь. То самое, конечно, хотя пальцы Шеня на мгновение прошлись по-другому перу – стальному и острому, несущему смерть. Да только оставили его без внимания, пока что лорда интересует другое – он вскидывает перо прямо перед лицом чуть-чуть отстранившегося юноши, а потом любуется его удивлёнными глазами. Ловит их искренне вопросительный взгляд, улыбается ласковой нехорошей улыбкой и немножко выжидает ради идеальности момента.
– Слышал когда-нибудь, пташка, что перо человека с ци вроде твоей – всё равно что приданое?
Он дразнит, отчасти отыгрывается и даже не скрывает садистского наслаждения. Секунда, две. У Журавля так забавно дёргается взгляд, когда он нервничает – то на кончик пера, то в глаза лорду, то куда-то в сторону, то обратно. А не решится сказать, так резко раскрасневшееся лицо выдаст его с головой – пташка сильна, но совсем не умеет лгать.
– Слышал.
– Это...
Одно настойчивое движение, оттягивающее его волосы, и мастер моментально замолкает – остаётся беззащитным, когда лорд медленно наклоняется к его уху, смакуя его лёгкую дрожь и лихорадочное биение пульса, а чуть хриплым шёпотом и вовсе плавя остатки реальности.
– Даже льстит. Будешь хорошо себя вести – и может, я подумаю над тем, чтобы сказать «да».
«В других обстоятельствах», нужна оговорка – но он намеренно умалчивает, потому что просто не хочет.
Не сейчас.