Камуи – не Бог.
Хоть порой и похож. Ведь люди так слабы, людям с незапамятных времён мучительно нужны идолы... идеалы. Нужно что-то могущественное и невероятно сильное – что-то, что в состоянии либо благословить их, либо погубить. Что-то недосягаемое, и вместе с тем – всеобъемлющее. Фёдор знает об этом, и он всегда был снисходителен – как-никак, самому не впервой занимать эту роль.
Так что когда он преклонял перед многоликим колено, в этом не было и следа покорности – лишь что-то вроде понимания, обещания подыграть. Идея была так хороша. Сила – бесспорна. Почему бы и нет?
Но всё же Камуи – не Бог, и Фёдор – тоже.
Так до чего же абсурдной могла быть мысль, что они в чём-то похожи?
Нити на пальцах, ни капли сомнений, лёд вместо сердца и долг, выжегший души дотла. Человеку необходимо страдание – и уж в чём, а в этом «босс» Фёдора давно превзошёл. История полна случаев, когда именно боль открывает глаза – но этот «случай» стоило бы, поистине, считать особенным. Ведь именно он толкнёт к тому же мир, и станет ему приговором.
«Фёдор».
«Да?»
Помнится, он всегда коверкал его имя на свой японский манер, и Фёдор не сдерживал лёгкую снисходительную улыбку. Не хотел.
Камуи – не Бог. Потому что Бог тяготеет к совершенству и к гармонии, а этот человек изломан и располосован изнутри, захлёбываясь в собственной лжи и в бравом гротеске образа. А потом подолгу утопая в тишине, лишь бы заткнуть голоса прошлого; тени за его спиной окрашены кровью, руки в ней же по плечи, под армейской формой застыли заскорузлые шрамы, а от души давно остался один пепел. Увы.
Но он расправлял плечи, всё равно поднимал голову, и неизменно внушал уважение. А ещё – какую-то приторную, жутко извращённую самой сущностью «Демона» жалость.
Иногда этот человек напоминал ему могучего медведя с просторов родины – истерзанного охотниками, бесконечно уставшего, и всё равно способного переломать человеческий хребет одним ударом челюстей. Хоть такие люди и бесконечно сильны, они никогда не обретут покоя – ни при жизни, ни после смерти, ни даже в ином мире. Пускай Фёдор лично позаботится об этих строках, когда напишет мир заново – некоторые вещи даже Книга не изменит, и он это знает. Камуи тоже. Похоже, смирился – и это тоже достойно уважения.
«Уважение».
Да. Пожалуй, именно так можно было описать всё, что было между ними. Как правило молчаливое, холодное и абсолютное взаимное. Формально «начальник» и «подчинённый», но изнутри – на равных. Так иногда бывает, когда сталкиваются кукловоды. Когда один из них примеряет нитки, всего лишь для отвода глаз.
Никаких иллюзий.
Фёдору нужна была сила, чтобы исполнить свою миссию. Могущество, власть, связующее звено. И в то же время Камуи нуждался в безупречном интеллекте, чтобы облачить своё решение в ровные ступени плана.
Исход был настолько очевиден, что это почти смешно. Фёдор отдал ему то, что он хотел, причём отдал вместе с собой – чтобы продвинуться дальше и посмотреть, к чему это приведёт.
Чтобы получить ресурсы, силу и пространство для цели. Было более чем достаточно, Камуи «благословил» его.
И всё же он не Бог.
Ведь Бог безупречен, Богу неведомы ошибки – а Фёдор помнит, как сильно от «босса» несло сакэ, и как он едва не сломал ему запястья, хотя в конце концов всё равно промахнулся мимо губ. Даже не вспомнил наутро, а Фёдор не стал разубеждать. Иногда бывает лучше промолчать – тем более о вещах, которые не имеют значения. Покачать головой, вздохнуть и снова убедиться...
...что Камуи – не Бог, но одно из Его интереснейших творений.
И это к лучшему, думает Фёдор в своей стеклянной тюрьме. Ведь безупречность... это всё же скучно, особенно когда так хочется понаблюдать за чужой судьбой. Идолы, зажжённые человеческой верой, всегда так ярко сияют – но потом ещё ярче горят, и этот момент неизбежен. Но люди слабы, помнит Фёдор. Людям нужна опора на что-то надёжное и могущественное, людям нужна сила и нужна вера. В природе человека всегда был этот маленький изъян, что заставляет искренне тянуться к такой силе, льнуть – и чувствовать себя в безопасности, просто будучи рядом. Глупо, наивно – но Фёдор всегда был снисходителен.
Жаль, не настолько, чтобы признать – в глубине он точно такой же.