Весь день прошёл в какой-то прострации. С одной стороны, глядя на Хосока, я понимал, что он меня знает. Вот только его взгляд говорил об обратном. Неужели этот засранец умудрился забыть нашу встречу и то, что было в клубе?! Как он мог забыть, откуда у него новый фотоаппарат?! Тут просто нет никакой логики.
Я почти не понимал, что происходит вокруг. Ёнпаль пытался познакомить меня с новым режиссёром для клипа, звукорежиссёром, а я буквально спустя минуту разговора с ними забывал их имена и не мог даже различить, кто из них кто. Чон полностью поглотил мои мысли. Его нет рядом, но в то же время он везде. И сильно раздражает.
Пожалуй, единственное, что я уловил из слов менеджера, так это то, что пробная съёмка для нового фотографа пройдёт через три дня, а потом уже будет основная, возможно.
Долбанных два дня я мучил себя мыслями о нём. Пытался собрать мозги в кучу и понять, стоит ли мне напрямую спросить у него о том, что произошло в Малибу. С одной стороны, если Хосок ничего не помнит — хорошо, тогда он ничего и никому не скажет, и моя репутация останется кристально чистой. Ну… если её вообще можно таковой считать…
Но, если посмотреть под иным углом, выходит, что он просто так взял и забыл меня! И уже даже начинало цеплять меня изнутри.
***
На утро третьего дня я был похож на избитую грушу: мешки под глазами, осунувшиеся плечи и полный беспорядок на голове. Надеюсь, визажисты справятся. В агентство я приехал с существенным опозданием и уже был готов к тому, что Ёнпаль меня отчитает, но «отличный» менеджер уже смылся по каким-то делам. Зато со стороны съёмочной площадки доносились громкие и раздражённые крики.
— Ну и какого чёрта фон такой грязный? Вы издеваетесь надо мной, что ли?
Выглянув из-за ширмы, я увидел спину Хосока, который почти в тот же момент обернулся и заметил меня. То, что я задёрнул ширму обратно, ничуть не спасло.
— Ты опоздал на час, ты в курсе? — без каких-либо церемоний начал младший.
— А мы уже на «ты»?
Кажется, это единственный умный вопрос, на который меня хватило в таком состоянии. Визажист что-то бормотала себе под нос, нанося неизвестно какой-то слой тонального крема, в безуспешных попытках придать моему лицу хоть сколько-нибудь приличный вид.
— На данный момент ты — моя модель, а я — твой фотограф, поэтому ты должен ко мне прислушиваться. А, с учётом твоей задержки, я совершенно не намерен любезничать.
— Логично.
Ну вот, умные мысли закончились. Пора просто подставлять лицо ближе к девушке, а то психованный ещё ненароком съездит по нему.
Каких-то сорок минут, и я уже готов. Зачем переживать-то так нужно было…
По всему залу уже расставлены разные лампы, а Хосок тем временем просматривает что-то на компьютере, но, едва замечает меня, сразу берёт в руки камеру и подходит ближе ко мне.
— И года не прошло… — тихо, но в тоже время довольно чётко. — Встань посередине и прими естественное положение, пока без улыбки.
Хоуп подносит камеру к лицу, но тут же с каким-то рыком убирает.
— Кто опять унёс рефлектор? Я только что подключил его, а его опять нет! Без импульсного света можно не надеяться на хорошие снимки.
Кажется, от его криков уже вздрагивают все. Ещё немного и я начну…
Быстрым шагом какой-то парень подбегает к фотографу, передавая ему прибор, который тот мгновенно подключает к камере, и начинается съёмка. Я участвовал в уйме фотосессий: для альбомов, журналов, клипов, передач и реклам, поэтому напряжение уходит на задний план через какие-то секунды.
— Всё не так… — он трёт переносицу и смотрит в небольшой экранчик фотоаппарата.
— Что? Ты о чём? — удивлённо спрашиваю я, но в тоже время ловлю себя на мысли, что рассматриваю его предплечья. А это уже нехорошо.
— Ты выглядишь неестественно, расслабься, — слишком медленно проговаривает он, всматриваясь в отснятые кадры. — Мне нужно два софтбокса на лампы. Поднимите их на уровень его роста и поставьте с двух сторон. Ещё одну лампу за спину.
Три или четыре человека тут же сорвались со своих мест, выполняя указания. Новые затворы камеры, я, вроде, максимально расслаблен, но смотреть на фотографа становится всё более невыносимо.
— Покиньте все помещение.
Громкий голос заставляет толпу народа двигаться к выходу, притом сам Хосок тоже идёт в ту сторону, но замирает у самой двери и выключает весь свет, кроме тех ламп, что освещают меня. А я начинаю резко ощущать, как ком подступает к горлу. И он хочет чтобы я вот так перестал нервничать?! Хоуп включает какую-то музыку на ноутбуке и снова возвращается на своё место.
— Руки в карманы джинс и слегка улыбнись.
Стараюсь четко выполнять то, что мне говорят, но всё моё внимание приковано к музыкальной композиции, что доносится из колонок.
— Я попросил улыбнуться, а не лыбиться, как придурок… Улыбнись так, словно ты смотришь на щенка, который треплет свою игрушку.
Установка, вроде как, ясна, вот только я почти уверен, что это та самая песня. Та песня, что была в клубе!
— Если тебе мешает музыка, я могу выключить.
— Просто переключи.
Хосок без лишних слов идёт в сторону ноутбука и включает другую песню. Но, возвращаясь обратно, не останавливается на месте, а идёт прямо ко мне.
— Я не пойму, ты меня боишься, Хён? — с усмешкой спрашивает он, а мне в этот момент хочется отвесить ему подзатыльник.
— С чего вдруг мне надо тебя бояться? Ты кто вообще такой?! — голос срывается на крик, вызывая лишь смех у парня.
— Да успокойся ты, я пошутил. Вот посмотри сам на себя. Такое чувство, что тебя снимают перед расстрелом.
Парень начинает показывать мне снимок за снимком, и из всех, что он мне показал, я увидел не больше двух. Всё остальное время, пока он листал фото, рассказывал, что с ними не так и что нужно поменять, я тупо пялился на его пальцы.
Какого черта они такие длинные?
И какого черта я вообще на них пялюсь?
— Встань ровно, а теперь ногу чуть-чуть вправо, руку на правое плечо, — отойдя буквально на пару шагов, Хосок снова вошёл в образ злобного фотографа и начал корректировать позу. — Да нет же, Господи… Ты что первый раз снимаешься, что ли?
Снова подойдя, почти впритык, парень обхватил моё бедро и начал сдвигать ногу, отчего я почувствовал себя неуютно. Когда Хосок схватил за предплечье и начал оголять всё больше мои руки, закатывая рубашку, я просто не мог больше сдерживаться.
— Какого чёрта ты делаешь?! — с агрессией прикрикнул я.
— Боже мой, какие мы нежные… Что я могу сделать, если ты стоишь не так, как надо, и при этом витаешь в облаках, когда я говорю, что нужно поменять, — вполне спокойно ответил Хосок.
Пожалуй, мы полностью поменялись ролями. Если в начале съёмки он был раздражительным и нервным, а я был спокоен как удав, то сейчас всё явно наоборот.
— Да причём тут позы? Я говорю о том, что ты делаешь тут?!
— Эм… ты про агентство? Ну, вроде как, утром подписал контракт и теперь официально…
— Ты издеваешься надо мной? Хватит валять дурака, тут никого нет! Что с тобой не так?
— Прости конечно, Юнги, но я не понимаю, о чём ты.
— Ну хорошо, хочешь играть в игру, будем играть! Но учти, если кто-то узнает о том, что произошло в Малибу, ты покойник!
— Малибу? — максимально распахнув глаза, парень внимательно посмотрел на меня.
— Съёмка окончена!