— Даже если я смогу отправить сообщение Эль-Ронту, меня тотчас обнаружат, — сказал Аргон. — Я уже объяснял. Вся надежда на тебя. Поднимись вон на тот холм, на возвышении сигнал передать легче.

— Я не знаю, как это делается, — твердил Маура.

— Вспомни тот случай у переправы. Просто посылай. Получится само собой. Бан, ты останься здесь, на стоянке, вещи посторожите вместе с Роиром, когда он вернется. Я пока за хворостом пойду.

Я вопросительно взглянул на хозяина, ожидая от него подтверждения или опровержения этого указа.

Маура молча кивнул мне. Затем, передернувшись и сжав плечи, направился к одинокому холму, на котором виднелись какие-то каменные обломки.

Набрав на опушке полный подол крупных подосиновиков, я вернулся на берег. На нашей стоянке дымился догорающий костер и было пусто — хозяин, видимо, еще не закончил со своим неведомым важным заданием, Аргон еще не возвращался с хворостом, а наш вечно недовольный го́нец тоже куда-то исчез, хотя вроде бы отлучался только по нужде.

Не успел я упрятать добычу в свой мешок, оставленный в лодке, как из лесу послышался какой-то шум. Обернувшись, я увидел, как из гущи деревьев стремглав выскочил мой хозяин, будто за ним гнались десятки разбойников. Раскрыв рот, я наблюдал, как он с невероятной скоростью несется через поляну. Оказавшись у нашей лодки, он принялся судорожно отвязывать ее.

Я напрасно ожидал, что он как-то объяснит свое странное поведение.

— Вылезай, быстро, — скомандовал он мне, сам забираясь в лодку.

В полной растерянности я застыл на месте.

— Вылезай, идиот!

Он легко подцепил меня за грудки и выкинул на берег, тут же начав отгребать. Но в своем шоковом состоянии я крепко-накрепко уцепился снаружи за борт обеими руками, волочась за лодкой. Скоро я был уже по горло в воде, но не сдавался, глядя на хозяина полными отчаяния глазами. На какой-то миг, видя его холодное лицо, я поверил, что он позволит мне утонуть.

Грязно выругавшись, он за шкирку втянул меня обратно, бросая мне запасные весла:

— Греби!

И, через несколько секунд:

— Черт, да не в обратную же сторону!

Маура греб изо всех сил, ловко орудуя тяжелыми веслами, и лодка неслась против течения, как стрела. Скоро его светло-серая туника потемнела от пота и брызг, а длинные пряди волос облепили взмокший лоб.

— Не на меня смотри, баран, мы же не на прогулке! — раздраженно прокричал он мне сквозь шум воды. — Назад смотри, нет ли погони!

Он продолжал грести, как заведенный. Примерно через час справа показались отвесные скалы. Шумно выдохнув, он сбавил скорость:

— Добрались.

Устало подгребя к суше, он бросил весла на деревянное дно и развалился на спине, глядя в пасмурное небо.

Дрожа и клацая зубами от холода, я смотрел на небольшие пятна крови на его штанах и тунике — и обычные красные, и темно-вишневые с коричневатым оттенком.

Искоса оглядев мою жалкую промокшую фигуру, он подбросил мне мой вещевой мешок:

— Переоденься.

Сам он тоже стянул испачканную одежду, и я убедился, что на его теле не было свежих ран.

— Вы… их убили? — едва слышно спросил я.

— Нет, конечно, — ответил он, быстро накидывая сухую тунику. — Слегка ранил, чтобы не смогли догнать. Не волнуйся, Баназир, я не сошел с ума.

Он перекинул свой мешок на берег.

— Лодка мне больше не нужна. Возвращайся. И не смотри на меня так. Возвращайся к Аргону и Роиру, не прикончат они тебя. Объяснишь, что по ошибке за мной поперся. Теперь нет Эль-Орина, ты свободен от его угроз.

— Нет, хозяин. Я с вами пойду, — возразил я, как можно увереннее.

— Тьфу ты! Прицепился, что твой клещ, — отдуваясь и вытирая лоб, произнес он. — Пересидишь спокойно в Гоне. Уходи. Последний раз тебе говорю.

Я молчал, опустив голову. Почему-то мне казалось, что хозяин должен оценить мою преданность. Как же я ошибался.

— Приказываю тебе, раб! — его голос обрушился на меня, как удар хлыстом. — Возвращайся!

Весь сжавшись, я глотал текущие по щекам горячие слезы.

— Не могу, хозяин.

После этой фразы я внутренне приготовился к тому, что он убьет меня за неповиновение.

— Да я за тебя же, дурак, волнуюсь! — выкрикнул он, в сердцах пнув борт лодки. — Никого не подумал бы тащить с собой, и уж тебя-то — в последнюю очередь! Ладно, — отчаявшись, махнул он рукой. — Пожалеешь, а будет поздно. Помоги вытянуть лодку.

Не веря своим ушам, я медленно поднялся с сырой земли.

Такая юркая в воде, на суше лодка оказалась гораздо тяжелее. Мы дотянули ее до ближайших колючих зарослей и втолкнули глубоко в темную гущу веток.

— Все, — заключил хозяин, отряхивая ладони. — Идем, надо найти хорошую пещеру, где можно будет укрыться и переночевать.

Теперь он говорил совершенно спокойно, как будто все шло своим чередом, будто не было нелепого нападения на наших товарищей и последовавшего за ним стремительного побега, будто не кричал он на меня только что.

Мы вскинули на плечи свои мешки и как можно быстрее пошли в сторону скал.

Наступили хмурые зимние сумерки, и Маура развел костер в обнаруженной нами довольно уютной пещерке неподалеку от обрыва. Нам повезло, что зима в том году выдалась относительно теплая, а не то бы мы промерзли до костей — у нас было всего по одной меховой накидке, а моя плотная шерстяная туника уже почти прохудилась.

Сев на один из разбросанных повсюду булыжников, Маура стал помешивать толстой веткой хворост, пока тот весело не затрещал; затем отложил ветку в сторону и резко поморщился, схватившись за предплечье.

Я тревожно взглянул на него.

— Вам больно?

Он с силой растирал левое плечо и сведенную судорогой руку.

— Целый день ныло, — пояснил он. — То ли на дождь, то ли от гребли.

Приблизившись к нему, я протянул руки, но тут же нерешительно отвел их.

— Я тебе позволяю себя коснуться, Бан, — тяжело вздохнув, разрешил он согласно обычаю, но затем продолжил: — И плюнь ты уже на эти сословия, не до того сейчас. Ты не раб, я не хозяин. Мы просто два путника. Товарищи. По несчастью, если хочешь.

— Но… как же так, хоз…

— Хватит. Зови меня по имени.

Я испуганно помотал головой.

— Ладно. Зови меня, как угодно, но только не веди себя, как привык. Отвыкай от рабства. Тебе это когда-нибудь пригодится. Ну же.

Мои заскорузлые пальцы несмело дотронулись до его плеча, где из-под сползшего ворота туники на упругой коже виднелась длинная белая полоска шрама, и вжались в плоть. У Маура вырвался негромкий стон, и он откинул голову назад, накрывая мои руки влажными змейками волос. Я снова испугался:

— Простите, я слишком сильно…

— Нет, так и надо, продолжай, пожалуйста, — ответил он, снова принимая нормальную позу. — Мне потом легче будет. Нажимай сильнее.

Поверив ему, я возобновил прерванное занятие, стараясь сохранять осторожность в движениях. Инстинктивно дотронувшись и до второго плеча, я по реакции Маура понял, что ему это приятно, и продолжал уже более уверенно и ритмично.

— Спасибо, — произнес он несколько минут спустя.

— Это помогло? — спросил я озабоченно.

— Очень, — ответил хозяин, вставая и с облегчением распрямляя спину. — Хоть для чего-то ты годишься. Вот черт, — осадил он себя. — Уже и сам привык. Поди-ка сюда.

Он взялся за мои плечи и своими крепкими руками сделал несколько сильных, но при этом достаточно бережных разминающих движений. Я не смог сдержать стона удовольствия.

— Вот так. Ты мне, я тебе. Взаимопомощь. Понял?

— Понял, хозяин.

— Эх! — досадливо махнул он рукой. — Ладно, я выйду ненадолго. Заодно и осмотрюсь.

— Я с вами, — вскочил я.

— Нет, кто-то один должен остаться в пещере, сторожить наши вещи. Мало ли кто здесь бродит. После выйдешь, а я буду сторожить.

— А мы здесь заночуем? — зевнул я, осознав, как устал за этот долгий день.

— Здесь, конечно. Разве что ты успел присмотреть местечко получше, — подмигнул Маура.

Он отодвинул длинные сухие жерди, которые до этого насобирал вокруг пещеры и прислонил ко входу, чтобы снаружи не было заметно огня, и, повернувшись, растворился в ночи.

Оставшись один, я уселся у костра, настороженно прислушиваясь к каждому шороху. Где-то очень далеко послышался высокий протяжный вой, но не волчий, а какого-то другого животного. Я съежился, обняв руками колени и не отрывая глаз от черного проема. Как всегда во время ожидания, минуты тянулись до невозможности долго, размазываясь вязкой пеленой страха.

Наконец Маура вернулся, бросив взгляд на лежащие на полу сучья.

— Ведь забыл же закрыть перед уходом! — сказал он, сердясь на самого себя. — Вокруг тихо. Можешь выходить.

Снаружи было холодно и пустынно. За дальними скалами снова послышался тот самый противный вой и какое-то тявканье, заставившее меня боязливо поежиться. С радостью обнаружив несколько островков зарослей совсем близко от пещеры, я как можно быстрее сделал то, за чем вышел, и юркнул обратно под прикрытие каменного свода.

Мой хозяин сидел в тепле пещеры, раздетый до пояса, с аппетитом отрывая зубами от куска вяленого мяса, и закусывая его сохранившимся черствым хлебом. Не прервав своего ужина, он головой указал мне на вход, напоминая заслонить его. Я кое-как расставил жерди и прошел к костру. Маура кивнул и промычал что-то с полным ртом, довольный, что я понял его.

В этой обстановке, в зловещих отсветах, глазам моим вдруг предстал дикарь, трясущий огненными космами над добычей, способный разорвать на куски каждого, кто осмелится подойти слишком близко и переступить запретную черту. Круг адского пламени, посреди которого восседал на троне неприступный и необузданный некто, чью обнаженную кожу лизали полыхающие языки. Меня и притягивало, и отталкивало это зрелище; чужое, жуткое. Это не был тот, кого я знал и любил. Я не хотел его видеть таким.

— Бан, ну садись уже, чего ты там маячишь? Еды пока хватает — я захватил еще немного из других мешков, идти ведь долго. — Он протянул мне толстый ломоть хлеба с положенной сверху полоской мяса.

Видение исчезло безвозвратно.

— А… кто там воет внизу? — спросил я, пытаясь поудобнее устроиться на булыжнике. — Не волки вроде…

— А, эти… — Маура вытер лоб тыльной стороной ладони. — Я в Карнин-гуле про них от парней из Рокны слышал… Шакалы, кажется, называются. Они только ближе к южным местам водятся, там, где степи и всякое. Поменьше волка и трусливые, на людей обычно не нападают. Не волнуйся, сюда не придут, по скалам не влезут. Когда спустимся, придется, конечно, ночью на страже стоять. По очереди будем. Хорошо все-таки, что нас двое. Мне тоже иногда нужно будет поспать.

Я слушал его, чувствуя, как сжимается сердце. Он заметил.

— Что случилось? Уже боишься?

— Мы совсем одни здесь...

Тонкие брови на миг сошлись у переносицы; затем он едва заметно улыбнулся. Его рука протянулась и мягко, успокаивающе легла поверх моей.

— Мы вместе.

Поев, он поднялся и забросал пол до самого входа в пещеру небольшими сухими веточками, тоже собранными заранее.

— Зачем это? — поинтересовался я.

— От незваных гостей. Если кто-то ночью даже очень осторожно зайдет, на одну обязательно наступит.

Он расстелил одеяло и улегся на нем, вытянув ноги, однако оставил место и для меня. Я для пробы наступил на одну из веточек. Действительно, хрустит. И, успокоенный, присел возле Маура.

— Почему вы от них убежали? — прошептал я в полутьме, косясь на затухающий костер. — И за что вы их… так?

— Ну, Роир просто подвернулся некстати, и видел, как я Аргона в ногу ранил, — виновато ответил хозяин. — Мне нужно было и его как-то задержать, чтобы не мешал уплыть. А Аргон… — взор его затуманился. — У меня ведь так и не получилось отправить Эль-Ронту весть о гибели Эль-Орина. Но я случайно… Я это очень четко увидел. В его, Аргона, голове. Это был приказ. Задание. Не знаю, от кого, но оно там было.

— Что… было? — осмелился спросить я, когда тягостное молчание затянулось.

— Приказ меня убить, — наконец открыто признался Маура, поворачиваясь и взглянув на меня в упор. — Думаю, он тоже сообщник Эль-Калад и шпион. Может, и был им изначально. Подумай, как подозрительно он вел себя в последние дни. Из Риммата с нами уплыл — для прикрытия. И привел нас туда специально. Я уж не говорю про то, что он наотрез отказался спускаться к Эль-Орину, чтобы хотя бы убедиться в его гибели.

— Но Аргон ведь наш друг… — с грустью шепнул я, не желая верить, что мои страшные подозрения оправдались, когда я уже начал всецело доверять страннику.

— То же самое он говорил об Эль-Калад, — непреклонно возразил Маура. — Не мог я рисковать. Теперь это моя ответственность. Надеюсь, наши товарищи в итоге благополучно доковыляют до Гона, и никто не увяжется за нами хвостом. Давай спать.

Я осторожно прилег на широкое одеяло, укрываясь его свободным краем. Маура сразу набросил на меня часть накидки, служившей ему покрывалом.

Костер почти догорел, последние блики отплясали на каменных стенах и удалились в пустоту. Выли странные животные под названием «шакалы».

Мы остались одни среди скал, одни против ночи и страха. И только легкое дыхание хозяина на моей щеке согревало меня, только его рука отгораживала от тьмы. Тьмы, так хорошо понимаемой им, потому что она являлась частью его самого. Но я видел уже не зловещие тени — я видел усталого человека, крепко спящего рядом, и его слова отдавались эхом в моей голове, убаюкивая меня: «Мы вместе…».

* * *

Он долго глядел на озеро, задумчиво жуя свежую смолу с ближайшей сосны. И молчал. Я сидел рядом, вздыхая время от времени при мысли о далеком радостном прошлом и неизвестном гнетущем будущем, и тоже молчал.

Потом он вынул изо рта затвердевший комочек смолы, помяв в пальцах оранжевую массу.

— Попаду я в третью снизу ветку во-о-н того дерева, или не попаду? — Был задан явно каверзный вопрос.

Я почесал в затылке, переводя взгляд на указанное дерево и затем обратно на хозяина.

— Попадете, конечно.

Он тихо рассмеялся, покачав головой.

— Калимак бы сказал: «Фиги с две попадешь, хвастун!»

— Я не Калимак, — насупленно пробормотал я, ковыряясь в земле острием ножа.

— Знаю. — Маура бросил комочек. Послышался глухой «чпок», когда тот отскочил от третьей ветки дерева на самом краю поляны. — Ты — не он, а только ты. И это прекрасно.

Он провел ладонью по своей взлохмаченной макушке.

— Подстригусь.

— Не надо, хозяин! — осмелился я. — Они красивые…

— Красивые? — переспросил он, понюхав пропитанные дымом от костра спутанные заросли волос. — Нет, ну что ни говори, а париться с ними в степи я не собираюсь.

Вынув сохранивший остроту нож, хозяин уселся на траве и начал ловко и быстро отхватывать лишние пряди. Я следил за ним, время от времени обводя взглядом пейзаж. Когда еще мы окажемся в таком зеленеющем уголке, где есть и тенистые деревья, и чистая вода? Хозяин говорил, что скоро начнется степь. Степь — это песок и пыль, и редкие кустики, и почти нет воды — так он объяснял мне. Значит, будет гораздо хуже, чем теперь. Я надеялся, что хуже уже быть не может.

— Ну как? — послышался голос справа.

Надо лбом хозяина вместо беспорядочно свисающих густых прядей теперь были достаточно ровные полоски с интервалами между ними — отдаленное подобие челки; и в целом прическа стала поаккуратнее. Когда он сидел так непринужденно, голый по пояс и легко поигрывающий ножом, ему можно было дать на вид и шестнадцать — если бы только не глаза, выдающие опыт и неюношескую усталость. Он не стал ждать ответа на свой вопрос, как всегда увидев мое мнение по моему лицу.

— Давай и тебя подстригу, — предложил он, поднимаясь. — Ты сейчас похож на вон тот куст на опушке, только что не зеленого цвета.

Я рассмеялся и покорно склонил голову.

— Повернись спиной ко мне и держи голову прямо, — распорядился он, начиная работу.

Мои кудри падали на траву темными клочками, и довольно скоро Маура удовлетворился полученным результатом.

— Уже лучше.

Собрав в ладони мои остриженные волосы вместе со своими, он снова двинулся к озеру, на ходу сдергивая обвязанную вокруг пояса тунику.

— Куда вы? — спросил я ему вслед.

— Оставлю их в подходящем месте, — откликнулся он, и беззвучно нырнул, в одно мгновение скрывшись под водой.

Я ждал, сосредоточенно наблюдая за голубой гладью. Вот в толще воды снова показались темные очертания головы и плеч, и мой хозяин вынырнул, шумно дыша, и с плеском подгреб к берегу.

— Теперь они лежат на дне под камнем, и это значит, что часть нас всегда будет здесь, в этом тихом озерке, где бы мы сами ни оказались, — пояснил он, натягивая штаны и накинув тунику на плечи.

— Да. — Я машинально почесал шею.

— Ах черт, надо было сперва стричься, а затем купаться, — прибавил Маура, заметив мою проблему. — Тебе покоя не будет от упавших волосков. Давай, окунись еще раз.

— Да это ничего, — попытался отвертеться я, так как очень не хотелось снова раздеваться донага и мокнуть. Несмотря на многочисленные старания хозяина за все годы, я так и не полюбил воду по-настоящему.

— Потом сам же жаловаться станешь, — настаивал он. — А водоема на пути не будет.

Я продолжал упрямиться; и тогда он безо всяких усилий подхватил меня на руки, отнес к озеру и, не церемонясь, бросил в воду. Я стал барахтаться, отплевываясь, затем под смех хозяина быстро вылез обратно; но эффект купания уже был достигнут.