Савада Тоширо и безудержная тяга к тайнам

Савада Тоширо, в принципе, относительно послушный ребенок, живущий в хорошей и светлой семье. Правда, лицо отца он не помнит, но думает, что так и должно быть. Папа же на работе, он занят, ему некогда, поэтому его воспитывала мама. Маму Тоширо любил и всячески старался помогать, радовать ее, потому что в глазах у Наны можно было захлебнуться в горе и отчаянии. Тоширо не нравилось, что она занимается самоуничтожением, однако остановить это никак не мог, хоть и пытался. Но ни к чему это так и не привело.

Тоширо старается не беспокоить маму зря. Конечно, ему интересно, почему одна из комнат в их доме заперта на замок, но мальчик все равно держит язык за зубами. Потому что он хороший ребенок, да. Иногда мама разговаривает с кем-то по телефону. Голос из трубки кряхтящий, старческий, мужской. Тоширо не знает, кто это, но тоже молчит, потому что мама думает, что он не слышит. Или слышит, но полагает, что она разговаривает с его папой.

Савада-младший, к своим пяти является очень чутким ребенком. Он знает меру того, когда перестать говорить, перейти на другую тему или вообще молчать, не отсвечивая.

 «У вас просто золотой мальчик» — говорят воспитательницы детского сада его маме, когда она забирает его домой. Нана лишь вежливо улыбается, кивает и берет сына за руку. Тоширо молчит. Потому что он хороший, а хорошим мальчикам нельзя беспокоить маму зря и задавать глупые вопросы. Вопросы, наверное, не глупые, но точно неприятные. Потому что когда они шли домой, мимо них прошли мужчина, которому точно перевалило за сорок, и подросток лет шестнадцати. Его мама тогда остановилась, словно примерзла к асфальту, а мужчина на это лишь криво ухмыльнулся и пошел дальше. Почему-то эти два иностранца крепко засели в голове Тоширо. Их образы. Эта кривая ухмылка мужчины и безразличный взгляд подростка. Что-то в них была неправильное, в этих иностранцах. Словно они явились из другого мира.

Наверное, это было воображение. Но Тоширо еще никогда не подводило это странное чувство, где-то глубоко внутри. Он безоговорочно доверял этому «чему-то», так что плотно сжав губы, вечером он подошел к маме. Он никогда не спрашивал и не делал ничего лишнего, так что один раз. Один гребаный раз он может себе позволить это сделать.

— Кто это был?

Мама тогда сразу помрачнела. Но ответила, предварительно взяв с него слово, что больше к этой теме они возвращаться не будут.

— Это были твой дедушка и брат. Они приехали сюда по работе.

Больше они эту тему не затрагивали, потому что Тоширо всегда держал обещания. В ту ночь он так и не уснул. Потому что у него есть старший брат. Где-то там, где-то в Японии, находится его старший брат. И Тоширо вновь совершил безрассудный поступок, стащил телефон мамы и начал искать номер дедушки. Нашел.

— В чем дело, Нана? Я думал, ты больше не будешь звонить мне.

— Это не мама. Я Тоширо, ваш внук.

На той стороне поперхнулись. Секунд десять Тоширо слушал, как новоиспеченный дедушка кашлял.

— О как. И в чем дело, малец? — Наконец откашлявшись, спросил мужчина. Тоширо олько сейчас заметил, что у него явный американский акцент.

— Я… Я с братом поговорить хотел, — замявшись, признался мальчик.

На той стороне замолчали. Издалека ослышался выстрел и грязные ругательства. Голос был явно не дедушкин, от чего у Тоширо приподнялись брови. Это был его брат?

— Вот что, малец. Я дам тебе его номер и ты перезвонишь чуть позже. Мы сейчас заняты.

Тоширо кивнул, поздно спохватившись, что собеседник этого не видит, однако дедушка не обратил внимания на молчание. Бумаги поблизости не было, из-за чего боясь опоздать, Тоширо прямо на руке записал цифры фломастером.

Чуть ли не светясь от счастья, Тоширо сделал пометку: завтра нужно будет надеть кофту с длинными рукавами, чтобы мама не заметила.

Конечно, он и не думал спрашивать, почему мама о них не говорила. Всему свое время, да.

                                                                                  *  *  *

Саваде Тоширо уже четырнадцать, он ходит в Среднюю Нами и очень редко общается с братом. Последнее, кстати, удручает больше всего. Не то чтобы Тсунаеши (именно так его звали) не горел желанием общаться, просто… Он был занят. Как он сам однажды выразился: «Моя жизнь — это работа». Этим Еши был похож на папу, но аники всегда старался звонить чаще, в основном он звонил, когда приезжал или уезжал из города. Тсунаеши путешествовал. Тоширо как-то попросил взять его с собой, но Еши тогда фыркнул и сказал, что не получится. А еще, он не желает такой же жизни своему младшему братишке. Тоширо тогда так и не понял, что это означает. В принципе, он и сейчас в раздумьях.

А потом, вечером в среду, раздался стук. Хоть и пошла открывать Нана, Тоширо тоже почему-то потянуло в коридор. 

На пороге стоял Тсунаеши. В потрепанной рубашке и джинсах, с кругами под глазами и кривой усмешкой на губах. А еще, глаза у него были страшные. Такие пустые, словно само олицетворение безнадежности явилось к ним в дом.

— Дед погиб, — не «умер», а «погиб». Почему то сознание крепко цепляется за эту фразу. А голос у брата хриплый, тихий. Уставший.

Мама отшатывается от Еши, как от чумы. Брат хмыкает, переводит взгляд на него. Кивает в знак приветствия и вновь смотрит на Нану.

— Расслабься, я у друга переночую, — он ведет плечом, разворачивается и уходит. Тоширо хочет бежать за ним. Хочет обнять, согреть, такого замерзшего и уставшего брата, но ноги почему-то продолжают стоять на месте. И только когда Нана закрывает дверь (на ее лице не дрогнул ни один мускул, словно на смерть родного отца ей было совершенно плевать) и улыбаясь идет на кухню, на последок сказав, что скоро ужинать.

Тоширо сглатывает вязкий ком и идет к себе в комнату.

Ужинать он так и не спускается.

                                                                                  *  *   *

То, что его мама не любит Тсунаеши, Тоширо понимает практически сразу, хотя вопрос «Почему?» до сих пор открыт. Однако этот вопрос быстро сходит на нет, когда проходя мимо кабинета ГДК, он слышит знакомый голос.

— Самый эпицентр этого пиздеца происходит в Америке, Кея, — быстро тараторит Тсунаеши. От такого фамильярного обращения к Демону Намимори, Тоширо невольно вздрагивает, однако продолжает в наглую подслушивать.

— Скоро сюда заявится мафия, Савада. Не боишься за мелкое травоядное?

— Нет, ты же будешь тут, — и звучит это так уверенно, что даже Тоширо начинает верить в это. Хоть и не понимает, во что именно. — Если будет что-то совсем уж серьезное, звони, постараюсь ответить.

Кажется, Кея усмехается и Тоширо не может поверить своим ушам.

— Что может быть важнее Люцифера?

— Действительно, — посмеиваясь, говорит Тсунаеши и все затихает. Наверное, брат выпрыгнул через окно, думает Тоширо и предпочитает уйти, дабы не попасться.

О чем говорили эти двое он так и не понял. Да и из головы это совершенно вылетело, потому что на следующий день приехал его ночной кошмар под кодовым именем «Реборн».

                                                                                  *  *  *

Все завертелось слишком быстро. События с невероятной скоростью сменяли друг друга, у него появились верные друзья. И, как оказалось, враги.

После того, как Еши-аники ушел, точнее, уехал, больше вестей от него не было. Он даже не звонил и, судя по всему, не только ему, потому что Хибари ходил по школе мрачнее тучи. Но Тоширо умудрялся игнорировать это, потому что на него вывалилось куча проблем, смешанных с абсурдом. Хотя по вечерам, когда все расходились, он сидел, забившись в угол, слушал тихие гудки телефона и шептал «Ответь, пожалуйста».

Но потом стало не до телефона и гудков. Не до отчаянной мольбы шепотом по вечерам, потому что объявилась Вария. Независимый, мать их, отряд убийц. Лучшие из худших.

Даже про странный разговор Хибари с Еши он забыл.

Начал тонуть в своих проблемах и ненависти к отцу, что добровольно затащил его в это болото.

Стоя напротив Занзаса, Тоширо матерился. Грязно, упоминая при этом отца, Занзаса и все мафию в частности.

А потом раздался выстрел. Тоширо вздрогнул, развернулся, и не мог поверить глазам. Оперившись на плечо какого-то парня со странной прической, стоял его старший брат. Он убрал пистолет в кобуру и сохраняя равнодушное выражение лица, похромал к нему.

— Ку-фу-фу, Еши-кун, не навернись, — ухмыляясь, сказал парень со странной прической, на что Тсунаеши лениво отмахнулся. Мозолистая ладонь легла ему на голову и сразу стало как-то спокойнее.

— Ну привет, отото.