3, Месяц Заката солнца
Нибенейский бассейн, подножие гор Валус
Ветер гулял меж высоких голых деревьев, завывая, срывал с чёрных ветвей, похожих на длинные скрюченные пальцы, потемневшие к зиме листья и разбрасывал их безобразными узорами на ковре под ногами, который уже начинал белеть. Налитое свинцом грязное небо давило на плечи хмурыми тучами, донося откуда-то издалека монотонные угрожающие звуки леса. Сумерки ползли тихо, ступали кошачьей поступью по чавкающим грязевым лужам, сверкая разноцветными глазами-лунами. Круглое блюдце Массера дотрагивалось до горизонта, изогнутого дугой боевого лука, тёплой красной ладонью, рассеивая свой свет через пики деревьев. Голубая Секунда, словно младшая сестра, стояла рядом, затемнённая рубиновым сиянием гордого брата. Было холодно.
Страшный звериный рёв разрезал пространство стальным ножом, проходя сквозь вечерний туман и сгущающуюся мглу. Страх погнал по коже табун мурашек, по спине тонкой змеёй заскользил холод. Рука против воли обняла рукоять старого меча, лезвие которого уже давно затупилось, а в некоторых местах и вовсе покрылось тёмно-жёлтой ржавчиной. Костёр, будто чуя опасность, припал к земле и подпустил тьму ближе. Ночь, подкрадываясь, хрустнула веткой в ближайших зарослях кустарника.
— Подбрось дров. Я гляну, что там.
Креон поднялся с земли, крепко сжав оружие. Глаза младшего брата испуганно расширились и блеснули в темноте звёздным светом. Креон усмехнулся.
— Я быстро. Не переживай, это всего лишь ночной зверь или птица.
— Ты слышал сегодня хоть одну птицу? Нам попался хоть один зверь? — Ливиус подвинул ближе колчан с самодельными стрелами. — В этом лесу творится что-то странное.
— Не поджимай хвост, как бездомная дворняга. Сиди тут.
Для храбрости махнув мечом, Креон сделал несколько шагов и скрылся во мраке. Ливиус хотел сказать, чтобы он был осторожнее, но знал, что брату не нужно его беспокойство. Креон всегда был слишком самоуверенным. Вздохнув, Ливиус всё же дал костру разгореться и стал прислушиваться к ночным звукам.
После смерти отца братьям пришлось самим заниматься охотой, чтобы прокормить мать и сестрёнку, однако последние несколько дней в силки не попадались даже проворные зайцы, не говоря уже о более крупной дичи. Удача отвернулась от сыновей лесника, и их охота превратилась в пустую трату времени, которого вследствие приближения зимы и без того становилось всё меньше.
Креон, отодвигая левой рукой густые острые ветки, шёл вперёд. Под ногами квакали болотные лужи, покрывающиеся тонкой коркой льда, которая с тихим треском лопалась под тяжёлым сапогом. Впереди мелькнула тёмная высокая тень, но, забыв про страх, Креон упрямо шагал дальше, держа оружие перед собой. Он хотел поймать крупного зверя. Это бы хоть немного приподняло его в глазах семьи. Обидно быть старшим и знать, что старшим тебя никто не считает. Сестрёнка всегда любила Ливиуса, да и мать считала своего младшего сына более рассудительным. Это злило.
Совсем рядом снова раздался ужасный рёв. Он пробирал до костей и заставлял свернуться холодным комком липкий страх в сердце. Креон был уверен, что имеет дело с медведем, но предчувствие из самых глубин подсознания било тревогу и кричало, что в этом лесу обитает не обычный зверь, а что-то в разы опаснее. Однако гордость не позволяла развернуться и бежать без оглядки, спасаясь от неизвестности. Гордость требовала сделать ещё один шаг на покрывшуюся инеем поляну.
Любопытство толкнуло в спину, и Креон раздвинул перед собой очередные заросли. То, что он увидел, заставило горячую кровь в хрупких жилах похолодеть от ужаса. Лесная поляна была полностью залита вязкой кровью, чернеющей под лунами. Повсюду острыми осколками лежали обглоданные до костей тушки животных, некоторым из которых была уже не одна неделя. Смрад в урочище бил по носу хлёсткой плёткой и заставлял невольно отшатнуться. Чтобы хоть как-то спасти себя от запаха гнили и трупного яда, приходилось прятать лицо за шарфом.
Креон нервно сглотнул, огромными от испуга глазами смотря на возвышающегося перед ним зверя. Такого чудовища он ещё никогда не видел и предпочёл бы не видеть до конца своих дней. Массивное тело монстра покрывала грязно-белая шерсть с тёмными прожилками, которую вряд ли пробьёт быстрая стрела или хороший кинжал с длинным острым лезвием. На огромных лапах блестели жёлтые от крови когти, способные разорвать человека одним ударом. Из пасти торчали большие ножи-клыки, сверкающие словно только что выкованный клинок.
Тварь смотрела на Креона желтизной круглых хищных глаз, один из которых находился на лбу, между двумя другими. Этот взгляд был безумным и жадным. Чудовище не умело думать, оно умело только работать тяжёлыми челюстями, разрывая свежую плоть на части и вырывая из мёртвого тела куски кровавого мяса.
Креон крепко сжал меч, ощущая, как начинает потеть ладонь. Охотник уже не верил, что сможет вернуться домой живым. Вряд ли ему вообще удастся покинуть эту поляну.
— Иди сюда, уродина! — Парень обречённо улыбнулся самому себе в тщетной попытке отогнать страх.
В ответ тварь презрительно рыкнула и встала на задние лапы, показав свой настоящий рост. Она была втрое выше Креона. Жёлтые глаза горели голодным пламенем.
— Хорошо, скотина. Я убью тебя.
Креон сделал шаг навстречу, понимая, что у него нет иного выхода, и зверь с ловкостью куницы рванул вперёд и, широко размахнувшись сильной лапой, сбил человека с ног. Парень, громко закричав от боли, отлетел к толстому дереву и ударился спиной о грубый ствол. В ответ ему крона содрогнулась в безмолвном плаче. Дыхание резко перехватило от сильного удара, по затылку потекла тёплая жгучая жидкость, но Креон всё-таки нашёл в себе силы остаться в сознании. Ему повезло: тварь ударила тыльной стороной лапы и не ранила ужасными когтями.
Меч выпал из руки охотника и остался лежать подле чудовища. Теперь оставалось только надеяться, что Ливиус вовремя придёт на помощь. Но смерть всё равно неумолимо приближалась в облике ночного лесного монстра.
Сквозь заволакивающую глаза пелену Креон различил во мраке блеск металла, следом за ним на поляне прорисовалась человеческая фигура.
— Развлечёмся, красавица? — Этот голос, грубый, сильный и благородный, Креону был не знаком.
Зверь, почуяв неладное, медленно развернулся, издав грозный рёв, а человек ловко проскочил под его толстой лапой и, оказавшись за спиной, изящно полоснул блестящим в сиянии лун тальваром. Кажется, чудовище этого даже не почувствовало. Выпустив когти, оно с разворота ударило по врагу. Не сумев увернуться, мужчина упал на землю, но не выронил клинок — сжал ещё сильнее.
Понимая, что ужин обещает быть сытным, монстр встал на четыре лапы и, рыча, наклонился к телу человека, обнажая клыки, готовые порвать жертву. Тальвар не позволил сделать этого. Сталь с хрустом вонзилась в череп зверя снизу, ломая кости челюсти, заливая лицо человека густой тёмной кровью и разрывая лес оглушительным рёвом боли: звериным и человеческим. Похоже, после такой раны каждое движение обходилось мужчине большой ценой. Однако он сумел скинуть с себя шестипудовую тушу чудовища и, поднявшись на ноги, пошатываясь, подошёл к Креону.
— Жив? — Мужчина протянул ему руку, помогая встать с земли.
— Жив.
— Хоро…
Незнакомец не договорил. Он потерял сознание и всем весом рухнул на Креона.
Парню потребовалось несколько минут, чтобы отойти от внезапного потрясения. Он стоял один посреди огромного леса с умирающим человеком на руках, появившимся здесь неведомо откуда и убившим чудовище из самых страшных ночных кошмаров. Если бы не подоспевший к этому времени брат, Креон, наверное, так бы и простоял до рассвета.
Ливиус подкрался тихо, как настоящий охотник, держа наготове отцовский лук и отчаянно всматриваясь в темноту. Он не растерялся, увидев представшую его взору картину. Удостоверившись, что кроме людей на этой поляне больше нет живых существ, Ливиус убрал за спину лук и, подбежав к Креону, забрал из его рук тело незнакомца.
— Что случилось? — Он непонимающе хлопал длинными девчачьими ресницами.
— Эта тварь… и… он…
— Ладно, молчи. Ты как? — Ливиус положил раненого на землю и потрогал пальцами пульс на его шее.
— В порядке.
— Хорошо. Он ещё жив, его нужно отнести в наш лагерь. Если протянет ночь, то мама ему поможет. Она ведь хороший лекарь.
— Ливиус, стой! Подожди. — Креон вытащил из трупа монстра тальвар. — Посмотри только, какое у него оружие! Да и в ножнах клинки ещё дороже. Если их продать…
— Как у тебя хватает подлости думать об этом? — Ливиус подарил старшему брату презрительный взгляд. — Этот человек спас тебя, а ты хочешь бросить его умирать в лесу, да ещё и ограбить? Лучше помоги мне отнести его.
Замолчав, Креон послушался и не стал больше спорить, потому что Ливиус был прав. Как и всегда.
4, Месяц Заката солнца
Нибенейский бассейн, хижина лесника
Пегий старичок, служивший семье лесника верой и правдой уже много лет, медленно тянул к дому полупустую телегу по лесной тропинке. Хутор виднелся впереди деревом построек и сизым дымом затопленной печи. Мать с Гретхен наверняка готовили завтрак. Только вот охота сыновей уже который день не приносила ничего, кроме разочарований и голода. Хотя если кого и стоило винить в отсутствии зверя в лесу, так это снежного тролля, сошедшего с гор в поисках пищи и поселившегося в этих местах.
Гретхен первой заметила в окошко приближающихся старших братьев и весело выбежала на улицу им навстречу. Русоволосая девчушка любила так же встречать отца, как сейчас встречает братьев, но однажды он не вернулся с охоты. Она знала, что он наверняка мёртв, однако тайком ото всех до сих пор продолжала его ждать.
— Ливиус! — Она кинулась в объятья брата, когда он с улыбкой присел на корточки и раскинул руки, точно как делал отец.
Креон хмуро держал в руках вожжи, и Гретхен заметила кровь на его рубахе. Затем её любопытный взгляд упал на мужчину в повозке.
— Кто это?
— Этот человек спас нам жизнь. Позови мать. — Голос Ливиуса звучал мягко, но строго. Проводив сестрёнку взглядом, парень с сочувствием взглянул на незнакомца.
Мужчина держался слишком хорошо, учитывая, какую рану ему нанёс тролль. Когти чудовища порвали кожаную кирасу и впились в грудь, возможно, сломав пару рёбер. Не хотел бы Ливиус оказаться на месте этого человека.
Обеспокоенная мать, читая на ходу молитву, выбежала во двор и тотчас приказала сыновьям нести раненого в дом, а сама ушла в сарай за связками сушёных трав. Братья осторожно подняли тело с телеги и уложили его на кровать в светлой маленькой комнате. Это помещение предназначалось для гостей, но чаще всего оно пустовало, потому что в затерянной среди лесов избушке редко бывали гости.
— Осторожнее, Креон.
Ливиусу не нравилось, что движения брата были столь грубыми и небрежными. Даже маленькая Гретхен понимала, что Креон злился. Он хотел бы быть на месте этого мужчины. Он хотел бы убить того монстра. И сейчас злился, потому что при встрече с опасностью не смог защитить самого себя. Куда там целую семью…
— Я осторожен, — буркнул Креон и положил голову мужчины на жёсткую подушку. — За собой следи.
Спорить Ливиус не стал, потому что в комнату вошли мать, неся в руках бадью, полную чистой воды, и Гретхен с веничками различных трав. Они сильно расстраивались, когда братья ругались.
— Что с ним стряслось?
Пока Ливиус рассказывал, мать омыла водой грудь мужчины и осторожно сняла наложенную наспех в лесу повязку. Кровь ещё продолжала сочиться, но в некоторых местах уже начала сворачиваться. Рваная рана выглядела страшно. Два параллельных разреза до костей пересекали грудь от левого плеча до бедра, рёбра от удара были переломаны, и оставалось только надеяться, что перелом не был осколочным. Брюшные мышцы и мышцы груди были повреждены глубокими порезами, и пульсирующая кровь толчками выплескивалась из порванных жил, стекая по бокам на чистую постель. Двумя ранами мужчина не отделался: по краям от них алело ещё несколько, тоже довольно крупных.
Мила снова смочила в воде тряпку и промыла раны человека, который, рискуя собой, спас её сыновей от смерти. Затем она взяла в руки кривую иглу, продела в ушко нитку и аккуратными движениями начала сшивать края ран между собой. Наверное, даже находясь без сознания, этот мужчина чувствовал дикую боль от каждого стежка, и Мила только посоветовала ему терпеть, хотя знала, что он её не слышит. Перевязывать грудь раненого ей помогал Ливиус. Он приподнимал корпус человека, когда она туго накладывала чистое полотно. Её не покидала мысль, что она не смогла оказать такую помощь своему мужу, который, умирая, страдал не меньше этого мужчины.
— Гретхен, — позвала мать, — посиди с ним. Вдруг очнётся. А я накормлю братьев, они, верно, устали с дороги.
Девочка послушно кивнула и, подвинув стул, села у изголовья кровати. Когда все ушли, Гретхен смогла получше разглядеть незнакомца. Он был не слишком стар, одного возраста с матерью, но его лицо покрывали глубокие морщины и шрамы. Шрамов у этого человека было много. Наверное, он был храбрым рыцарем, сражающимся с чудовищами, про которого пишут книги и складывают баллады. К сожалению, Гретхен не могла знать, что про таких людей чаще всего стараются забывать, а не записывать их подвиги на бумаге.
У мужчины было сильное мускулистое тело и грубое, но красивое лицо. Тёмные грязные волосы, слипшиеся от крови, уже покрылись сединой, которая пепельными прядями спадала на широкие плечи. Почему-то этот человек не пугал Гретхен. Она видела в нём что-то доброе и мягкое. Он был похож на Ливиуса, правда, девочка не знала, чем именно.
Она просидела с ним до самого вечера, пока не пришла мама и не отправила её спать.
— Он выживет?
— Конечно, дорогая. — Мила обняла дочку. — Беги к себе, Ливиус расскажет тебе об охоте.
Проследив за Гретхен взглядом, Мила закрыла дверь изнутри и, подойдя к мужчине, положила ладонь ему на лоб. От сильной кровопотери тело мужчины покрылось холодным потом, да и кожа казалась бледнее, чем должна быть.
Мила окунула в прохладную воду тряпку и провела ей по лицу и шее мужчины. Она солгала Гретхен: если этот человек и выживет, то Боги и впрямь его любят. Влажная ткань скользнула по его сильным рукам, груди, животу. Мила сняла кожаные сапоги со шнуровкой, расстегнула широкий ремень, к которому были пристёгнуты короткие ножи, и стянула перепачканные кровью и землёй штаны.
Она скучала по своему мужу, и этот человек, по воле Богов оказавшийся в её доме, стал какой-то надеждой, той ниточкой, за которую хотелось цепляться. Мила хотела спасти его. Хотя бы его.
Закончив вытирать его тело от грязи и пота, Мила взяла в руки глиняную миску, бросила в неё пучок лекарственных трав и горсть шиповника. Затем с помощью тонкой лучинки взяла из зажжённой лампы огонь и перенесла его в миску. Травы медленно затлели, к потолку потянулась тонкая струйка белого дыма, заполняющая комнату дурманящим горьким запахом.
Взяв миску обеими ладонями, Мила плавно прошлась вдоль комнаты. Она не знала, кто этот человек, откуда он взялся в их лесу; не ведала его целей и помыслов; ей было не известно, почему на его теле столько шрамов и для чего ему всё это оружие. Но Мила верила, что это добрый и смелый человек, который не побоялся рискнуть собственной жизнью ради незнакомых молодых ребят, сыновей одинокой матери.
Мила закончила читать монотонную молитву, оставила миску с догорающими травами на столе и покинула комнату, укрыв мужчину лёгким одеялом. Сейчас жизнь этого человека находилась исключительно в руках Богов, и Мила уже ничем не могла помочь ему. Ей оставалось только ухаживать за ним и молиться, чтобы он выжил.
12, Месяц Заката солнца
Нибенейский бассейн, хижина лесника
Вечером братья вернулись с охоты, привезя пару хороших упитанных зайцев и молодого красивого лиса, попавшихся в силки. Ливиусу удалось подстрелить старого фазана, и мать как раз возилась с птицей на кухне. Сам он свежевал тушки животных во дворе, иногда поднося замерзшие руки ко рту и дыша на них, чтобы мороз не казался таким беспощадным, а потом снова берясь за нож. Зима уже вступала в свои права, сцепляя льдом реки и сковывая окрестности цепким морозом. Креон, оставив семью заниматься своими делами, ухаживал в сарае за лошадьми.
На следующий день после той злосчастной охоты, когда братьев чуть не задрал уродливый снежный тролль, к их дому в лесу прибежал красивый мышастый жеребец с чересседельными сумками, полными оружия и припасов, и круглым тяжёлым щитом, пристёгнутым к крылу седла. На этом щите, уже поношенном и повидавшем не одно сражение, красовался странный герб, изображающий ярко-пунцовую каплю крови на фоне золотого солнца с короткими лучами-треугольниками. Конь был умным и спокойным, не боялся людей, но оседлать себя не позволял. Никто не стал спорить, что он пришёл к своему хозяину, который уже который день лежал без сознания.
Маленькая Гретхен совершенно не боялась незнакомца и целые дни проводила рядом, иногда пересказывая ему любимые сказки. Чаще всего по несколько раз. Она научилась поить его из ложечки куриным бульоном и целебным отваром, которые готовила мать. Сама же Мила уверяла, что незнакомец идёт на поправку, хотя если он очнется, то вставать ему будет категорически запрещено, ведь костям понадобится ещё не одна неделя, чтобы срастись. Мила очень надеялась, что всё будет хорошо. Она безустанно повторяла это дочери, успокаивая больше себя, чем малышку Гретхен. Однако незнакомец продолжал лежать без сознания.
27, Месяц Заката солнца
Нибенейский бассейн, хижина лесника
За окном наступила настоящая зима. День был коротким и снежным, метель без передышки завывала во дворе, и на окнах прорисовались причудливые узоры, которые Гретхен так любила рассматривать. Сейчас она вновь сидела у кровати незнакомца и молчала, слушая, как протяжно поёт ветер на улице. Она ощущала себя совсем взрослой, находясь здесь, ухаживая за больным мужчиной, которого уже любила, пусть они и ни разу не общалась. Нет, сама Гретхен постоянно разговаривала с ним, но он никогда не отвечал. Она очень хотела, чтобы однажды он ей всё-таки ответил.
Вздохнув, Гретхен подошла к окну и начала рассматривать хитросплетения морозных кружев. Она могла проводить часы за этим занятием. Из дома Гретхен видела, как Ливиус несёт из колодца воду в вёдрах. Она улыбнулась ему, но знала, что брат этого заметить не мог.
Обернувшись, она увидела, что у мужчины открыты глаза. В этот момент у маленькой Гретхен и самой глаза распахнулись так широко, что даже заболели от напряжения. Незнакомец обвёл комнату внимательным глубоко-серым взглядом и остановился на девочке.
— Привет. — Он сдавленно улыбнулся. Его голос звучал хрипло, тихо, но очень ласково.
Мужчина попытался привстать, но Гретхен в несколько быстрых лёгких шажков оказалась рядом и придавила ладошками его плечи. За это она сразу почувствовала себя виноватой, потому что мужчина зажмурился от боли и тихо застонал.
— Мама сказала, что тебе нельзя вставать. — Она говорила очень серьёзно, чувствуя себя старше. — Я позову её. Лежи.
Выбежав из комнаты, Гретхен за несколько секунд оказалась на кухне, где у печи хлопотала мать. Девчушка с забавной улыбкой на лице обняла её.
— Мама, он очнулся!
— Останься здесь и присмотри за огнём.
Зная, что Гретхен обидится, она оставила все дела и заспешила к тому, кто уже столько дней был гостем в её доме. Она не знала, что скажет ему, не знала, как он отнесётся к ней. Ей было страшно.
Мужчина лежал с открытыми глазами, изучая почерневшие от времени доски низкого потолка, и тяжело дышал, поджимая губы и иногда издавая тихие стоны боли. Похоже, каждый вдох стоил ему немалых усилий.
— Кто ты? — говорить ему было ещё больнее, чем дышать.
— Я мать тех ребят, которых ты спас. Мила.
— Спас?..
Он не помнил событий той ночи. Мужчина задумался и ушёл в себя, перестав обращать внимание на женщину рядом.
— У тебя серьёзная рана на груди. — Мила наполнила стакан воды и приподняла голову незнакомца, помогая выпить. — И сломано несколько рёбер. Поэтому тебе нельзя вставать.
— Спасибо.
Непонятно, за что он поблагодарил. То ли за то, что его не оставили в лесу, то ли за информацию, то ли за воду.
— А как мне называть тебя?
Мужчина снова ответил не сразу. Больше всего на свете Мила боялась, что он потерял память, но после недолгого раздумья мужчина всё-таки сказал:
— Дарнелл. В определённых кругах зовут Морион. Как тебе больше нравится.
— Я буду называть тебя Дарнеллом. — Мила улыбнулась как можно заботливее и посмотрела ему в глаза. Наверное, именно из-за этих тёмных печальных глаз он и получил такое прозвище. Они действительно были похожи на два сверкающих мориона.
— Я выслеживал тролля в лесу. На твоего сына наткнулся случайно. Его чуть не задрала эта тварь.
— Спасибо тебе, Дарнелл. Если бы не ты, то… Я не знаю, что бы делала.
— Ты сказала “сыновей”? Я помню только одного парнишку.
— У меня два сына и дочка.
Дарнелл кивнул и прикрыл глаза.
— Отдыхай. Я позову к тебе Гретхен. Если что-то понадобится, скажи ей.
Послушавшись, Дарнелл снова закрыл глаза и вскоре провалился в глубокий спокойный сон.
27, Месяц Вечерней звезды
Нибенейский бассейн, хижина лесника
Зима поумерила свой пыл к началу нового года. Мороз уже не был таким хищным и почти не кусался. Снег был мягким и тёплым, он кружился в небе хлопьями и легко опускался на землю и на ладошки Гретхен, спрятанные в меховые рукавицы. Солнце отражалось от наста яркими лучами и слепило глаза.
Дарнелл сидел на крыльце, держа в руках острый нож и вырезая что-то из дерева. Он уже намного лучше себя чувствовал и бездельничать, проводя целые сутки в кровати, не хотел. Правда и помогать по хозяйству никто ему не разрешал. Он считал, что обязан жизнью этой семье, в частности Миле, но все остальные знали, что это они у него в неоплатном долгу. Вот ему и приходилось гулять с Гретхен, выслушивая её бесконечные рассказы.
Она рассказывала ему обо всём, начиная ссорами братьев и заканчивая смертью отца. Точнее тем, что он всё ещё не вернулся из леса с охоты. Дарнелл понимал, что с ним случилось. Как раз в то время в этом лесу поселился снежный тролль. Среди скелетов на той поляне было много человеческих.
Дарнеллу нравилась эта девчушка. Она была весёлой и доброй и, кажется, любила его. Ему было приятно чувствовать себя хоть кому-то нужным. Снова.
Креон так и не поблагодарил его за спасение, зато это сделал Ливиус, дважды. Младший брат относился к Дарнеллу с большим уважением и с заботой. Креон же относился к незнакомцу, поселившемуся в его доме, с подозрением. Отчасти поэтому Дарнелл хотел уехать отсюда, чтобы не быть для всех обузой. Но он понимал, что ещё слишком слаб. Да и грудь до сих пор болела, что не удавалось скрыть от внимательной Милы. Дарнелл ненавидел себя за то, что выглядел таким беспомощным в глазах этой женщины.
— Держи. — Мужчина протянул девочке деревянную птичку, которую только что вырезал из широкой ольховой ветви.
— Это мне? — Глаза Гретхен засветились искренним детским счастьем.
— Тебе.
В следующую секунду тонкие ручки уже обвились юркими змейками вокруг его шеи. Дарнелл давно отвык от этого согревающего тепла.
27, Месяц Утренней звезды
Нибенейский бассейн, хижина лесника
Дарнелл положил в печь ещё несколько поленьев. Костёр весело принял их, затрещав сухой корой и заплясав озорными язычками. Ливиус, сидя с Гретхен на скамье у стены, играл с ней в какую-то игру, в правила которой мужчина не стал вникать, а Креон, обнимая ладонями кружку с горячим чаем из сухих трав, ухмылялся им. Мила устроилась у лампы с рубахой сына и иглой в руках.
Дарнелл успел полюбить эту семью, но уже думал о том, что ему придётся покинуть её совсем скоро. Последний зимний месяц обещал быть морозными и терпким, по крепкому насту как раз можно будет выйти на тракт, а по весне, как начнётся половодье, отсюда точно не удастся выбраться. Дарнелл сказал об этом Миле. Она расстроилась. Но это была не его семья. Он и так слишком задержался здесь.
— Дарнелл, ты уже столько времени у нас, но мы до сих пор ничего о тебе не знаем. — Ливиус отвлёкся от игры и посмотрел в полумрак на лицо мужчины. — Расскажи свою историю.
Гретхен охотно поддержала идею старшего брата. Креон как всегда высокомерно хмыкнул.
— Вы и впрямь хотите услышать это? — Дарнелл знал, что рано или поздно такой разговор состоится, но всё равно позволил себе удивиться.
— Очень хотим! — в один голос ответили ему Гретхен и Ливиус и устроились поудобнее на скамье. Рассказ обещал быть долгим.
— Ладно… хорошо. История скучная и неинтересная, но раз вы так хотите… Я родился в городе Рифтене, что стоит на хмельных полях занесённого снегом Скайрима, где мороз такой злой и сильный, что наша сиродильская зима кажется для уроженцев этой провинции самым настоящим летом. В Скайриме живут очень храбрые и отважные воины, поэтому ещё в детстве я пообещал себе стать таким же смелым, как они. Вряд ли у меня получилось, но я старался, правда.
Мила мимолётно улыбнулась в свете лампы, опустив глаза вниз и не отрываясь от своего занятия.
— Примерно в возрасте Ливиуса я с родителями приехал сюда, в Сиродил. Мы жили в Бруме, потому что в этом городе у моей матери были родственники, да и холод для нас, словно для нордов, уже стал привычным. Но через год случилось несчастье. Моих родителей убило ужасное чудовище, когда они возвращались домой из столицы. Мне тогда было семнадцать.
Конечно, все понимали, что Дарнелл рассказывает об этом без красочных подробностей из-за Гретхен. Девочке незачем знать, как всё было на самом деле.
— Тогда я понял, что в нашем мире таится куда больше опасности, чем мы можем себе представить. С тех пор я путешествую по провинции и уничтожаю любое зло, с которым далеко не все могут справиться.
— Поэтому ты охотился на ту тварь? — понимающе спросил Ливиус.
— Да, поэтому.
— И ты рискуешь собственной жизнью, спасая других?
— Кто же ещё возьмётся за такую работу, если не я?
Глаза Гретхен восхищённо блеснули в темноте.
— Ты рыцарь?
— Если ты так хочешь. Несколько лет назад я вступил в тайный орден охотников на вампиров, так что, наверное, да, можешь считать меня рыцарем.
— А у тебя есть семья? — Девочка и не думала от него отставать.
— Нет, милая, у меня нет семьи.
— Мы можем стать твоей семьёй! — Малышка Гретхен ещё не знала, сколько боли причиняют эти добрые слова.
Зато Мила всё прекрасно понимала, поэтому, отложив работу, ласково сказала дочери:
— Уже поздно, Гретхен. Ложись спать.
— Но мне так интересно!
— Обещаю, без тебя мы ни о чём не будем говорить. Беги.
Зевнув, Гретхен послушалась. У неё уже давно закрывались глаза, но она слишком любила Дарнелла, чтобы не дослушать его историю до самого конца. Когда малышка ушла, молчаливый наблюдательный Креон тихо заметил:
— У тебя есть семья, да?
Дарнелл неохотно кивнул.
— Была. Когда-то давно, кажется, уже вечность назад, у меня была семья. Красивая жена и две дочки.
Мила и Ливиус сочувственно молчали. Креон продолжал задавать режущие душу вопросы:
— Что с ними случилось?
— Их постигла та же участь, что и моих родителей. Порой мне кажется, что это моё личное проклятие. Всех, кто мне дорог, обязательно убивает какая-то кровожадная тварь.
Повисла скорбная тишина. Дарнелл не понимал, что означает это молчание: сочувствие или желание услышать историю целиком?
— Мне жаль, — одними губами прошептала Мила.
— Это случилось семнадцать лет назад. Мы жили в небольшом поселении к северу от Скинграда, в Западном вельде. И я, наверное, был самым счастливым человеком в этом грёбаном Нирне, но однажды, возвращаясь домой, я заметил у входа чьи-то следы. Они были человеческими, но… они не принадлежали человеку. Открыв дверь, я увидел труп жены. Эта картина до сих пор видится мне так ярко и чётко, будто всё случилось вчера. Она умирала в муках. У неё были выцарапаны глаза, она пыталась защититься от кого-то, и… вырванная голыми руками печень говорила, что зверь не мог такое сделать. Потом я зашёл в детскую.
— Не продолжай, — взмолилась Мила, встав на ноги и отвернувшись к окну. Кажется, она была готова заплакать.
— С моими девочками случилось то же самое. От них… от них вообще практически ничего не осталось. Эти крошечные платьица, порванные в клочья, и распахнутые глаза, полные кровавого ужаса. Вот и всё, что осталось мне в воспоминания. Старшей было шесть, младшей — четыре. Они были моей семьёй, Креон. Они стали очередным ночным кошмаром.
— Ты именно тогда решил охотиться на тварей?
— Да. Именно тогда. Но того, кто лишил меня любимой и дочерей, я так и не убил. Я даже не знаю, что это было. Мне говорили, что видели у моего дома людей. Но сделать такое… нет, это не могли быть люди.
— Ты ещё отомстишь.
— Мне тогда было двадцать семь. — Дарнелл вздохнул. — Это было так давно. Может, вам стоило оставить меня в лесу. Я иногда думаю, что эта земля больше не должна носить меня.
Ливиус продолжал сверлить Дарнелла грустным взглядом. Креон смотрел в пустую кружку. Мила молчала.
5, Месяц Восхода солнца
Нибенейский бассейн, хижина лесника
Когда все уже спали, Мила без стука вошла в его комнату. Дарнелл не спал: слишком горестной была эта ночь. Тяжёлые мысли давили на разум, не давая покоя. Женщина с застывшей на лице печалью села рядом на край кровати.
— Дарнелл… пожалуйста, останься. — Её голос дрожал от подступившего к горлу кома. Он знал, с каким трудом ей дались эти слова.
— Я хотел бы, Мила. Но не могу.
— Подумай о Гретхен. Она полюбила тебя.
— Ты ведь знаешь, что я не заменю ей отца. Как тебе не заменю мужа. Я принесу вам только боль.
— Не говори так! Не смей так говорить. Нам хорошо с тобой.
— Как и мне с вами. Но у тебя есть два взрослых сына, способных справиться с хозяйством. С ними ты не пропадёшь. А у меня есть работа, которую я должен выполнять.
— Работа? Снова лезть в леса ночью за головой очередного чудовища, которое может лишить тебя жизни? Это ты называешь работой?
— Да. Это моя работа.
— Я буду скучать. — Мила сняла с Дарнелла рубаху и провела ладонью по зажившим ранам. Страшные шрамы остались напоминанием о его страшной жизни. — Обещай беречь себя.
— И ты себя береги. И всю семью.
Он нежно взял её за подбородок, заставив посмотреть ему в глаза. Мила не плакала, но в её взгляде было столько тоски, что Дарнелл снова вспомнил о потерянной семье. Эта женщина и её дети смогли вернуть ему давно позабытое чувство. Они смогли вернуть ему семью.
Дарнелл осторожно поцеловал её, ещё не зная, хочет ли она этого. Она ответила. Её губы оставили след на его шее, прижались огнём к ключице, к шраму на груди. Дарнелл невольно откинулся на спину, шумно выдохнув от её нежных касаний. Его ладонь ласково погладила Милу по светлым волосам, сплетённым в толстую косу. Но когда её пальцы коснулись ремня на штанах, Дарнелл её остановил.
— Нам это не нужно. — Он приподнял её за локти и поднялся сам. — Не нужно, Мила.
Она покорно кивнула. Дарнелл понимал её: тело требовало, но им следовало подавить в себе это желание.
— Прости. — Она снова его поцеловала. Её губы были мягкими и… всё-таки солёными.
— Не надо плакать. Я не тот, о ком стоит лить слёзы. — Он позволил ей лечь рядом и обнял её. — Останься. На эту ночь.
— И мы больше никогда не увидимся?
Её волосы щекотали его кожу.
— Не знаю.
Мила молчала. Дарнелл вдыхал запах её волос.