— Даш, просыпайся, — голос прозвучавший над моим ухом, был поначалу воспринят за часть сна. Я точно помнила, что оставалась на даче одна и никого здесь кроме меня и быть не могло.

      Повернувшись на другой бок, я уткнулась в подушку, и собралась дальше спать, как вдруг почувствовала нестерпимый жар.

      — Дашка, беги! — заорал на меня всё тот же голос, и я машинально соскочила с постели, готовая бежать сломя голову. Только куда бежать, когда повсюду огонь?

      Пока разум лихорадочно пытался найти выход, лёгкие наполнялись дымом. Я закашлялась, и из глаз брызнули слёзы, мешая видеть. В отчаянии, я бросилась к единственному источнику света, к окну и резко дёрнула за ручку.

      Я знала, что даже прыжок со второго этажа может завершиться плачевно, но других вариантов не было. Если хочу жить, придётся сигануть вниз. Прямо на грядки, что я сама и сделала. При приземлении нога подвернулась, что-то противно хрустнуло и потемнело в глазах.

      «Надо потушить дом, надо потушить дом», — металось в мозгу, но встать нормально на ноги не получилось — нога скользнула по распаханной земле, и её прострелило ещё более сильной болью.

      — Даш, ты цела?! — ко мне бросилась переполошенная соседка Марья Васильевна.

      Когда-то я недоумевала, почему она встаёт в такую рань, когда можно вдоволь отдохнуть, но сейчас была чрезвычайно рада её появлению. Старушка резво перескочила через грядку и склонилась надо мной, протягивая крепкую руку.

      — Только ногу подвернула, не страшно… — отозвалась я.

      На самом деле, плевать было на ногу, главное, что мать теперь меня убьёт за сгоревший домик. Горел он знатно. И как назло поблизости, кроме одинокой старушки соседей не было. А пожарная приехала слишком поздно. Но зато они выявили факт поджога. Само по себе странное утешение, учитывая, что неизвестные могли знать о моём присутствии в доме. Только вспомнив о том, как сначала собиралась бежать вниз, я ощутила себя заново рождённой. Ведь на самом деле сгорела бы туда сунувшись.

      Воспоминания о голосе разбудившим в такую рань, настигли меня уже по пути в город, куда я ехала вместе с полицейскими. По спине пробежали мурашки. Прошлое, как и обладатель этого голоса казалось мне сном. Тем самым, где всё хорошо и безоблачно, оттого что забывается всё дурное. Да, верно, это свойство человеческой памяти не помнить плохого. А ещё человеку иногда свойственно слышать голос собственного подсознания и это принято называть интуицией.

      Только почему так горько?

      Особенно предаваться переживаниям мне не позволили. Меня ждал разговор с участковым инспектором, а затем и мама подъехала…

      В общем, как раз это хочется забыть и поскорее, потому что сначала главной обвиняемой в пожаре пытались сделать меня, даже несмотря на явные признаки поджога.

      Ага, взяла, подпёрла дверь и залезла через окно?

      В общем, невзирая на бредовость предположения, мама была в страшном гневе и продолжала отчитывать меня, когда мы вернулись домой. Ведь на ком ещё сорваться, если настоящих преступников не нашли, а под боком непутёвая дочь имеется. Самое отвратительное заключалось в том, что я была вынуждена выслушивать её упрёки просто потому что уйти куда-либо с больной ногой не могла.

      — Хватит! Прекрати уже! — не выдержала я.

      В другой ситуации это добавило бы масла в огонь, но не сейчас, поскольку свет в этот момент замигал и погас. Мы одновременно повернулись к окну, где бушевало ненастье, которое видимо и стало причиной внезапного отключения.

      «За окном такой дождь, а я даже не заметила», — подумалось мне, пока я рассеянно глядела на то, как бьют по стеклу крупные капли дождя и царапают намокшие ветки деревьев.

      — Пойду поищу свечи и позвоню отцу, — проговорила мама, словно мигом позабыв о том, что только что обвиняла меня во всех мыслимых бедствиях, свалившихся на её голову.

      Я облегчённо вздохнула, радуясь наступившему спокойствию. Чертовски приятно было просто сидеть в темноте и слушать дождь вместо криков. И не нужно никаких свечей…

      Вслушиваясь в музыку ненастья, я прикрыла глаза и ощутила, как сильно мне не хватает только одного — чтобы кто-нибудь, кто смог бы понять и разделить мои чувства. Просто посидел бы рядом, слушая со мной дождь.

      Неожиданно мне показалось, что кровать рядом со мной прогнулась под чьим-то весом. Вздрогнув, я медленно, будто во сне повернулась и едва не вскрикнула (уж не знаю каким только чудом), потому что на меня из темноты кто-то смотрел. Сверкнула молния. Это определённо был парень. С нагловатой улыбкой и весьма странной причёской. Странной для обычного парня. Во всяком случае, у меня не было знакомых, разгуливающих с волосами заплетёнными в мелкие косички.

      — Ну вот, наконец-то мы и встретились, — весело изрёк он, приобнимая меня за плечи. — Как поживаешь?

      Не знаю, отчего я ошалела больше, от его наглости или же от самого факта, что он возник из ниоткуда. Только на его вопрос я не ответила.

      — Неужели не рада меня видеть?

      — Ты думаешь, я сплю и вижу, что однажды ко мне в комнату вломится левый мужик? — возмутилась я, пытаясь отстраниться и отодвинуться от незнакомца подальше.

      Но избавиться от навязанных объятий мне не дали, удержав на месте, из-за чего вдруг резко стало тесно и невыносимо жарко.

      — Кого это ты называешь «левым мужиком»? — осведомился он тихим, чуть вибрирующим голосом.

      — Тебя, кого же ещё! — заорала я, рывком вскакивая с кровати.

      Манёвр не удался, поскольку я забыла об одном маленьком таком нюансике, а именно, о вывихнутой ноге. Обиженно взвыв, я плюхнулась на пятую точку.

      — Даш, ты кричала? — в комнату заглянула мама, державшая в одной руке свечу, а в другой мобильник.

      Я хотела поинтересоваться у неё, какого чёрта в нашей квартире делают незнакомые парни, но взглянув на кровать, никого там не обнаружила. Глюки? После такого насыщенного и нервного дня, всякое может случиться.

      — Потеряла тапки. Хотела найти, — соврала я, делая вид, что заглядываю под кровать.

      — Они в прихожей. Там, где ты их и оставила, — вздохнула мать и покинула комнату, продолжая разговор по телефону.

      Опасливо покосившись на кровать, я поднялась, стараясь не наступать на больную ногу, а затем опустилась на постель, устраиваясь поудобнее. Лучше поскорее заснуть и не думать ни о чём, а иначе и свихнуться можно от нервного перенапряжения.

      Только у некоторых галлюцинаций были свои планы на этот вечер... мой вечер. Прикрыв глаза, я ощутила касание горячей ладони на своей талии и услышала вкрадчивый голос:

      — Кроме тебя меня всё равно никто не увидит.

      — Изыди, глюк! — прорычала я, стряхивая с себя наглую конечность и отодвигаясь.

      — Левый мужик, глюк… любопытно, что дальше, — глубокомысленно произнёс он. — Сама-то понимаешь, почему реагируешь на меня так спокойно?

      Я нервно усмехнулась. И это он называет «спокойно»?

      — Отстань от меня, я спать хочу, — буркнула я, обнимая подушку.

      — Хорошо, но завтра мы обязательно поговорим, — неожиданно смилостивилась галлюцинация и… исчезла. В самом деле, обернувшись, я никого не увидела. Меня это вполне устраивало. Я надеялась проснуться завтра утром и узнать, что в доме есть свет, мама на меня больше не злится, а глюки были явлением временным и с психическим здоровьем у меня всё по-прежнему в порядке.