Слабость камня

Чайльд соскучился.

Не то чтобы на то была весомая причина — в конце концов, он виртуозно находил поводы видеться с Чжун Ли едва ли не каждый вечер — но каждая минута вдали от любовника заставляла молодого Предвестника томиться и настойчиво искать новой встречи. С тех пор, как их отношения наконец перешли в новую плоскость, Тарталья больше не питал иллюзий: он признал сам перед собой, что влип, влюбился по уши и не знает, как будет выбираться из этого, когда придёт пора. Но вместе с тем он поставил себе условие, которое не раз выручало его в жизни: решать проблемы по мере появления, а до того позволить себе наслаждаться происходящим. Станет ли Чайльду-в-будущем легче, если Чайльд-в-настоящем испортит себе этот головокружительный роман тяжёлыми мыслями? Ни капли. Так пусть лучше у него останутся приятные воспоминания, а проблемы… Их он решал уже не раз — справится и тут.

Поэтому он позволил себе отпустить заунывные размышления о будущем и погрузиться в ощущения здесь и сейчас. Он страшно соскучился, пусть с предыдущего свидания и прошло едва ли больше суток, так что обнимать возлюбленного, зацеловывать его надменные губы и игриво ластиться, намекая на нечто большее, сейчас казалось важнее всего остального. В каждом прикосновении Чайльда сквозило собственничество, желание подмять под себя, укрыть от мира, впитать каждой частицей — ты мой, только мой и ничей больше. Чжун Ли явно чувствовал это, но не показывал своей реакции на такое отношение — а может, отчасти и сам провоцировал его. Не снимая носил полученную в подарок серьгу, позволял платить за себя в ресторанах, будто бы невзначай ослаблял воротник рубашки, за которым бесстыже алели следы чересчур крепких поцелуев — и Чайльд, замечая это, вспыхивал, точно спичка, даром что Пиро не было ему родной стихией. Он лихорадочно искал подтверждений своей власти над любовником — и Чжун Ли милостиво предоставлял их в каждой незначительной на первый взгляд мелочи. В прежнее кокетство насчёт неопытности в отношениях не верилось ни на миг — впрочем, Тарталья не был настолько наивен, чтобы поверить этому и тогда, а уж теперь тем более. Откуда взяться такому умению играть чужими чувствами, если не оттачивал его годами? Эта мысль неприятно кололась, вызывала ревность и жгучее стремление показать себя лучшим, чем те неизвестные, безликие тени из прошлого. Остаться самым ярким воспоминанием, пусть даже их пути разойдутся впоследствии. Никто не будет любить тебя, воспевать и желать так, как я, — читалось в полном обожания взгляде синих глаз, в каждом поцелуе и несдержанном вздохе, разрывающем ночную тишину. Чжун Ли не подавал вида, но с лёгкостью читал эти послания, предназначенные только ему — и снисходительно позволял преклоняться перед собой.

Вот и в этот вечер он снизошёл до совместной прогулки, ужина в Глазурном павильоне — а теперь и до закономерного продолжения свидания в апартаментах одиннадцатого Предвестника. От долго сдерживаемого желания у Чайльда шумело в ушах, хотелось всего и сразу — но Чжун Ли явно не желал торопиться. Эта привычка делать всё не спеша, размеренно и смакуя каждый миг слегка бесила — но сопротивляться и нарушать правила игры было бесполезно. Поэтому сейчас Чайльд пытался, сидя на постели и то и дело прерываясь на чувственные поцелуи, самостоятельно разобраться в сложном многослойном облачении любовника.

— И зачем ты вечно столько всего на себя надеваешь?

— Думаешь, это чтобы вывести тебя из равновесия? — парировал Чжун Ли вопросом на вопрос; на спокойной глади янтарных глаз плясали озорные искорки.

Тарталья хищно осклабился, потянул на себя узел галстука на его шее и нежно проворковал:

— Однажды я потеряю терпение и просто задушу тебя этой штукой.

— Вряд ли: для того, что ты задумал, я нужен тебе живым.

От низкого грудного смеха прошибло теплом под рёбрами, и наигранный оскал сменился искренней мягкой улыбкой. Чайльд прильнул ближе, согревая любимые губы беглым поцелуем, а затем с удвоенным рвением принялся за бесчисленные застёжки, завязки и слои одежды. Старания его вскоре были вознаграждены умопомрачительным видом обнажённого тела Чжун Ли, к которому так и тянуло прильнуть ближе. Наконец можно было позволить себе влажно пройтись губами вверх по крепкой шее, вызывая мурашки, прикусить мочку уха и тут же виновато зализать укус, с нажимом провести пальцами вдоль позвоночника…

Когда над ухом раздался резкий стон, Чайльд замер и растерянно захлопал глазами, отстранился, глядя на Чжун Ли. Это он так отреагировал на прикосновение к спине?

— Ты… Тебе понравилось?

Чжун Ли выглядел не менее ошарашенным, но задумчиво кивнул:

— Возможно… Попробуй нажать ещё раз, возле лопатки.

Чайльд послушался как-то неосознанно, скользнул пальцами по напряжённым мышцам — и хихикнул после второго низкого стона, хоть и более сдержанного.

— Тебе нравится, старый ты ded!

Чжун Ли прятал взгляд и выглядел смущённым донельзя, Чайльд ещё ни разу его таким не видел, даже в гораздо более провокационных ситуациях — а тут его вывели из равновесия такие невинные прикосновения. Неужели это настолько приятно?

— Я думал поразвлечься иначе, но, видимо, в твоём возрасте уже полагается только лечебный массаж, — промурлыкал Тарталья на ухо, прижимаясь ближе и пробегая кончиками пальцев вдоль спины. — Кажется, пора мне снова начинать обращаться к тебе на вы…

Наверняка Чжун Ли собирался что-то возразить, но его возмущённое ворчание растворилось в громком вздохе, когда сильные пальцы прошлись по напряжённым плечам. На лице Чайльда расцвела широкая ухмылка: он буквально нащупал слабость любовника, стал хозяином положения — и собирался воспользоваться этим по максимуму.

— Шуточки твои, Тарталья… — наконец пробурчал Чжун Ли, по-прежнему избегая поднимать взгляд.

Предвестник заинтересованно вскинул рыжие брови: он привык слышать из этих уст только и исключительно обращение "Чайльд", пусть и с разной интонацией: удивлённой, укоризненной, ласковой. Его второе прозвище прозвучало необычно этим голосом и в этой ситуации и могло бы использоваться чаще, пожелай он этого.

Чайльд неопределённо хмыкнул: нет, всё-таки не понравилось, — и в отместку надавил на середину спины так, что Чжун Ли выгнулся, закатывая глаза. Неожиданная власть заставляла глупо улыбаться и обдумывать, чего можно добиться с её помощью — но все эти мысли мгновенно улетучились из головы, когда Чжун Ли наконец поднял печальный взгляд и обречённо выдохнул:

— Помнёшь мне спину?

Чайльд почувствовал, как тонет в золоте миндалевидных глаз, и спохватился, только когда невольно кивнул. Отпираться было поздно: Чжун Ли уже вытянулся на постели, устраиваясь на животе, и оставалось лишь усесться сверху. В груди предательски защемило от нежности при виде настолько уютно беззащитного возлюбленного, и, чтобы отогнать это чувство, Чайльд снова отпустил беззлобную шпильку:

— У всех после тридцати начинаются такие проблемы со спиной или это у тебя в похоронном бюро стул неудобный?

— А ты всех, кто хоть немного старше тебя, считаешь древними стариками? — отбился Чжун Ли и удовлетворённо вздохнул, ощутив вес чужого тела.

Тарталья фыркнул: ему и правда было сложно представить, как что-то может болеть без причины, так что их с Чжун Ли разница в возрасте, которой он поначалу не придавал значения, стала вдруг казаться весьма ощутимой. Впрочем, со своим образом жизни Предвестник не особо рассчитывал разменять четвёртый десяток — тем интереснее было вживую столкнуться с несовершенством человеческого тела, даже такого идеального с виду.

Чайльд привычно отмахнулся от этих мыслей и удобнее устроился на костлявом крестце. Ухмыльнулся в ответ на негромкое кряхтение:

— Я ещё ничего не сделал, а тебе уже приятно?

Не дожидаясь ответа, он слегка надавил на поясницу, с обеих сторон от позвоночника, прошёлся ладонями выше, через середину спины, к лопаткам, и насладился звуками, которые издал Чжун Ли, уткнувшийся лицом в простынь. Чайльд самодовольно ухмыльнулся, но растерянно отнял ладони от спины, когда от повторных нажатий где-то в середине позвоночника раздался громкий хруст.

— Чжун Ли, у тебя там… хрустнуло. Ты цел?

— Очень хорошо, сделай так ещё раз, — прохрипел тот, по-прежнему не поднимая лица от постели.

Усыпанные веснушками руки с нажимом скользнули по выступающим мышцам, костяшки пальцев поочерёдно надавили вдоль всего позвоночника, отчего хруст раздался ещё несколько раз в разных местах — и каждый раз он сопровождался довольным мычанием Чжун Ли.

— Мне, конечно, приятно слышать от тебя в постели "сделай так ещё" и такие стоны, — хмыкнул Чайльд, разминая напряжённые мышцы у лопаток, — но я не ожидал, что это будет… в подобной ситуации.

Ответом ему стало удовлетворённое урчание. Что ж, пусть себе урчит, Чайльд ещё на нём отыграется.

Спина Чжун Ли была удивительно гладкой, словно отлитой из фарфора, как и всё тело — на ум почему-то приходило слово "нетронутое", словно речь шла о занятной вещице, которую создали для любования и не оскверняли прикосновениями. Это ощущалось странным — возможно, на контрасте с телом Аякса, которое представляло собой наглядную летопись его пока недолгой, но насыщенной событиями жизни. Веснушки, родинки, следы глупых детских травм и серьёзных взрослых ранений, словно мазки краски на полотне, оживляли безликую бледность, служили напоминанием о прошлом, заставляли гадать, сколько их прибавится в будущем. Чжун Ли же выглядел так, будто до недавних пор не жил вовсе, позаимствовал тело, как не тронутую шероховатостями и трещинами вазу, и блистал гладкими перекатами мышц под изумительно безупречной кожей. Нет, он не выглядел юным, и можно было заметить морщинки на лбу и в уголках подведённых глаз, и спина, вот, у него болела, как у любого нормального человека в его возрасте — но всё же…

— Что ж, теперь у меня есть подтверждение, что ты не такой уж пугающе идеальный, — выпалил Чайльд и прикусил язык: не слишком ли обидно это прозвучало?

— Ты о ч… — Чжун Ли шумно выдохнул, когда ладони Чайльда снова поднялись выше по спине. — Ты о чём?

— Ты похож… Расслабь плечи. Похож на скульптуру. Признаться, я побаивался в первый раз тебя целовать: вдруг меня бы осудили за осквернение произведения искусства…

Чжун Ли издал сдавленное фырканье.

— Это сейчас был… комплимент?

— Как будто я никогда не делаю тебе комплиментов, — не всерьёз надулся Чайльд.

— Ты можешь лучше. Надави-ка ещё на правое плечо…

— Ещё как надавлю, — Чайльд склонился ниже и мстительно стиснул пальцами оба плеча, но вздрогнул, когда Чжун Ли выгнул шею и снова издал серию щелчков.

Кажется, в этот раз щёлкнуло три позвонка. Или четыре…

— Так что ты там говорил про скульптуру? — как ни в чём не бывало отозвался Чжун Ли.

Чайльд вздохнул. Хруст суставов и позвонков не был для него чем-то необычным, но он привык слышать его в совсем иных обстоятельствах. Когда выкручивал кому-нибудь руки или сворачивал шею, например. Или когда травмировался сам. Но чтобы вот так просто, от пары нажатий на уставшие мышцы…

— Говорю, у тебя на теле ни одного шрама. Или я плохо искал? — Тарталья игриво поёрзал бёдрами, но больше для проформы: недоумение и сосредоточенность на массаже сдвинули желание на второй план.

— Не все лезут в каждую драку, как ты.

— Но ведь так не бывает, чтобы совсем ничего! Ты не разбивал коленок в детстве? Не напарывался на что-нибудь? Не обжигался?

Чжун Ли не собирался ни спорить, ни оправдываться — лишь сладко вздохнул под частыми касаниями кончиков пальцев, что пробежали вдоль спины от загривка к пояснице. Кажется, этот разговор становился всё более бессмысленным, так что Чайльд принялся с остервенением разминать спину любовника, уже не стараясь касаться осторожно и мягко. Судя по вздохам восхищения, от которых у Чайльда предательски теплело внизу живота, не было нужды беречь это поистине окаменевшее тело — напротив, Чжун Ли гораздо благодарнее реагировал на самые сильные, даже грубые, нажатия, которые сопровождались щёлканьем и похрустыванием всех соседних костей.

— Обидно, знаешь ли, — пропыхтел Чайльд, ещё раз проминая вдоль всю спину. — Обычно из тебя лишнего стона не вытянешь, а тут такие звуки — и из-за чего…

— Это… Ох! Вовсе не значит, что мне не хорошо с тобой в сексе, — выдохнул Чжун Ли так горячо и хрипло, что Чайльду остро захотелось то ли придушить его, то ли наконец-то разложить и взять безо всякого уважения к больной спине.

— Ну, если я не услышу подобных стонов, когда мы будем…

Его прервала очередь громогласных щелчков: Чжун Ли прогнулся в спине, опершись на руки, и чуть провернулся вправо-влево, сделал пару наклонов головой, а затем с крайне удовлетворённым вздохом опустился обратно на постель. Неразборчиво пробормотал что-то вроде "спасибо, Чайльд" и закрыл глаза с таким облегчением, будто это он усиленно трудился последние полчаса.

Нет уж, так не пойдёт.

Чайльд наклонился ниже, скользнул кончиками пальцев вдоль покрасневшей от массажа спины и вкрадчиво промурлыкал Чжун Ли на ухо:

— Уже спать собрался, дедушка?

Ответом ему стало громкое фырканье.

— Никакого уважения к старшим… — Чжун Ли приподнял голову и повернулся к Чайльду, лукаво глянул искоса своими янтарными глазищами. — Ты ведь сегодня от меня не отстанешь?

— А ты думаешь, мы тут только ради твоей спины собрались?

Чжун Ли потянулся, словно кот, когда Тарталья слез с него и устроился рядом. Хруст, щелчок, ещё один — да когда же в этом теле закончатся не прохрустевшие суставы? А впрочем, Бездна с ним, пусть щёлкает хоть всю ночь. Чайльд пододвинулся ближе, урвал пару поцелуев, легко возвращая себе прежнее игривое настроение. Но едва он потянулся ещё за одним, как оказался прижат к постели. Чжун Ли смотрел на него сверху вниз мягко и заботливо и, кажется, слегка улыбался.

— Так и быть. Переворачивайся, помнём и твою спину.