Победителей не судят

— Раздень меня.

Крому хватило выдержки не нахмуриться и не вздохнуть, глядя на Карла, что устроился в кресле, вальяжно закинув ноги на стол. Начищенные сапоги блестели отполированными пряжками, на широких плечах сверкали эполеты: совсем недавно король блистал в парадной форме на каком-то до жути официальном мероприятии и, видимо, оно вогнало его в скуку.

 Игру, которую Карл только что затеял от этой скуки, Кром знал наизусть, и пусть нюансы могли меняться, суть была такова: король требовал внимания, весьма настойчиво и недвусмысленно. В такие моменты он становился невыносим, пока не получал желаемого, будь то чтение стихов, особым образом поданная еда или любая другая мелкая каверза, которая, разумеется, всегда лишь служила предлогом для чего-то большего.

Застёжки сапог поддались легко. Даже не поднимая взгляда, Кром чувствовал, что каждое его движение сейчас внимательно созерцали и оценивали — ошибка была недопустима, всё должно было быть точно и выверенно. Снять обувь одним движением не вышло: Карл помогать не собирался, ног не сдвинул ни на волосок и наверняка с интересом приподнял брови, ожидая реакции — была у него такая забавная привычка. Кром не растерялся: присел у кресла, приподнял одну из ног короля и, закинув её себе на плечо, стянул долой сапог, затем повторил то же со второй ногой. Наконец поднял взгляд и по блеску лазурных глаз, что сверкнули ярче золотых позументов, понял, что избрал верную тактику.

Дальше стало проще — и вместе с тем сложнее. Развязать широкий поясной шарф, расстегнуть и снять богато украшенный мундир и жилет — велика ли сложность, но стократ тяжелее было делать это под прицелом внимательного взгляда, цепкого, одновременно смеющегося и абсолютно серьёзного. В такие моменты грань была слишком тонка: неверная реакция, любая незначительная мелочь — и настроение короля могло перемениться со скоростью молнии, вечер тут же перестал бы быть томным и после Кром долго жалел бы, что на этот раз ему не удалось хоть ненадолго вернуть того настоящего, искреннего Карла, которого порой ещё можно было отыскать под этой жестокой маской.

Но генерал родонской армии оправдывал своё звание в каждой битве, даже если она происходила за дверями королевских покоев и зависела не от боевых умений. Его руки не дрогнули и в этот раз, пока он привычно разбирался в сложностях королевского облачения — и старался при этом не думать о ладном теле под всеми этими слоями ткани. Да и Карл проявил милость и слегка помогал: приподнимал руки или отстранялся от спинки кресла, когда требовалось. Наконец оставшись лишь в исподнем, король с довольной мягкой ухмылкой поднялся на ноги и направился в сторону ванной комнаты — эту, примыкающую к спальне, он почему-то любил больше, чем просторную купальню на первом этаже. Возможно, дело было в банальной лени. Или в том, что этой ближайшей ванной удобнее было пользоваться посреди ночи, до или после того, как предавался страсти… Кром почувствовал, как от этой мысли предательски потеплели скулы.

— Зайди ко мне чуть позже, — как ни в чём не бывало подал голос Карл, прежде чем закрыться в ванной, и губы Крома тронула непрошеная улыбка.

Он знал, к чему всё идёт, с самого начала, знал это каждый раз, но всегда с удивлением обнаруживал в себе этот странный трепет, когда догадка подтверждалась. Возможно, дело было в крутом нраве его короля, из-за чего Кром нередко сомневался: нужен ли он всё ещё? Не пора ли вернуться на почтительную дистанцию и перестать тешить себя пустыми надеждами? Но все эти сомнения раз за разом разбивались о непробиваемую уверенность Карла, его собственническую хватку, в которой было надёжно укрыто сердце его рыцаря. Нужен. Желанен. И лучше не испытывать королевское терпение нелепыми попытками соблюдать приличия, когда они вдвоём.

Тянуть время, как можно медленнее убирая в гардероб парадный мундир и остальную одежду, выходило с трудом. От волнения щекотало под рёбрами, как у влюблённого юнца: они давно не оставались наедине, последний месяц у обоих дел было невпроворот, и потому эта внезапная возможность побыть вместе ощущалась как праздник. Наконец Кром не выдержал и направился к ванной, на миг замер перед дверью, стягивая с рук перчатки и нервно расстёгивая воротник своего мундира, а затем бегло постучал и приоткрыл дверь.

Ванная комната встретила его туманом ароматного пара, за которым едва можно было что-то различить. До глубокой ванны Кром добрался почти наугад и замер, глядя на протянутую ему мочалку в пушистой пене.

— Я тебя уже заждался, — нарочито капризно проворчал Карл, но умиротворённо зажмурился от прикосновений к спине.

— Я убирал одежду, — честно отозвался Кром, орудуя мочалкой и даже не пытаясь не любоваться широкими плечами, бледной спиной и шеей, к которой липли потемневшие пряди волос.

Карл обернулся, лукаво сверкнув голубыми глазами:

— К слову об одежде, — он торопливо погрузился в воду до шеи, чтобы смыть с себя пену, а затем снова приподнялся в ванне, — неужели тебе тут не жарко в мундире?

Пальцы короля добрались до начищенных латунных пуговиц быстрее, чем Кром успел отреагировать, так что он лишь понадеялся, что непрошеный румянец на щеках можно будет списать на духоту ванной.

— Так-то лучше.

Скользнув довольным взглядом по расстёгнутому синему мундиру, Карл криво ухмыльнулся и снова опустился ниже в воду, сложил руки на бортике и устроился на них головой. Прикрыл глаза и негромко заурчал, когда Кром сначала коснулся его волос рукой, а затем бережно разобрал их редким гребнем. В порыве озорства он зачесал светлую чёлку вперёд, к носу, закрывая обзор, и король фыркнул, после недолгой шутливой борьбы отобрал гребень и привёл причёску в порядок. Снова положил голову на руки и прожёг Крома таким взглядом снизу вверх, что того повело, и явно не от жары. Рука с расчёской вытянулась в сторону от ванны, и Карл ещё пару мгновений изучал пытливым взглядом лицо Крома, а затем разжал пальцы.

Ледиос не зря славился своей молниеносной реакцией. Гребень он поймал — а Карл поймал его самого, присевшего у ванны: властно приподнял острый подбородок, повернул к себе, чтобы удобнее было прикасаться влажными губами. Поцелуи его были жадными, напоминали о собственнической королевской натуре. И Кром, даром что славился несгибаемостью, всегда перед ними капитулировал, не в силах устоять: что в юности, когда он проспорил принцу свой первый поцелуй, проиграв в дружеском поединке, что сейчас, когда теперь уже король не позволял забыть, что его власть в Родоне безгранична и распространяется в том числе на тело и душу рыцаря-капитана ордена Шипов.

Когда Карл чуть отстранился и непривычно трепетно скользнул мокрыми пальцами по затянувшемуся росчерку на лбу, Кром как будто на мгновение вернулся на много лет в прошлое. Перед глазами стоял образ юного принца, всё с теми же пронзительно-голубыми глазами и хитрой ухмылкой — может, только ещё по-юношески угловатого и с гораздо более наивным взглядом, чем теперь.

Тонкие пальцы осторожно коснулись повязки поверх свежей раны над бровью. Кром поджал губы: пустячная царапина, которая гораздо сильнее ранила его гордость, нежели действительно навредила телу. Карл кивнул со своей фирменной, по-кошачьи очаровательной кривой усмешкой:

— Вижу, тебя уже залатали. Но я пришёл не за этим.

Он всё же лукавил: в холодных глазах было заметно беспокойство. Кром отвёл взгляд. Условия спора, который решался этим поединком, он помнил слишком хорошо.

— Вашему высочеству угодно истребовать награду прямо сейчас?

О, он знал, как бесил принца такой официоз.

— Да, моему высочеству так угодно, — отчеканил Карл, пододвигаясь ближе и практически прижимая собеседника к стене, чтобы тому некуда было деться. — Но если тебе плохо… — он вдруг смягчился и как будто стушевался на миг, — можно и в другой раз.

— Нет, давай сейчас, — выдохнул Кром и опустил подбородок, чтобы глядеть прямо в лазурные глаза. За последние пару лет он немало перерос принца, но того разница в росте, кажется, совсем не смущала.

— Только не делай такое лицо, — хихикнул Карл и потрепал друга по плечу. — Расслабься, а то подумаю, что я для тебя какая-то страшилка.

Ледиос слабо улыбнулся, чувствуя, как теплеют щёки: нет, Карл был для него совсем не страшен — разве что страшно непредсказуем. В том числе и с этим спором: ну с чего ему взбрело загадать именно поцелуй? Кром вот в случае своего выигрыша планировал потребовать что-нибудь куда более невинное…

От мыслей его отвлекло прикосновение к губам — неумелое, но требовательное. Карл вроде бы тоже никогда прежде не целовался, но чего ему стоило поучиться с кем-нибудь другим? Вряд ли нашлась бы в Родоне девушка, что отказалась бы стать первой для молодого принца — в любом из смыслов. Но тот пожелал урвать первый поцелуй лучшего друга и соратника — и Кром искренне недоумевал почему. Может, это всё страх показаться неопытным однажды, когда наследнику престола кто-то по-настоящему приглянётся?

Между губ скользнул мокрый кончик языка, и Кром слегка отпрянул от неожиданности, упёрся затылком в стену. Карл хихикнул, ребячески дразнясь высунутым языком, но в следующее мгновение сдавленно охнул, когда Кром сам наклонился к нему и лизнул губы в ответ, накрыл их своими, действуя уже гораздо напористее. Принц так и замер в его объятиях, привстав на носочки, и, кажется, совсем не собирался сопротивляться, хотя Кром ждал, что он вот-вот начнёт ворчать и вырываться, как делал каждый раз, когда ему надоедала их возня в попытках защекотать друг друга.

— Сэр Кром, — наконец низко выдохнул Карл, когда смог глотнуть воздуха, и Ледиос вздрогнул от этого шутливого обращения родом из их глупых детских игр в короля и рыцаря, — сдаётся мне, вы солгали о своей неопытности. Ты правда раньше не целовался? — последнее прозвучало уже без напускной серьёзности, но Кром всё равно почувствовал, как залился краской.

— Я бы не стал обманывать своего короля, — пробормотал он севшим голосом, чем вызвал у принца приступ восторженного веселья, которое, впрочем, вскоре утихло.

Изящные пальцы снова пробежали по кромке свежей повязки.

— Если останется шрам, — задумчиво протянул Карл, и его глаза на миг поймали завораживающий холодный отблеск от окна, — пусть он напоминает тебе об этом дне.

Кром распахнул глаза и мягко боднул ладонь, что прижалась к его лбу, осенил лёгким поцелуем бледное запястье и провёл пальцами по влажной шее, вызывая мурашки. Он давно не вспоминал об этом эпизоде: немало лет прошло и свои заботы не оставляли времени для воспоминаний. А Карл, видимо, помнил — он давно признался, что та его прихоть в споре была продиктована не чем иным, как юношеской влюблённостью и желанием сблизиться хотя бы так, хоть он и не ожидал тогда, что друг серьёзно отнесётся к этой безумной просьбе. В последнее время Кром всё чаще сомневался, тлеет ли ещё искра того чувства в сердце его короля — однако сейчас он ясно видел её в сияющих глазах напротив.

— Я придумал, — промурлыкал Карл и ловко стянул мундир с плеч Крома. — Сегодня ты будешь моим королём, а я сделаю всё, чего ты пожелаешь.

Такие игры тоже были им не в новинку, но у Крома каждый раз кружилась голова от подобных предложений. Он послушно позволил избавить себя от одежды и зачарованно замер, любуясь Карлом, который выбрался из ванны и небрежно повязал на бёдра полотенце.

— Теперь ты, — король кивнул на ванну и набросил на свои обнажённые плечи Кромов мундир.

— Разве сейчас не моя очередь командовать? — хмыкнул Кром, но с наслаждением забрался в мыльную воду. Родная стихия, что не раз выручала в бою, приняла его благосклонно, успокаивая и придавая сил — а может, дело было в мягких касаниях пальцев, которые то разминали ему плечи, то перебирали тёмные волосы, взбивая в них душистую пену. Было непривычно позволить себе расслабиться и довериться чужим прикосновениям, но этого хотелось Карлу — и Кром уступал, плавился в его руках под умиротворяющий плеск воды, подставлял под поцелуи шею и загривок. Его король нечасто бывал так ласков — так разве грех было насладиться этим редким моментом?

— Чтобы ты считался королём, ещё нужно короноваться, — Карл развернул Крома лицом к себе и покрыл частыми поцелуями его лоб, от левого виска к правому, затем запустил бледные пальцы в мокрую тёмную шевелюру и воздел их вверх в подобии венца. — Кром Ледиос Первый... Вам очень идёт, ваше величество.

— Буду считать это искренним комплиментом от моего генерала, — улыбнулся Кром и, наклонившись ближе, отвоевал ещё один поцелуй.

В кои-то веки можно было не торопиться и наслаждаться каждым моментом, так что из ванной они вышли не скоро. Карл остановился на пороге спальни, потянул Крома за рукав пушистого халата: игра продолжалась.

— Может быть, вашему величеству угодно начать своё правление с завоеваний? — он широким жестом указал в сторону устланного документами и картами рабочего стола, что примостился в углу: король разбирался здесь с делами, когда не хотелось идти в кабинет или на это просто не было времени.

Кром шагнул ближе, приобнял Карла за обнажённую талию — на том по-прежнему была лишь повязка из полотенца да небрежно накинутый на плечи мундир, и смотрелось это до крайности волнующе.

— Есть у меня на примете цель для завоевания, — хрипло шепнул Кром и наклонился ближе, в то время как рука его скользнула вниз по пояснице. — Но не уверен, что она мне покорится.

— Я верю в ваши стратегические способности, мой король, — тонко улыбнулся Карл и тихо охнул, когда оказался прижат спиной к глобусу, что стоял у стола. — Разложишь меня прямо тут, поперёк всего континента?

Кром порывисто накрыл смеющиеся губы своими, но придержал Карла под спину, чтобы им обоим не свалиться на этот чёртов глобус.

— Предлагаю сменить дислокацию… для большей эффективности нашей завоевательной операции.

— Разумное стратегическое решение, — промурлыкал Карл и позволил Крому подхватить его на руки, чтобы донести до кровати.

Ласкаться лёжа, торопливо скинув халат, было гораздо удобнее: жадно скользить руками по любимому телу, нетерпеливо освобождать его от мешающей повязки на бёдрах и одновременно с этим терзать поцелуями губы, и шею, и нежную кожу над ключицами. Карл в ответ бесстыдно выгибался и шумно вздыхал, то подбадривал смелыми касаниями, то наказывал, прикусывая за губы. У Крома голова кружилась от мысли, что только ему одному известно, как король Родона любит подчиняться — по крайней мере, своему генералу. Порой на скучных собраниях Кром наблюдал за решительным и не терпящим возражений Карлом — и вспоминал его совсем иным: раскрасневшимся, подмятым под сильное тело и умоляющим продолжать, пока Кром вбивался в него, прижимая к столешнице или смятой постели. От таких мыслей становилось совсем не скучно, хотя дотерпеть до конца собрания было мучительно. Однажды Карл даже что-то заподозрил, заметил, как рыцарь-капитан прожигает его взглядом, и после собрания они уединились в том же кабинете, занялись любовью прямо на роскошном кресле перед рабочим столом. Больше, правда, подобного не повторялось: изнеженный Карл слишком любил комфорт — но Кром до сих пор вспоминал, как вскипела его кровь, когда король, что совсем недавно вершил судьбы и не желал слышать отказа, сам преклонил колени и послушно делал всё, что ни приказывал его генерал.

Хотелось верить, что этот Карл, который появлялся в моменты близости, был действительно искренним, ведь все его слова, действия и взгляды были пронизаны всепоглощающим доверием. Кром знал, что доверие и любовь монаршей особы — опасная, незаслуженная роскошь, но как же хотелось, чтобы это хоть отчасти было правдой.

Вот и сейчас лазурные глаза светились таким восхищением и готовностью на всё, что у Крома захолонуло сердце. Он рвано выдохнул и вжал Карла в постель, впился в его губы глубоким поцелуем, ощутил его возбуждение своим. Руки дрожали от желания, но всё же получилось стянуть мундир: хоть Крому и нравилось, как тот смотрелся на обнажённом теле любовника, ему в голову пришло более интересное применение этому предмету одежды. Пара ловких движений, крепкий поцелуй в губы для отвлечения внимания — и вот Карл с вытянутыми вверх руками надёжно привязан за запястья рукавами мундира к изножью кровати. Впрочем, не то чтобы он был недоволен.

— Берёте меня в плен, ваше величество?

— Беру, — отозвался Кром и лукаво сверкнул глазами в полутьме. — И в плен тоже.

Давно он не слышал этого тихого хриплого смеха, живого и искреннего, и не был уверен, что скоро услышит вновь. Всё-таки нельзя было не признать, что его король изменился, особенно в последние пару лет, и не в лучшую сторону. Кром верил в Карла, как мог пытался вразумить его, остудить его безрассудство, но теперь мог лишь вот так наслаждаться редкими моментами, когда тот становился прежним, близким и простым. И случалось это всё реже.

Тратить попусту эти драгоценные мгновения не хотелось, так что Кром нашарил на тумбочке изящную склянку с маслом, торопливо плеснул на ладонь. В нос ударило ярким цветочным запахом: роза, конечно, — Карлу такое нравилось, а вот Кром считал аромат чересчур сильным. Но когда желание так сильно кружит голову, когда любимый замер так близко в нетерпеливом ожидании, уже не до того. Кром вначале осторожничал в погружении пальцев, но затем заметил хитрую ухмылку Карла, который с довольным вздохом послушно выгнулся навстречу.

— А ты в ванной времени не терял, — приподнял бровь Кром.

— Я же сказал, что ждал тебя, — промурлыкал Карл и ловко закинул одну ногу ему на плечо. — Бери уже, а то только грозишься…

Этот момент, пожалуй, был для Крома самым любимым в сексе: войти осторожно и неторопливо, когда ещё ведёт от желания, но дыхание пока не сбилось от частых движений, когда Карл жмурится и забавно хмурит брови в попытке расслабиться и позволить как можно легче проникнуть в горячее тело, а затем глядит прямо в глаза и обрывисто выдыхает. Когда они становятся едины во всех смыслах и малейшее движение одного отзывается ответными движениями и шумными вздохами другого. Возможно, Крому нравилась эта тайная власть над мыслями и желаниями своего короля — хотя бы так, по ночам, в постели, пока Карл податлив и нежен, — но скорее он наслаждался самой этой нежностью и лаской. Только в эти моменты он действительно чувствовал, что всё ещё любим, что давнее признание до сих пор в силе и он всё ещё нужен Карлу — тому, прежнему, который пока не полностью уступил чему-то жестокому и тёмному, что всё чаще мелькало днём в его взгляде.

Кром двигался размеренно и неторопливо, наслаждаясь каждым мгновением: вздохами своего короля, что рассекали тишину подобно мечу, и головокружительно жарким соприкосновением их тел, что заставляло его самого стонать в унисон. Карл милостиво позволял себя любить: выгибался и лениво вскидывал бёдра навстречу, одаривал Крома порочными взглядами, что будоражили и кружили голову, ласково улыбался в ответ на сбивчивый шёпот, но сам удерживался от слов. Он всегда был таким: незримо возвышался над остальными, ощущая своё врождённое превосходство. Пусть сам Кром считал, что людей следует судить по деяниям, а не происхождению, всё же его с юности завораживала королевская убеждённость в своей избранности: взять хоть ту историю с первым поцелуем, который Карл истребовал с непоколебимой уверенностью, что только он его заслуживает. И так было во всём. Время летело, но их роли оставались прежними: ревнивый властный король и до смерти преданный ему генерал, который готов ради него на что угодно. Может, потому им и нравилось иногда ими меняться?

Однако сейчас Карлу довольно быстро надоело подчинение. Он нетерпеливо заёрзал и попытался выпутать кисти рук из привязи, а когда не смог, капризно позвал:

— Кром.

Ледиос замедлился, переводя дыхание, но позволил себе ещё немного вольности напоследок:

— Я ведь всё ещё король, который делает, что пожелает?

Через пару мгновений он охнул, когда Карл сжался внутри почти до боли и ощутимо упёрся пяткой ему в поясницу.

— Кром, развяжи.

Игра окончена, значит. Жаль.

Узел из рукавов поддался легко — надо было лишь знать, за какой край потянуть. Карл облегчённо выдохнул, потирая запястья, а затем опрокинул любовника на постель. Устроился сверху и снова нетерпеливо направил его в себя, будто каждое мгновение вне их единения было для него мучительно. Всё же обычно он предпочитал возвышаться над Кромом, даже когда принимал его в себя — видно, его радовала даже такая малая власть. Вот и сейчас он реагировал куда более бурно, нежели прежде, насаживался рывками и так же резко ласкал себя рукой, Кром едва успевал двигаться в ритм. Неудивительно, что Карлу понадобилось совсем немного времени, прежде чем замереть в очередном движении, выгнуться со стоном и излиться горячими каплями Крому на живот. Кром не был против, лишь любовался: для него Карл был красив даже таким, взъерошенным и взмокшим, дрожащим от пробегающей по телу волны наслаждения, издающим звуки столь непристойные и громкие, что, наверное, весь дворец уже был в курсе о сегодняшнем досуге короля. Но плевать на это, пусть думают, что хотят. Важнее всего сейчас было удовольствие от глубокого и крепкого соприкосновения тел, долгие тягучие поцелуи — и мысль, что билась на краю сознания, тревожащая и вместе с тем успокаивающая: всё-таки он владеет мной безраздельно.

Обычно Карл лишь переводил дыхание после того, как достиг пика, и тут же расторгал их единение. Так случилось и на этот раз, однако сегодня он, видимо, был в настроении помочь любовнику тоже получить удовольствие. Нескольких долгих движений изящных пальцев вдоль почти болезненно напряжённого члена Крому хватило, чтобы кончить, выгнувшись на сбитых простынях, и порадовать своими надсадными стонами Карла, для которого отдельным удовольствием было наблюдать за результатами своих стараний в постели. В эти хрупкие, мимолётные несколько мгновений после оргазма было проще всего заметить в обманчивой лазури любимых глаз те привязанность и нежность, которых Кром неустанно добивался каждым своим деянием — и которые получал всё реже. Пусть сейчас он купался в них, словно в тёплой воде, которую они недавно разделили на двоих, но это было ненадолго — и эта отрезвляющая мысль пронзила его острой тоской.

Однако Карл едва ли догадывался об этих переживаниях любовника. Он расцвёл довольной улыбкой и небрежно пригладил всклокоченные волосы Крома, наклонился ближе и коснулся губами его лба.

— Боюсь, ваше величество, вы низложены и взяты в плен.

Кром приподнял бровь и улыбнулся одними уголками рта:

— И что же меня ждёт? Заточение или изгнание? Казнь? 

— На правах победителя решу это позже, — Карл зевнул и устроился рядом на подушках, сгрёб Крома в объятия, будто трофей — даром что был меньше, он всегда как-то умудрялся занять собой едва ли не всю кровать.

— Победителей не судят, — пробормотал Кром, и Карл сонно фыркнул ему в плечо, тепло и по-доброму, как когда-то.

Блаженное опьянение от переполняющих душу и тело чувств постепенно отступало. Кром отрешённо подумал, что им обоим снова надо бы в ванную, но растолкать уже начавшего дремать Карла, чтобы сказать ему об этом, не решился. "И это меньшее, о чём ты боишься заговорить", — мысленно упрекнул он сам себя. Наверное, если бы кто-то знал о происходящем, Крома могли бы назвать трусом за то, что он скрывался от серьёзных разговоров в подобных ночных свиданиях, надеялся, что достаточно урвать украдкой немного любви и внимания Карла — и всё будет неизменно. Но даже упёртому верному генералу, что души не чаял в своём короле, уже становилось ясно: нельзя продолжать то, что происходит. Что бы ни двигало Карлом, какие бы цели он ни преследовал (а его ли они вообще?), в нынешней неспокойной обстановке на континенте рано или поздно найдётся кто-то сильнее или хитрее, кому удастся сломить подгнивший изнутри Родон. Крому не хотелось думать, что тогда будет. Не хотелось представлять, как не смог защитить родную страну и самого дорогого сердцу человека. Но чтобы этого не произошло, придётся признать, что правитель из Карла не самый мудрый — и, что куда сложнее, придётся сказать об этом ему самому. Как объяснить, что это не предательство, а забота о нём и его стране? Как убедить взглянуть на своё правление иначе?

Блики лунного света серебрили волосы задремавшего короля. Кром разглядывал его умиротворённое лицо с какой-то надломленной, болезненной нежностью. Он понимал, что сегодня всё будет так же, как и во многие подобные ночи до этого: он продолжит лежать в тесных объятиях, зароется лицом в благоухающую розами мягкую шевелюру и позволит себе не думать о мире за пределами королевских покоев целую ночь, чтобы наутро решить: что ж, поговорим позже. Но "позже" может не наступить, и однажды они будут засыпать рядом в последний раз, даже об этом не догадываясь, и Крому всё чаще казалось, что произойдёт это совсем скоро. Он понимал, что давно опоздал с разговорами: Карл отдалялся всё сильнее, и Кром винил в этом в первую очередь себя. Когда он упустил, как его светлый, идеалистичный молодой король наплевал на собственный народ, который они оба когда-то поклялись оберегать? И как теперь всё исправить, сохранив при этом свою преданность?

Ещё какое-то время он лежал в раздумьях, прижав Карла к себе, словно величайшее сокровище, а затем всё же уснул, не найдя ответов. Он ещё не знал, что под утро в родонскую столицу прибудет гонец с предложением союза от некоего Авиллона — и что Карл лишь поглумится над этим, чем положит начало катастрофической цепочке событий, в которую окажутся втянуты судьбы жителей всего континента.

Всё это будет лишь завтра. Сегодня же его король уснул победителем — и это важнее всего.