Ледяной дождь хлещет тяжёлыми каплями жестоко и беспощадно – кажется, будто оставит ссадины и синяки. Гигантский митачурл размахивает раскалённым топором, переступая через поверженного товарища; широкое лезвие в окружающем мраке пылает настолько ярко, что режет глаза, оседающие на нём капли испаряются, но их шипение можно расслышать, лишь когда острая кромка проносится прямо у головы. То тут то там вспыхивает отблеск круглого словно пузырь щита, и, хоть Маг Бездны остался всего один, порой кажется, будто их целая сотня, и они уже сжимают своё кольцо. Молнии прошивают свинцовое небо, то и дело выхватывая сцены битвы, особенно чудовищно выглядящей с этими резкими, словно чёрной тушью выведенными тенями. Даже самый простой человек почувствовал бы необъяснимо тяжёлую ауру на поле этого сражения.

Вместе с громом на землю раз за разом обрушивается воин, чей облик среди всего этого безумия подобен божественному – или демоническому. Он стремителен и смертоносен, неуловим и безжалостен, лицо его скрыто за оскалившей острые зубы маской, и трупы у ног оттеняют его пугающее великолепие как нельзя лучше.

Путешественник уклоняется от свистящего прямо над макушкой топора, даже сквозь ливень ощущая его жар затылком, и с размаху рубит впавшее в буйство чудовище по ноге; попадает прямо под колено, и митачурл издаёт леденящий душу рёв. Ветер, повинуясь воле Почётного Рыцаря, швыряет тяжёлые брызги воды прямо в лицо тяжело осевшему противнику, и нанести решающий удар не составляет никакого труда. Сзади сквозь шум бушующей стихии доносится полный ужаса крик Мага Бездны; когда Путешественник оборачивается, тот уже мёртв.

Белая вспышка с разгневанных небес освещает фигуру в центре пейзажа, воплощающего хаос и опустошение. Композицию из изломанных кустов, измятой травы и обезображенных тел венчает победитель – Адепт, держащий спину прямо даже сейчас, выглядящий колоссом даже в этом краю гор. Его одежда вымокла насквозь и местами просвечивает; впитавшие воду волосы чернее самой тьмы. Потустороннее сияние гаснет, и в ту же секунду Итер срывается с места.

Испуг обжигает изнутри на мгновение позже, а дальше всё словно по кадрам – точно камера сломалась и принялась щёлкать затвором без остановки. Вот страшная маска рассеивается словно пепел; вот острие копья утыкается в землю, словно оружие вдруг стало слишком тяжёлым для этих рук; на бледном лице проступает гримаса боли. Путешественник что-то кричит, но его голос без остатка поглощает раскат грома.

Он хватает Сяо за плечи, разворачивает к себе; тот пытается сопротивляться, хочет отвернуться и оттолкнуть, но силы будто в одночасье его покинули. Итер отбирает копьё, подхватывает спутника своих приключений, замечая дрожь в его коленях. Тот опирается на него нехотя, упрямо старается справиться сам, но его трясёт, сильно и страшно, и боль, что он испытывает, невозможно скрыть как ни упрямься.

– Сяо, – зовёт Путешественник, перекрикивая грохот ливня, – ты меня слышишь?

Ответ – короткий кивок, будто пренебрежительный. Веки Адепта розовые; кто знает – попало ли что, или в дожде растворяются слёзы.

– Как тебе помочь?

Потому что «ты в порядке?» звучало бы глупо, а «что с тобой?» – неуместно.

Сяо впивается пальцами в плечи Итера, будто желая вырвать куски мяса. Его глаза – тёмные, жуткие – прожигают; отражённая в них агония заставляет гореть даже под ледяными каплями. Он притягивает ближе.

– Не отходи от меня, – рычит, словно зверь.

Зверь – раненый, обезумевший, опасный и беспомощный одновременно. Путешественник видел в своей жизни больше, чем многие жители бесчисленных миров; мучений, которые могли бы заставить Сяо потерять контроль он представить не может, как ни старается. Дрожь прошивает всё тело вместе с очередной молнией, рассекающей напополам небо. Итер обнимает Адепта за талию и прижимает к себе, давая почувствовать своё присутствие как можно ярче, принимая на себя вес его тела.

– Я здесь, – повторяет он. – Я не уйду, обещаю.

Его самого колотит. В носу щиплет, глаза зудят; в лицо с чудовищной силой врезаются капли. Сяо виснет на нём, держась так крепко, словно Путешественник – последний мостик, связывающий его с реальностью, последняя ниточка, не позволяющая сорваться в бездну.

– Я с тобой.

В такую погоду не разобрать, ревёт ли это буря, или кто-то давится мучительным стоном.

– Я рядом. Я не уйду.

Горло дерёт от холодного воздуха, язык кажется резиновым и распухшим, губы деревенеют, но сотни раз подряд повторяют слова, потерявшие всякий смысл, всё равно жизненно необходимые. Путешественник ведёт рукой вверх по спине Сяо, останавливается на рёбрах и чувствует пальцами рваное дыхание и, кажется, бешеное сердцебиение.

– Я здесь.

До боли впивающиеся в плечи руки вмиг ослабевают, и Адепт, мгновенно обмякнув, остаётся в объятиях Итера неподвижный, замирает в неестественной позе точно поломанная кукла. Дрожащие пальцы слабо проводят по шее вверх к затылку и обратно, но кажется, будто это всего лишь перчатки – безжизненные и холодные – как-то странно колышутся на пронизывающем до костей ветру. Путешественник прижимает голову Сяо к своему плечу, а сам пристраивает щёку на промокшей макушке; копьё в руке мешает, но он его не отпускает. На шее оседает тёплое живое дыхание – почти ровное.

Чувство собственной усталости приходит только теперь.