Воск продолжает капать на старый стол, шепчут в ночи немые страницы книг. Над Лейавином — небо горит огнём.

Истинный бог отныне не сохранит: он не услышит вовсе твоей мольбы.

И никогда не слышал.

Иначе как вышло, что город будто по швам трещит и всё вокруг стирается в серый прах?

Но губы просят бога за чью-то жизнь, и по щекам прозрачно стекает соль.

Сын вдруг заметит: «Мам, ты чего дрожишь?» — и тихо спросит: «Папа придёт домой?»

«Бог мой, прошу, пожалуйста, пусть придёт...»

Шёпот твой тише треска полночных свеч. Но всё кровавее рдеет небесный свод — бог никого не станет уже беречь. В воздухе всё свирепее дыма гарь, крики всё громче, ярче горят огни. Богу уже давно никого не жаль. Бог твой не знал ни жалости, ни любви.

Дым накрывает город тугой волной, рушатся стены, жизни, вокруг — пожар. Ты и дышать-то можешь уже с трудом, но всё же просишь: «Пусть это лишь кошмар... Пусть это всё — ещё один сонный бред, страхом сковавший разум мой, словно льдом».

В окнах мерцает зарева яркий свет, но этот свет не сможет согреть твой дом.

И на заре остынет твоя постель, мягко отступит чёрный прогорклый дым. Скрипнет неслышно утром входная дверь.

«Папа пришёл!»

«Спасибо, что вновь живым...»