“Рождённый от солнышка!” — часто шутила мать. — “А значит ему не придётся во тьме блуждать: он сам себе будет по-летнему яркий свет! Он сам себя сможет холодной зимой согреть. Да что там — себя! Он весь мир озарит теплом!”

Но только вот, мама, всё это не так легко: пытаться быть летом, когда все вокруг — зима, когда в их сердцах разливается грязью тьма и острый мороз им милее лучей зари. Ведь я для них — жар, оставляющий волдыри, я вспышка, что режущей болью сожжёт глаза. Меня к ним на несколько миль подпускать нельзя. И дело не в них, это я в их семье урод.

Я солнцу не сын — недоношенный слабый плод, который ошибкой Богини остался жив. Я был ею выброшен ночью в лесной глуши — пищащий котёнком слепым небольшой кулёк. Тогда я впервые в себе этот свет зажёг, и все обжигались, касаясь меня рукой.

Мне некого греть, я им всем приношу лишь боль, и впредь мне приходится жечь самого себя. Во мне ничего не осталось. Горят леса, болота горят, пламя зверем ревёт во тьме...

Я так захотел прикоснуться к её зиме, что выбрал быть пеплом, меня не пугала смерть.

Прости меня, мама.

Я слишком устал гореть.