Исе нравится лежать здесь — на его плече, пусть и в сапогах, и вообще в верхней одежде. Она настолько задолбалась за эту неделю с парами — даже больше, чем в школе. Исе кажется, что её голова должна быть просто бездонной и никак иначе. Ей очень-очень хочется схалтурить.

Рос вдыхает дым, растягивая. Иса бы хотела, чтоб они умерли вместе — с разницей в несколько секунд, совершенно не замечая, что другой уже не дышит. Ей бы хотелось прожить краткую жизнь — быть тем мгновением, в который моментально влюбляешься из-за красоты, из-за шарма — из-за чего-то, что приятно тебе и только тебе.

А Рос тянет её жить дольше — Иса соглашается, кивает, но сама понимает, что навряд ли выдержит всего последующего — окочуриться если не от дозы, то найдёт. Может, замёрзнет на снегу или сдохнет от анорексии — к ней она и так близка. Иса знает, что голодать специально не будет ещё, но понимает, что одно неосторожное движение с её психикой — это будет последнее, что она переживёт ещё с рассудком.

Новая пластинка уже старого альбома лежит меж их ног, и Иса, подцепив пальцами, тащит её к себе, крутит в руках. От Адама Ламберта у неё было пару треков, но биографию из-за некоторых факторов — по её мнению, вообще незначительных, — ей пришлось изучить.

— И не боишься, что одногруппники?

— Они не изобьют меня.

— Один уже подцепился?

Рос кратко кивает, перекладывает окурок в левую руку и бросает в пепельницу, ближе прижимаясь к Исе. И она утыкается ему куда-то в грудь, обнимает свободной рукой, понимая, что сейчас уснёт — слишком рано встала.

***

Рос сжимает руку Исы, и та надеется, что паренёк в очках на них пялится не из-за ненависти. Ей это почему-то всегда было важно — с того момента, как они вдвоём просто стали близки, начиная выполнять желания друг друга, Иса не раз ловила взгляды, когда они просто плотно прижимались. И ей всегда виделась ненависть в большей части к ней — она понимала, почему, но сделать что-то с этим не могла.

— Идём, ну.

Рос сильнее сжимает, тянет её в вагон метро. Иса знает, что он хочет обхватить её за талию, но вместо этого они хватаются за поручни, вставая друг напротив друга. В вагоне не тесно — места заняты, но их не стискивают телами. Иса бы хотела тогда по этой причине прижаться к Росу — незаметно и не привлекая к себе, по крайней мере, большое внимание.

У Исы полно хитростей — из-за ума, но смелости практически нет. Она слишком слабая и ей легче сказать «да» и любезно пообщаться, чтобы человек отстал, чем послать или побить — ей легче лицемерить. И может оправдать себя — ей для этого дают хорошую почву.

Иса понимает, что ей надо что-то с этим делать. И в первую очередь — с её комплексами.

Ей бы ценить себя, не думая, не слишком ли эгоистична или завышает — иначе получается наоборот. Иначе она так и будет портить со всеми отношения.

Ей бы зарубить себе на носу, что складок не бывает только у анорексичек, идеальные лица это только отштукатуренные, а её голени и бёдра вполне нормальные — такие, какие и должны быть из-за родителей, её телосложения и других особенностей.

Рос щёлкает у неё перед глазами, чуть улыбается и кивает на телефон:

— Он у тебя разрывается уже. Я чего-то не знаю?

Иса кривит улыбку, доставая устройство, хмыкает:

— Щаз-з як узнаешь!

Она снимает блокировку и открывает диалог с Олегом, пролистывая угрозы:

«Скажи этому долбоёбу, что если он прямо, блять, счас не включит телефон, я наплюю на всю его натуральность»…

«Вы там, блять, к чертям опять поссорились???»…

«Ебучий детдом, два горшка. Как здесь оказался такой хороший человек как я???»

— Вот же ж…

Иса хихикает, прикрывая рот рукой — это у неё появилось вместе с комплексами, но она помнит, что и в детстве так делала.

— Давай, спасай свою девственность, принцесска.

Рос закатывает глаза, высовывая язык, а потом разворачивает Ису и прижимает к себе — держит поперёк живота легонько, но ощутимо. Иса понимает, что тому уже легче — ему есть, что из себя представить. А ей нет.

— Сама же будешь ревновать.

Иса хочет ответить колкостью, обдумывает её. Она отвлекается на посторонний шум, улавливая диалог:

— Неси сумки ты!

— А что, у тебя руки отвалятся, если одну возьмёшь?!

— Лодырь! — за человеком Иса не видит, но отчётливо слышит, как что-то грохается на пол. — Бухаешь со своими шаромыгами, я терплю-терплю, а как помочь своей жене — нет!

— Да такая свинья, как ты, блять, сможет это сделать и без меня.

Эти люди ещё что-то орут, всячески оскорбляя друг друга, а взгляд Исы цепляется за ребёнка — она уверена, что это их сын. Она прижимается к Росу, пока тот говорит по телефону с Олегом, совершенно не вникая в их диалог. Иса смотрит на ребёнка, пока на следующей остановке эти тела не выходит из автобуса вместе с ним — и Иса встречается с мальчиком взглядом. Она не знает, сколько стоит его одежда — никогда в этом не разбиралась, но понимает, что та очень старая; она не замечает синяков на тех местах, что открыты её взору, но тут и так можно догадаться; она не знает голодает ли он, развивается ли, но надеется, что у него хоть кто-то есть. Кто-то, из-за кого бы он не повесился.

Её настроение испорчено. Иса не знает, скоро ли привыкнет к такому. Она хватается за руку Роса и при каждом удобно случае прижимается к нему. Стал ли Рос таким или она? Иса не знает — ей хочется поставить перегородку, чтобы мысли не лезли, но она не умеет этого делать.

***

Иса сидит меж ними, пока Олег дёргает её каждые пятнадцать минут, прося сигарету. Она, конечно же, передаёт, хотя Рос так и норовит скрасть пачку. Иса недовольно мычит, чуть ли не издавая гортанный рык, когда тот дотрагивается до сигарет. Но в этом есть плюс — Рос хотя бы не так быстро посадит лёгкие.

— Херовый я друг, Иса. Мне тоже не мешало бы сделать, когда вы разошлись, а я просто барахтался, но не хотел и не делал.

Она отмахивается, вставляя:

— У всех есть грехи. Желание — главное.

Но Олег пропускает её реплику мимо ушей.

— И этот тоже херовый.

Рос аж подскакивает с ограды, уставившись на него, будто на убийцу:

— Да я! Я! Кто тебя вытаскивал из драк?!

— Ты только горазд, что шутить и бить. Сопля. В человеческие отношения мы не можем, да?

— Как и ты.

И они молчат, и Рос садится обратно на ограду — только в этот раз дальше, притягивает Ису к себе, и она ничего не говорит, не отвлекая его. Иса уже сделала достаточно.

Начинает капать дождь, и на всё-таки подскакивает, когда её волосы становится влажными. Парни лениво смотрят на неё — у одного уже потух окурок, а второй перестаёт болтать своими кедами.

— Домой! — и, вспомнив, добавляет: — Не в общагу, а домой!

— К нам, что ль?

Иса поджимает губы, смотря на Роса.

— А ну цыц!

И он её почему-то слушается. Иса удивлена, но решает, что они слишком выдохлись за эту чёртову неделю — избегают же друг друга, как могут.

У Исы не получилось пойти в один институт с Росом, как и у Олега — Олега попросту не приняли в то здание, а у Исы наоборот — не приняли Роса. Она была опечалена больше, не зная, куда деться, но время у них совпадало, а посему сразу же стала обычным ни чем непримечательным студентом, залипая в телефоне и рассылая в их беседу мемы — хотя ей самой приходилось не ржать, чтобы не привлекать внимание.

Хотя Иса знала, что если у Роса максимум ещё два друга появятся, то Олег вполне сойдётся со всеми.

И на такой игре а-ля «сделай славу птеродактиля другу», ей пришло сообщение от Даши — за два дня до того, как эти двое оболтуса успели вынести мозг друг другу из-за каких-то своих сдвигов. И Иса не знала, почему, но всё же продолжила общаться с ней — она думала, что уж Дашка-то найдёт себе и друзей, и просто компанию для общения.

Но Даше почему-то, как та сама сказала, было слишком скучно. И Иса начала общаться с ней — тем более что следить за разворачивавшейся ссорой прямо у неё перед глазами неприятно.

Иса не знала, используют ли они друг друга для того, чтобы удовлетворить свои потребности в общении. Она и не знала, что ждать от этого, но решила рискнуть — когда-то надо начинать.

Дома Иса сушит голову, но криков не слышит — она знает, что те молчат, и морщит нос, понимая умственное развитие тех. Хотя сама далеко не ушла.

Она ставит перед каждым из них чашку, но забирает себе печенья — бьёт по руке Роса, когда тот тянется за ним, и пальцем в воздухе чертит прямую от него к Олегу. Рос отмахивается и на сим всё заканчивается.

Иса стелет им на полу втроём — парням рядышком, а она будет лежать головой к их головам. Олег, видя готовый ночлег, выгибает бровь и, смотря на Ису, вертит головой.

— Будешь, — а потом смотрит, как Рос подходит к ней, видимо, чтобы перетащить к себе. — И ты тоже.

Они лежат вместе, изучают потолок, думая о своём, и Иса решает проверить сообщения — так и продолжает копаться в телефоне, пересылая Даше новости про новую игрушку, обещая обязательно с ней первой зарубиться — или со второй, но ей это знать необязательно.

Иса часто-часто моргает уставшими от гаджетов глазами, понимая, что совсем не хочет спать. Она подкладывает себе руки под голову и, закинув ногу на ногу, болтает ими в воздухе, решая, с чего начать. Вздыхает и, прочистив горло, начинает с шёпота, переходя на более уверенные тона:

— Причинно-следственная связь в этом праве, в котором я ни черта не понимаю, нужна для того, чтобы объективно оценить людей. Но там устанавливаются определённые рамки в виде закона, правил, определённых догм и, возможно, всяких взяток. Если переносить эту самую связь на людей, действительно оценивая объективно, то отсюда следует, — Иса вдохнула, чувствуя, как язык становится сухим, — следует, что нельзя просто сказать «виновен» или «не виновен», лишая каких-либо привилегий или же заставляя как-то это замещать…

Иса перевернулась на бок, стараясь отдышаться. У неё уже начинал заплетаться язык, и она поболтала им, стараясь стряхнуть усталость. Не в её это — говорить столько.

— Хотя, это, по-моему, и так известно.

И она замолкает, приводя себя в чувство, давая себе отдохнуть. У неё бывало так, что выговаривалась речами — редко, но в основном это было по математике. Исе больше нравится переписка — там можно подумать, не ляпать бред сразу и составить правильно предложения. Иса не знает, как сдала устную часть по русскому на «5».

— Ну, и зачем ты рассказываешь-то?

Она поворачивает голову к Олегу, смотря тому прямо в глаза. Иса моргает, опять чувствуя, как спать вот нихрена не хочется, и переворачивается на спину, тянет руки к их головам и лохматит волосы.

— А затем, что если выяснять по этой связи, то получается, что мы все втроём долбоёбы и только. Но сейчас из нашего трио долбоёбы тут только вы двое.

Рос тянет её за руку, и Иса смотрит ему в глаза, морщится, а потом отворачивается — и зарывается в одеяло, включая телефон и втыкая наушники. Захотят — помирятся.

Иса тут уже не нужна.

***

Иса не сушит голову — ей лень, тем более что к её дню рождению — пусть и неделю назад до, — отец озаботился обогревателем. Рос сам счастлив такому.

— Будет, чем тебе согреть руки, лентяйка.

Иса на это лишь побурчала что-то себе под нос и перевела тему к Олегу — уж у них он слишком много молчит. Чёртов экстраверт — ещё и непонятный какой-то.

У Роса дела обстоят, по его мнению, намного лучше — удалось подлизаться и урвать мотоцикл себе через год от дядьки. Иса цыкнула языком, покачала головой, но говорить ничего не стала — не хотела.

И сейчас, где-то в двенадцать с лишним минут, Олег ловит её по пути к спальне и несёт на кухню, не обращая внимания на протесты. Хотя несёт это слишком громко — скорее, тащит по полу, и Иса уже сама помогает ему, перебирая ногами.

— Дальше сама, — отпускает он её талию на кухне.

— Задохлик.

Она под вялые взаимные колкости проходит к столу, садясь за стул и изгибает бровь, ожидая, когда те закончат. Олег же, всё так же разговаривая, достаёт из рюкзака шарфик.

— Это всё, на что меня хватило. Честно, я не могу представить, что тебе дарить…

— А ещё статус бедного студента не даёт.

Иса, в принципе, не обижена — шарф вполне милый, пушистый в меру и не просто какой-то кусок ткани, а действительно тот, что греет. Она просто счастлива этому — хочет сказать, чтобы в следующий раз не тратился, но понимает, что сильно ударит по гордости. Иса просто предлагает чай.

И они сидят до четырёх утра, смотрят фильмы, иногда играя в финалку — просто так, взбодриться. Они большую часть дурачатся, но не сильно — не портят настроение друг другу, сводя к скандалу. И у Исы это почему-то получается на автомате.

— Вот блять, — Олег трёт переносицу, сидя на своей лежанке, — у меня ж первая матан.

— Прогуляй, чё, — Рос притягивает ближе Ису, кладёт ей на плечо свою голову. — Мы завтра не идём. Пятница же.

— Не у всех бюджетка, детка.

Росу всё же не удаётся уговорить Олега, и Иса ничуть почему-то не огорчается тому, что тот заскочит всего на час.

С утра Иса заезжает к матери, заодно принимая гостинцы от тётки — у Марии шоколад был не по вкусу самой Исе, зато она с удовольствием скармливала его Росу, которому то извращение, по всей видимости, нравилось. Рос вообще иногда всякую дрянь в рот тащит — взять хотя бы сигареты.

Дашка пишет ей целую речь, через слово вставляя «извини», обещая, что как только она вернётся с Турции — так сразу и поздравит. Иса не успевает обдумывать ответы на сообщения — и Даша сама себе отвечает, иногда уходя не в ту степь. Исе приходится прошляпить свой автобус — благо, что раз в двадцать минут ходит. И на том большущее спасибо, что не в час.

Иса пишет очередное эссе, заданное на следующую неделю, пока у неё не отбирают листок бумаги — нагло так, с ухмылочкой ещё и хихиканьем.

— Никто не делает так в выходной, дурашка.

Исе уже не обидно за дурашку — она цепляется за его рукав, угрожая порвать, но результата это не приносит. Она садится обратно в кресло, поджимая под себя ноги, и её стукают по голове пакетом с чем-то тяжёлым.

— Уж у кого-то фантазия есть, поверь.

— Ммм, дай угадаю… — она делает паузу, забирая пакет, приближается к Росу — к его губам, — это серёжки?

И клюёт, пока тот не опомнился. Иса убирает пакет, смотря на игрушку — о ней она говорила вскользь, как-то лениво, но, видимо, Рос всё понял. Чертёныш.

— Откуда ты достал вторую часть-то?

Он разводит руки в стороны, пожимая плечами:

— Ну, скажем, — Рос наклоняется к ней, опирается руками на спинку кресла, — у меня есть очень-очень сговорчивые люди.

— Никто просто так не отдаст. Все считают, что второй Сайлент — это бестселлер всей серии. У тебя с почками там всё в порядке?

— Можешь не волноваться.

Иса пьёт из его рук красное вино — ей вообще по вкусу больше белое, но это не так уж и смертельно. Она отмахивается от него, и они разливают вместе прямо на её блузку.

— Я выгляжу сексуально?

— Как стриптизёрша или лично для меня?

— И то, и то.

Рос резко наклоняется к ней, целуя в шею — туда, где и пролилось вино; он водит своим языком по коже шеи к уху — обводит раковину, кусает за хрящ и мочку, шепча:

— У меня может вставать на разное, но из-за тебя я себя иногда не контролирую.

И Иса знает, что это правда — она замечала это и не раз. Она видела своими глазами, чувствовала телом и услышала сейчас.

Они включают радио и под Ариану Гранде танцуют — что-то своё, изгибаются, дурачатся и смеются, не думая ни о внешнем виде, ни о чём-то ещё — Иса вспоминает комплексы, но отмахивается от них, вовлекаясь снова и снова в танец под Гагу, Кетти Перри и остальных.

Они лежат голые, а на подушке — плеер Исы, и из наушников льётся Time Пинк Флойда — и Иса гладит Роса, улыбается, зная, что тот тоже умиротворён и спокоен.

— Меня иногда посещают мысли о нашем расставании.

— Но пока что оно не предвидится, — он приподнимается, опираясь на руку. — Слышала про ангедонию?

— Мой отец бы заколол тебя, услышав, что ты к такому применяешь диагноз.

— Но-но, — Рос укладывается ей на грудь, прикрывает глаза. — Расстанемся мы или нет — это не так уж и важно. Сейчас мы хотим быть вместе, так почему нет? Тем более, что ты никогда не будешь использовать чёртов супружеский долг. Для тебя это не обязанность, как и для меня.

Иса кивает. Она знает, что однажды попросит — просто для того, чтобы определить социальное положение. И, если она хочет, то вполне может обойтись без этого «или».

У неё нет причин для того, чтобы перестать хотеть. Пока не выпьется — и Иса хочет, чтобы это было до конца — чтобы она не перехотела, как и Рос. Пусть это будет до их конца — Иса знает, что навряд ли уже такое будет, и, может, она зря себе сейчас позволяет такую наивность, но Иса желает — и она будет желать этого до конца, как и жить.