Суета. Коридоры – вообще белые, но я вижу их сероватыми, такой уж тут свет. Освещение мне страшно не нравится, но считается, что оно снижает нагрузку на недавно модифицированные глаза. Не знаю, что оно там снижает, или кому-то просто очень лень разбираться с калибровкой, но находиться в этом крыле мне почти физически... грязно.

Впрочем, не исключаю, что Магнус что-то специфическое навертел на мои глаза, а на самом деле свет как свет, и одна я его так вижу.

Голос одного из инженеров шелестит мутной скороговоркой в наушнике про «модификации прошли успешно но отклика от мозга нет» и «ну не выкидывать же его, условно он рабочий».

Как же его зовут?.. В последнее время много новеньких, в том числе у них, и прибывает еще.

Ай, не о том печаль.

Кривит меня от его слов. «Условно», «рабочий». Будто перед ними - жестянка с искусственным мозгом. Или это профдеформация такая?

Понятно, почему психов они только из гибернации выводить умеют, а из «штопора» нет, с таким-то отношением. А нормальных психологов и психиатров к нам не заманишь, за небольшим исключением. Быстрее наклепать из них жестянок. Да и сколько их осталось, нормальных-то?

В этот отсек вообще мало желающих работать. Здесь – покореженные одиночки, психи, будущие камикадзе. Все, включая тяжелых шизофреников и малоуправляемых психопатов.

Магнус конечно тоже психопат, хоть и без справки. Но он такой – как очень воспитанный ребенок. Игрушки не ломает.

Замечаю, что кручу в пальцах стилус. Кроме Магнуса и бати я ни у кого не видела настоящей бумаги, а стилусы использует только Магнус, у которого я в очередной раз его из кабинета и утащила. Я их конечно возвращаю, сразу по нескольку штук, но избавиться от привычки никак не могу – Магнус кажется уже даже не бесится, привык.

Будничным движением собираю волосы на затылке, и вместо заколки втыкаю стилус. Неаккуратно, но удобно. В отражении окна в палату моя голова похожа на горящий факел. Или фейерверк – батя как-то смастерил из чего попало такой, заложило тогда уши по-моему у всех, кто был в радиусе тысячи километров.

Вот и мне каждый раз приходится делать что-то с похожими последствиями – все вокруг прячутся в панике, зато слышно тому, до кого действительно надо было доораться. В какой-то степени это даже красиво, наверное поэтому я до сих пор откликаюсь на истерические вопросы инженеров «оно никак, выкидывать?!»

Куда выкидывать?! Ополоумели, изверги.

Если уж вы не можете с ними управиться – для синтетиков они вовсе неуправляемая стихия околобожественного происхождения.

– Не верещи, – наконец подаю голос. Шелест в наушнике на мгновение прерывается, а потом с новой силой начинает мне загонять то, что я слышала уже сотню раз.

– Номер палаты мне повтори, – можно было бы отмотать запись его трепа, да и номер я на самом деле помню. Но я хочу обозначить – я занята. Не лезь, убьет.

Снова затыкается, молчит, будто у него мозг на перезагрузке. Лаконично выдает номер. И наконец исчезает из эфира.

Умница какой.

Но наушник я все же вынимаю.

Захожу. Без стука.

На инвалидной коляске, в паутине капельниц и проводов, отслеживающих активность организма, сидит мужчина. Ну как, сидит.

Хочется сказать – покоится.

Так сидят старые шарнирные куклы в витринах антикварных магазинов. Шарниры давно ослабли, и ноги, руки – все как попало, лежит как положишь, голова наклонена, из шеи кажется вот-вот вылезет острый позвонок.

Словно тело не соединено с мозгом, но показатели, которые я видела на коммутаторе, говорят об обратном. Все работает – нет желания это все использовать. Даже нежелания нет.

А ведь мозг цел. Но мозговая активность...

Я не вижу его лица – только аккуратно обритое темечко и высокий лоб. Да еще крупные кисти рук видны из рукавов серой больничной робы – ладонь и пальцы наверняка способны обхватить чуть ли не половину моей головы.

Магнус как раз недавно рассказывал о каком-то мерзком происшествии с трансплантацией живых органов. Нелегальной, само собой. Я читала свежие досье, удобно устроившись в кресле с ногами в его кабинете и крутя очередной стилус. Мне приходится читать всё, что связано с теми, кого «метут» с улиц, ночлежек и больниц. Кого-то я пробегаю глазами очень поверхностно, сходу видя, что с ним справятся сначала инженеры - а потом штатные психологи или психиатры.

А кого-то выцепляю сразу, с полувзгляда. Очень редко ошибаюсь: зачастую, если они переживают модификации, с ними возникают проблемы – от потери «смысла жизни» до банального нежелания принимать происходящее за правду.

Магнус не понимает, почему такие огромные пласты информации я не подгружаю напрямую, но чтение для меня – сродни медитации, и помогает сразу классифицировать, что куда.

Вот и тогда я заинтересовалась скорее ситуацией, чем досье. В кабинет очень вовремя заглянула Мадам, принесла Магнусу кофе, отобрала у меня стилус, в общем, полностью нарушила рабочую обстановку – если Мадам приносит кофе, то ни о какой работе речи идти не может.

Зато потрепаться под кофе Магнус очень даже не против.

Магнус сделал глоток, запрокинул голову, молчал. Снова перекатываю к себе стилус, вполглаза дочитывая досье и косясь на него, ожидая ответа.

Тот, как заведено под чашку хорошего кофе, рассказывать начал «кругами», как сказку.

Очень страшную и грустную сказку.

Я смотрю в обритое темное темя и на тяжелые, безжизненные руки, и вспоминаю эту сказку. Не проматываю запись, именно вспоминаю – и словно густая, горькая волна поднимается: захлестывает лодыжки, колени, живот.

До сердца.

Для того, чтобы вытащить кого-то с самого дна – нужно спуститься туда же, в ту же темноту и горечь, тот же страх, то же...

...предательство.

Ключ найдется там же.

– Но ты ведь всё ещё хочешь ему отомстить? – чувствую, как против воли губы растягиваются в улыбку, так же невольно подаюсь вперед, слегка наклонившись.

Скорее ощущаю, чем вижу, как вздрагивают руки, меняют положение неудобно подвернутые ноги – совсем чуть-чуть, но это уже не старая шарнирная кукла, уходит острота позвонка с обратной стороны шеи.

Он делает глубокий вдох, похожий на стон – дышал ли он вообще после модификации?

И поднимает голову.

Как будто обретает цвет, жизнь и смысл. Из-под высокого лба – тяжелый взгляд, глаза янтарные, почти желтые, все тело внезапно напрягается – не как для прыжка, а...

Батя рассказывал байки с Первой Земли: об оборотнях, которых неумолимая сила – а иногда собственная воля – превращает во что-либо.

Так и здесь: передо мной был оборотень, еще немного – и из него полезут кости, зубы, когти, шерсть.

Могли бы полезть. Если бы он уже не был превращен. И вместо когтей и шерсти – металл и синтетика.

Смотрю на него внимательно. Красивый – тяжеловесной такой красотой, не как Магнус. На свою фотографию в досье похож только отчасти – сильно портит вид коротко обритая голова, да и если нет запроса на внешность – дизайн-инженеры после перетяжки не сильно заморачиваются над морщинами, в том числе и мимическими.

Вообще, весь на вид тяжелый. Я видела такие типажи, это обманчивое впечатление: такой успеет откусить тебе голову прежде, чем ты сомкнешь губы после неуместной шутки.

И взгляд не отводит, хотя такое разглядывание мало кто выдерживает, даже эти несколько мгновений. Залип куда-то в район переносицы. Очередной психопат?

Так и смотрим друг на друга.

– Здравствуй, – я всегда здороваюсь и представляюсь после применения «ключа». – Я...

- Рыжая, – каркаю я, выдавливая из себя слова, будто вскрывая гнойник. В горле застоялось, хотелось прокашляться, но не получалось. Кивнув, сдёрнул с себя какие-то трубки, встал, покрутил шеей с хрустом. Ещё раз взглянул на непрошенного гостя.

– Ты знаешь, что с тобой сделали? – спрашивает рыжеволосая, немного наклонив голову в бок и подобравшись, словно пружинка. Вот-вот прыгнет.

– Корабль есть? – осматривая помещение, пытаюсь привыкать к новому формату зрения и новому… Всему.

– Вообще, после «программы» где-то три цикла учатся ходить и…

Стальная пластина двери с шумом вмялась. Зазора по центру не хватает, не зацепишься.

Рыжая молча подошла и нажала что-то на панели, дверь распахнулась.

– Ты хоть пилотировать умеешь?

– Зачем? – голос всё ещё хриплый, с клёкотом каким-то. Надоело. Я опёрся одной рукой о серую стену в коридоре, другую засунул в горло и размял пальцами структуру внутри. Прокашляться больше не хотелось.

– В какую сторону?

Она долго смотрела мне прямо в глаза, пытаясь то ли принять решение, то ли найти в них ответ на какой-то свой вопрос. Наконец, махнула рукой в левую часть коридора от выхода из каморки, в которой мы встретились.

– Но у меня есть условие.

Остановился, не поворачиваясь.

– Я пойду с тобой.