Решительно избавившись от рабочего жилета, Янто Джонс приоткрыл дверь разгонявшейся машины и выбросил его прочь — жилет исчез в облаке пыли, поднятой колёсами. Он захлопнул дверь за собой и прокашлялся — чёртова пыль, повсюду чёртова пыль.

— Куда мы едем? — нервно поинтересовался Рис с водительского сиденья; в голосе отчётливо слышалась возрастающая паника. — У нас ведь есть дальнейший план? Скажите, что у нас есть план.

— Рис, всё в порядке. У нас есть план, — самым спокойным, избранным тоном отвечала Гвен, надеясь не допустить нервного срыва. Она прекрасно понимала, что все — люди, и все напряжены до предела, но это сейчас совершенно ни к чему. — Разрабатываемый план. Верно, мальчики?

— Я знаю некоторые заброшенные объекты, раньше принадлежавшие Торчвуду-Один. Мы могли бы временно скрыться в каком-нибудь из них, — изо всех сил Янто старался оставаться сдержанным, хотя внутри всё до сих пор сотрясалось после всплеска адреналина. Он медленно выдохнул, прежде чем продолжить: — Объясню по дороге. Для начала… найди дорогу.

Решив вмешаться, Джек наклонился ближе к передним сиденьям и с привычной улыбкой произнёс, прочистив горло:

— Не хочу показаться навязчивым, но… хорошо бы по пути ограбить какой-нибудь импортный магазин.

Янто не сдержал ухмылки, взглянув на него и заметив, что он наконец-то прикрыл своё драгоценное хозяйство предложенной курткой.

— Никаких разбойничьих налётов сегодня, — “строго” ответил Джонс, после чего наклонился и принялся на ощупь отыскивать что-то под своим сиденьем. — Я… не исключал вероятность такого исхода. Так что вот здесь…

Джек засмеялся.

— Всё-то ты продумаешь… — скромно протянул капитан, наблюдая за своим партнёром.

— Иначе я бы не был так хорош.

Бросив на него неоднозначный взгляд и подмигнув, он вытащил пухлый пластиковый пакет и протянул его Джеку. Заметив изменившееся выражение его лица, отражавшего реакцию на содержимое, Янто отпустил мягкий смешок.

— Знаю, знаю, это кошмар, но ты уж извини. Что схватил, то привёз, — в довершение всего, он достал откуда-то из внутреннего кармана пиджака маленькую упаковку влажных салфеток, совсем ни на что не намекая.

— И что бы я только делал без тебя?

Покачав головой, Джек благодарно улыбнулся, без излишнего промедления принявшись на скорую руку приводить себя в порядок, чтобы хоть как-то избавиться от грязи и пыли, и одеваться. Нельзя сказать, что заниматься этим находясь в тесной машине было комфортно, однако деваться некуда. Да и ему ли привыкать.

— Рискну предположить, что так и вышел бы в люди в чём мать родила, — слегка запоздало ответил Янто. — Не то чтобы тебя сейчас что-то останавливало…

Он по обыкновению сохранял невозмутимый вид, сам же крепко прижимаясь к заблокированной двери, освобождая Джеку немного больше пространства для манёвров.

— Так вот, значит, какого ты обо мне мнения? — шутливо допытывался капитан; затем, обратившись ко впереди сидящим, с напускным смущением пробормотал: — Вы уж простите, что так…

— Ой, да с тобой по-другому не бывает, Джек, — с усмешкой отозвалась Гвен с переднего сиденья. — Переживём.

Пока Джек возился, Рис тем временем выехал на цивильный участок асфальтированной дороги, и Янто, которому понадобился лишь беглый взгляд на окружающее пространство, чтобы найтись, вкратце объяснил дальнейшее направление.

Затем все неизбежно притихли. Спустя какое-то проведённое в затишье время, Рису пришло в голову настроить радио. Первой же реакцией Янто было решительное стремление попросить его выключить, но в итоге он сдержался. Благо, тот не стал устанавливать большую громкость… да и станция, если честно, попалась неплохая.

Секунда за секундой, мгновения хватались друг за друга и убегали в неизвестность вместе с проходящими участками дороги, унося вместе с собой частицы встревоженного беспокойства, какие только можно было забрать. Уже скоро Янто с облегчением заметил, как успокоилось сердцебиение и выровнялось дыхание, что помогло обеспечить начало возобновления порядка среди хаотично метавшихся мыслей по просторам взбудораженного сознания.

Неминуемо, удушливая тревога немым привидением застыла в воздухе, неподвижная и почти осязаемая. Из-за её негласного присутствия, все какое-то время просто молчали, физически ощущая напряжённое давление в атмосфере, но отказываясь обсуждать это — бесполезно. Даже приятная слуху незатейливая фоновая мелодия не могла помочь им справиться.

Янто, надеясь отвлечься от всего, отвернулся к окну, выглядывая туда с беспокойством — очередное неподдающееся контролю чувство. Он старался, что было сил, не давать волю покрытому нервной рябью чувству, предвещавшему паранойю. Но всё вокруг на улицах этого города, залитых светом полуденного солнца, выглядело как-то враждебно. Чего стоили одни эти вселяющие холод старые каменные здания, почти все серые, тесно прижимающиеся друг к другу, нагромождающиеся. Некоторые вовсе напоминали что-то хищное. А люди… казалось, сейчас каждая и каждый — случайные прохожие — следили за ними, оборачивались, как только машина удалялась достаточно далеко. Конечно, это всё — лишь болезненное порождение длительного напряжения; неправда. А правда заключалась в том, что, на самом деле, нынешнее положение дел оказалось куда лучше, чем могло бы. Проблема здесь только в его взгляде на вещи… но от понимания легче не становилось. Ничуть.

И уже сейчас Янто хотелось как можно скорее убраться из этого города. В сознание вползла одна мысль и намертво вцепилась своими когтями, так что бороться с ней бесполезно: ничего хорошего не вышло тогда, не выйдет и сейчас.

Джек откинулся на спинку кожаного сидения и прикрыл глаза, даже не пытаясь скрыть своего изнеможения. Каждый дюйм, каждая клетка, каждая крошечная частица его тела (можно ли это назвать новым телом?) и даже что-то внутри этих частиц, — всё чудовищно болело, точно изнутри его прожигали миллиарды отчаянных осколков бомбы. Боль замыкалась сама с собой в непрерывную цепочку, вселяла уверенность, что ни одна из частей тела не приживётся — отторгнется, отомрёт. Капитан стоически переносил всю эту боль, свербящую, зудящую и ворочающуюся, пытался совладать с ней, хотя не прекращал ощущать себя так, будто проигрывал эту битву.

В какое-то мгновение в его мучившемся сознании зародилась мысль, что было бы неплохо, уничтожь его та бомба окончательно. Навсегда. Забытьё казалось таким манящим, долгожданным, сладостным, что он чуть было не поддался нашедшему на него мороку. Но этому всё равно не суждено случиться. Потому хорошо бы вместо того, чтобы продолжать попусту изводить себя, собраться с новыми силами как можно скорее. И ни в коем случае не показывать свою уязвимость.

Джек сфокусировался на мысли о близких ему людях, находившихся рядом с ним в этот самый момент. Людях, за которых он несёт ответственность. Они напуганы и растеряны, причём чрезвычайно, и он в состоянии помочь им, однако только если продолжит оставаться ориентиром надежды, сохранит образ неразрушимого бессмертного, которому по плечу справиться с угрозой любого масштаба и вместе с тем защитить всех остальных — собой, если придётся. А если они увидят его в истинном свете, в виде простого человека, терзаемого адской болью и скользкими сомнениями… Стоило ли разочарование в их глазах того, чтобы идти на уступки несчастной жалости к себе? Определённо, нет.

Всего каких-то несколько часов, в крайнем случае пара суток, и боль исчезнет. Как всегда. Как и всё остальное на протяжении его… существования. А потом вернётся, так или иначе, но это уже совсем другая история совсем другой стороны его проклятия.

Янто, не заметив, как ушёл в себя, едва не вздрогнул, когда его вернул в реальность звонкий голос Риса, озвучивший очередной вопрос навигационного характера. Незамедлительно ответив, Джонс не сдержал шумного выдоха: стоило догадаться заранее, что будет непросто. Рис в Лондоне нечастый гость, а Лондон — город немаленький и своенравный. Только поверхностно задумавшись о предстоящем, Янто начал жалеть, что вообще дал ему сесть за руль. Но по итогу смирился, ведь тратить драгоценное время на рокировку — тоже идея не из лучших.

Повторно растолковав надлежащий маршрут, Янто откинулся на сиденье и инертно взглянул на сидевшего рядом Джека. И вдруг заметил, как ужасно — переутомлённо и обессиленно — он выглядел. Да что там, если бы не размеренно поднимавшиеся и опускавшиеся при дыхании грудь и плечи, Джонс решил бы, что капитан Харкнесс снова мёртв. Янто прикусил губу; столь удручающий вид его любовника естественным образом вызвал колючую реакцию в районе сердца.

— Джек? — негромко окликнул он, пододвинувшись ближе. — Ты в порядке?

Рука несознательно потянулась, чтобы приобнять его за плечи, но Янто отдёрнул её на полпути, когда Джек приоткрыл глаза и слабо улыбнулся в ответ.

— Я всегда в порядке, ты же знаешь.

Ответ мог бы звучать убедительно, не заучи Янто на отлично повадки этого человека за всё проведённое с ним время. Однако, рассудив, что сейчас не лучший момент для выяснения подробностей, особенно поскольку Джек вряд ли стал бы беспрекословно отвечать, Янто кивнул и повернулся было обратно к окну. Но Джек, заметив незавершённый жест секундой ранее, подался навстречу Янто и ласково взял его за руки. Последний этого не ожидал, потому не смог сдержать смущённой реакции.

— Спасибо, — проникновенным голосом проговорил Джек, заглянув в глаза партнёру; позже он повернулся к впереди сидящим. — Всем вам спасибо. За то, что рискнули своим здоровьем ради моего вызволения…

Пока капитан говорил, мягко поглаживал большим пальцем тыльную сторону ладони Янто, который так и замер — с лёгкой улыбкой на лице.

— Ради всего святого, Харкнесс. Прекращай, — привычно отмахнулась Гвен. — Могли бы мы иначе?

Каких-то жалких несколько минут спустя, Гвен и Рис уже вовсю обсуждали друг с другом что-то ненасущеное; Янто даже не пытался слушать их и вообще старался особо не думать, что эта поездка всё более походила на небольшое семейное путешествие за город ради пикника. Если бы только не предыстория… Да, действительно невероятно, что немного спокойного времени в относительно безопасной обстановке могли сделать с сознанием.

Сам Янто был занят тем, что с нескрываемой нежностью поглаживал Джека по голове, устроившегося у него на коленях, перебирал между пальцами его тёмные волосы и слегка мечтательным взглядом разглядывал черты этого лица. В любое другое время Джонс переживал бы за кожаную обивку сиденья, на которое капитан так беспечно залез с ногами, но сейчас это казалось слишком мелочно. Зачем портить момент безмятежности, который и без того очень скоро канет в небытие — далеко и надолго?

Кто знает, может, такие вот крохи мгновений — всё, что у них осталось. Может, кроме них ничто и не имеет значения в масштабах вселенной. Было бы весьма в духе её парадоксальной сущности: что-то очень маленькое на первом месте в номинации “очень большие вещи”.

Под воздействием дорожного шума и лёгкой музыки по радио слишком легко было допустить некоторое отвлечение мыслей, позволить наваждению выбить сознание из колеи реальности. Даже вопреки тому, насколько тревожащей была обстановка в действительности прямо сейчас. Янто хотел бы какое-то время не беспокоиться о произошедшем или о том, что ещё должно произойти, и постарался сфокусироваться на достигнутом. Порадоваться каким-то успехам. Напомнить себе, что он рад, что получилось спастись, спасти Джека и воссоединиться всем вновь. Он старался убедить себя в том, что заслужил передышку, после всего случившегося за последние… больше, чем сутки. Он ужасно сильно устал, потому что не спал, блуждая по Кардиффу, убегая, сам не зная отчего и за что. Потерянный, обеспокоенный, совсем один. Хотя бы это уже осталось позади.

Сейчас стало лучше, когда они все вместе — когда Джек снова рядом. И никакая треклятая мировая угроза не казалась больше страшной. Теперь они справятся. Пусть без дома, пусть в другом городе, но они справятся. Потому что чёрта с два их что-нибудь теперь разлучит — или когда-нибудь вообще, — а всё другое, популярно выражаясь, — суета.

… Помимо всего прочего, Янто окончательно решил для себя, что нет совершенно ничего плохого в том, чтобы называться “парочкой”. Может быть, когда всё закончится, он предпримет что-нибудь, дабы вывести их отношения на новый уровень. В конце концов, Янто любит его. Вопреки всем противоречиям, возмущениям разума, безрадостным перспективам — вроде осознания своего места в жизни Джека… это не важно. Может, он даже заявит об этом прямым текстом, как выдастся момент. Обязательно скажет. Ведь они оба заслужили это.

Лёгкая улыбка, оттенённая ноткой усталости, коснулась лица Янто Джонса, когда его взгляд остановился на чуть приоткрытых губах капитана. В это самое мгновение он ощутил настойчивое желание склониться к ним и поцеловать, крепко, нежно, вложить в один поцелуй всё своё сплетённое из алогичности чувство и душу, насколько это возможно. Но всё же он счёл благоразумным сдержать эмоциональный порыв: ведь они не одни. С другой стороны, Гвен и Рис не отказывали себе в таком никогда, но… ему всё равно как-то непривычно. Неловко. Может быть, “неловкость” стоило бы отпустить, отослать куда подальше — сказать всегда проще, чем сделать. В итоге вместо поцелуя Янто лишь вздохнул и переместил ладонь, мягко прижался ей к тёплой щеке Джека — как с виду, так и на ощупь она ничем не отличалась с тех пор, как Янто касался её прежде. Этот жест вынудил Джека приоткрыть глаза; они встретились взглядами и оба расслабленно улыбнулись.

Капитан Харкнесс, в свою очередь, с трудом сдерживал себя, чтобы не начать подпевать радио — звучало что-то знакомое до боли, хотя поймать скользящее воспоминание ему никак не удавалось. Казалось, что воспроизведение мелодии могло помочь вспомнить, однако, из уважения к остальным, Джек держался. Хотя сам он всегда был уверен, что неплохо поёт, в этой компании его как будто намеренно не оценивали по достоинству.

Успокаиваемый прикосновениями чутких кончиков пальцев Янто к своим волосам и лицу, Джек тоже позволил второстепенным мыслям унести его. В конце концов, это также не самый плохой способ преодолевать боль. Глядя на своего партнёра теперь, так привычно прятавшего усталость под полуулыбкой, Джек думал о том, как непросто ему, скорее всего, пришлось за последние сутки. (Или даже больше? Смерть, в конце концов, на то смертью и является, что невозможно отслеживать течение времени, будучи мёртвым. Естественно.) Лишиться практически всего в один момент, едва не погибнуть при этом, податься в бега — и всё в то время, когда над миром нависла неясная, оттого особо пугающая, инопланетная угроза… Впрочем, Джек нисколько не сомневался, что Янто справится.

Он искренне восхищался, как вопреки трудностям Янто нашёл способ отыскать его и вызволить. Так… неординарно и вдохновляюще. Как выдастся минутка, капитан непременно учтиво расспросит его о подробностях проведённого без себя времени и… отблагодарит надлежащим образом за спасение — он не смог удержать предвкушающей ухмылки от одной только мысли об этом.

Джека приятно согревала мысль, что Янто — такой целеустремлённый и исключительно преданный Янто — рядом с ним, готовый на что угодно ради него, как доказала сегодняшняя практика — и далеко не только сегодняшняя. Хотя он помнил, как какое-то время назад Янто в порыве гнева бранился и восклицал, что, подвернись случай, вместо того, чтобы спасать его, будет не прочь стоять в стороне и смотреть. Теперь казалось, что с той поры прошла целая вечность… в каком-то смысле, для Джека так оно и было.

Но… зачастую, как и теперь, он спрашивал себя: так ли это правильно? Заслужил ли он такое к себе отношение? Нуждался ли в проявлении заботы человек, который не может умереть? Человек, который однажды оставит позади эту жизнь, эту историю, этот мир; уйдёт прочь в поиске новой жизни? Правильно ли, позволительно ли ему использовать живого человека, имеющего шанс обрести что-то более ценное и постоянное, шанс быть любимым целиком и полностью до конца вечности, как он того и заслуживает? Ведь Джек… он сам — вечность. Он не сможет дать Янто самого главного, по-настоящему осчастливить его, как бы сам того ни хотел. Потому что — оба слишком хорошо знают — настанет момент, и всё закончится; он должен будет уйти навсегда. Они знают: всё уже заканчивается, каждую секунду. С каждой секундой приближается неизбежность, что разлучит их; и останется лишь он, Джек, посреди шумной пустоты вневременного бытия, наедине с воспоминаниями и бесконечной болью.

… Время, непримиримый враг бессмертия, однажды добьётся своего. Однажды оно заберёт даже воспоминания, кусок за куском. Потому что это часть его натуры — побеждать. Разрушать. Образ, наполненный теплотой и любовью, бережно хранимый вплоть до малейших деталей, однажды начнёт истаивать — частичка за частичкой. В конечном итоге от него останется лишь имя. А после уйдёт и оно.

Почувствовав срочную необходимость отвести от себя угрозу наплыва отрицательных эмоций, Джек чуть поёрзал на коленях своего любовника и, убедившись в том, что целиком обратил его внимание на себя, в очередной раз расслабленно улыбнулся и негромко спросил:

— Знаешь что, Янто?

Вопреки тому, что у него не осталось почти никаких ресурсов, Джонс всё же продемонстрировал заинтересованность и вместо ответа выжидающе глядел прямо в глаза Харкнесса. Пару мгновений спустя, капитан продолжил проникновенным шёпотом:

— Ты мой герой.

Янто вместе с выдохом отпустил тёплый смешок.

— И хотя есть много разных героев, я нравлюсь тебе больше всех?

Джек приглушённо усмехнулся в ответ.

— Ты помнишь...

— О, ещё бы, — Янто задумчиво провёл большим пальцем по его щеке. — Такое забудешь. Особенно учитывая…

— … чем всё в итоге обернулось? — поспешил дополнить Джек, игриво подмигнув.

— Не… — на секунду поддавшись провокации, Янто отвёл взгляд в сторону. — Вот не надо. Я имел в виду обстоятельства. Насыщенные выдались деньки, даже более чем, — он вернул Джеку взгляд с толикой укоризны. — Ты ведь чуть не убил меня.

Капитан поджал губы; на мгновение даже показалось, что это впрямь задело его.

— Я до сих пор чувствую себя виноватым…

— О, ничего страшного, — вновь улыбнулся Янто с благосклонностью. — Мне тоже хотелось убить тебя. Так сильно хотелось… даже зная насколько маловероятно это осуществить, — он прочистил горло и усмехнулся. — Чёртов вирус.

Джек поддержал его усмешку, откликнувшись с бо́льшим задором, чем сам того ожидал.

— И не говори. Чёртовы вирусы. Даже для бессмертного то ещё испытание, — на секунду он о чём-то задумался. — Не сказать даже “особенно”… вы-то просто умрёте себе и всё, а я? Ты хоть представляешь, каково воскресать, пока всё ещё продолжаешь умирать в замедленном действии?

— Ну нет, всё. Эту песню я уже миллион раз слышал, закругляйся, — с наигранной суровостью скомандовал Янто. Спустя небольшую паузу, он поинтересовался: — Или ты вспомнил тот случай, когда чуть не стал овощем из-за… как там его звали, того ненормального с младенцем-убийцей и ядом Кагавы?

— Думаешь, я знаю? Нам было как-то не до знакомства. Сначала он стрелял в нас, потом я пытался добиться от него информации, а потом ты появился, такой весь внезапный, во всеоружии, и…

— … непревзойдённый? Головокружительно опасный? И у тебя настолько перехватило дух, что ты забыл спросить его имя? Совсем на вас не похоже, капитан.

— И ты снёс ему голову, — Джек старался говорить спокойно и не засмеяться во весь голос. — Но твои предположения тоже верны.

— О. Как-то такая мелочь ускользнула от меня.

— Пожалуй, не стоило так рубить с плеча. Он мог бы ещё преподнести нам информацию… на блюдечке.

Оба легко посмеялись над скверными каламбурами, затем притихли. Джек, явно что-то обдумав, позже спросил, несколько посерьёзнев:

— Раз уж зашла речь… скажи. Когда ты говорил, что, если понадобится, всю свою жизнь потратил бы на заботу обо мне и поиск исцеления, ты правда собирался так и поступить? Серьёзно?

— Да, серьёзно. Как инфаркт.

Джек никак не отреагировал на это, кроме привычной “нечего сказать” полуулыбки и соскользнувшего в сторону взгляда, снова слегка затуманенного каким-то одним ему известным размышлением. А Янто, между тем, добавил:

— Но я рад, что не пришлось. Очень. Кошмарная была бы жизнь. Имею в виду, ты только представь: выхаживать безнадёжного инвалида, который даже умереть окончательно не может. Да хуже участи ведь не придумаешь…

Полуулыбка переросла в ухмылку, и в итоге Джек не выдержал и рассмеялся. Подхватив его смех, Янто даже не заметил как стремительно разрослось внутри чувство, подталкивавшее смеяться всё более открыто и увлечённо. Судя по всему, Джек попался в то же самое состояние, и уже несколько мгновений спустя они оба не могли перестать. Хотя повода-то особого не было. Но хорошего понемножку: любому веселью должен быть положен конец, и в этот раз их прервал нарочито строгий голос Гвен:

— Эй, белендрясники. Давайте потише. Вы здесь не одни.

— Простите, — благоразумно прекратив, в один голос откликнулись Янто и Джек.

— Кстати, Янто, насчёт того случая, — с искусственной отстранённостью продолжала она, на самом деле с большим трудом сдерживая улыбку. — Я ведь ничего не забыла. А значит ты по-прежнему должен мне…

Джонс отвёл взгляд в сторону, желая, но не в состоянии всецело повернуться к окну, и старался не покраснеть, когда перед глазами возникло чёткое воспоминание.

— Да что ж с вами со всеми делать… — едва слышно пробормотал он.

— Ну всё, — Джек же снова рассмеялся, — я сейчас же начинаю ревновать.

Рис, до того всецело поглощённый управлением автомобиля, почувствовал что-то неладное и, не скрывая недопонимания, вмешался.

— А? — всё, на что его хватило.

Рис сразу понял, что ответа ему не суждено дождаться, потому что теперь уже все трое смеялись над чем-то — одним лишь им ведомо, чем. «Чёртов Торчвуд» — привычно ругнулся он про себя, решив не обращать внимания.

Прикрыв глаза, Джек с удовлетворением ощущал, как телесная боль от множества смертей за последние дни и жуткого воскрешения отступала под шершавые звуки хода машины, мягкую, почти плюшевую, тёплую мелодию по радио и внешний уличный шум, казавшийся недосягаемо далёким. Да, капитан Харкнесс может и воскрес физически некоторое время назад, но по-настоящему жизнь возвращалась к нему только теперь, рядом с Янто, с ощущением его дыхания, глухим, едва-едва уловимым биением его сердца; только теперь, когда отголоски последней агонии уплывали в небытие, таяли в теплоте его объятий. Джек улыбался и думал: так хорошо, как сейчас, ему не было, пожалуй, очень давно. И как ни скоротечно их мгновение, он не станет отпускать воспоминание о нём так просто.

Да, у этой истории только один конец, а он, Джек, в самом деле порой забывал, что на дорогих ему людей бессмертие не распространяется. Но теперь слишком поздно играть в бессмысленную предосторожность. Он уже привязался. И прямо сейчас он просто хотел бы, чтобы всё кончилось, разрешилось, чтобы момент, когда они с Янто останутся одни в более-менее спокойной обстановке, наступил поскорее. Чтобы он сказал, наконец, что чувствовал на самом деле. Потому что это важно. Потому что это правда, ради которой он ждал почти два тысячелетия.

«Нет ничего плохого в том, чтобы быть “парочкой”» — Джек улыбался собственным мыслям, не открывая глаз. Пусть. Так и будет.

Нужно лишь немного подождать.