Своих обманывать нельзя, даже если это сделает их счастливыми. Такова цена настоящей дружбы.

Макс Фрай - "О любви и смерти"

– Я уже говорил, что тебе идет черный цвет?

Даже несмотря на приличный процент синтетики в составе, ткань все еще казалась жесткой, не притершейся к телу, слишком целой, слишком чужой, слишком темной, неяркой. Но без накидки было еще неуютнее, так что пусть будет черная, почему бы и нет.

– Да, и не раз.

Он вертел сигару в руках, так и не решаясь закурить, хотя очень хотелось. Пассивное курение – тоже вредно, а помещение и так было задымлено стараниями «напарника», растрачивающего запасы сигар почти наравне с самим ковбоем. А вот Хандзо не любил, когда курят, но мужественно терпел наглость Джесси. И тот наглел, словно проверяя японца на прочность, а когда понял, что его ничем не пронять, решил проверить на прочность себя.

– Ты уверен, что твоя посылка остановит поиски? По-моему, она только даст им лишнюю зацепку.

– Не остановит, но существенно задержит, а это даст нам фору. Неужели ты не понимаешь, что я теперь предатель, как и ты? И что теперь по нашему следу пойдут всего два… нет, может, три человека?

Любовь меняет человека. Особенно – ее первая стадия, безрассудная влюбленность. Заставляет совершать ошибки, испытывать себя и окружающих, а затем безжалостно сминает тебя, как глину, дабы вылепить что-нибудь новое. А что именно новое – это уже как повезет. Из Гэбриэла, например, влюбленность слепила бесчувственного убийцу, слишком рано понявшего, что взаимности в этом мире не бывает. А когда Джек сам потянулся к нему, было уже слишком поздно для искренности. Тем более что у Рейеса была своя кукла – Джесси МакКри – благодарная за спасение и обучение, до определенной степени эмоционально зависимая. И такое обращение не могло не оставить свой след. Ковбой просто не мог поверить, что ему посчастливилось влипнуть во взаимную симпатию. Но сейчас он как раз хотел, чтобы Хандзо к нему остыл после предательства – в отличие от самого МакКри, который так и не сумел избавиться от влечения к Рейесу.

– Главное – что мне удалось помешать возрождению Overwatch, а дальше будем смотреть по ситуации.

– В каком же ты, должно быть, отчаянии, раз согласился на мое предложение!

МакКри криво усмехнулся своей маленькой победе и щелкнул зажигалкой.

***

Снова один. На несколько минут. Обратный отсчет перед тем, как нырнуть в яркий свет и громкую музыку, окунуться в эмоции ликующей толпы, мастерством звука зажечь огни в сердцах людей.

Как сделать это, когда в собственном сердце огонь едва теплится?

Люсио лишь раз видел лицо Гэндзи. Он узнал, что тот может безболезненно снять маску, но киборг все отнекивался. Тогда диджей выяснил у Ангелы, как маска снимается, подкараулил любимого и, запрыгнув к нему на руки, снял ее, на удивление быстро найдя на затылке открывающий механизм. Минутную паузу, пока Люсио рассматривал лицо Гэндзи, киборг воспринял как испуг. На самом же деле тот прослеживал взглядом за каждой полосой шрамов, рассматривал искореженные губы, улыбнулся почти отсутствующему носу, напомнившему ему старые фильмы про Гарри Поттера, где был такой же почти безносый злодей. Но главное – это глаза. По-прежнему живые, бездонные зеркала души цвета гречишного меда, в котором Люсио увяз, как мошка. Он не мог понять, почему Гэндзи так не хотел показывать лицо. Боялся шрамов? Разве они могли бы отпугнуть Люсио? Тем более эти глаза… вот их точно не следовало бы скрывать. Вернее, следовало бы – но только в бою, дабы защитить такую красоту.

И в тех глазах испуг сменился грустью – мол, ну что, доволен тем, что увидел?

– Глупый, – шепнул тогда Люсио, притянул лицо Гэндзи к себе и впился губами в его губы, обводя языком выемки шрамов по краям.

Это произошло в Нумбани, за несколько дней до злосчастного концерта.

Последняя операция, которую провела доктор Циглер, вернула киборгу контроль над телом и восстановила симбиоз его имплантатов с живой материей. Вот только последней теперь оставалось катастрофически мало, Амели Лакруа серьезно повредила Гэндзи внутренние органы, так что теперь он мог дышать и говорить только через маску. Как говорится, что имеем, не храним.

Гэндзи как-то заикнулся, что Люсио стоит поискать себе в пару нормального человека, на что тот возразил, что сейчас отношения людей даже с омниками – не редкость.

– И ты думаешь, они счастливы? – невесело усмехнулся киборг.

Люсио особо не задумывался о других, но сам он с Гэндзи был счастлив абсолютно, младший Шимада был нужен диджею, как воздух, он вдохновлял его, заставлял улыбаться, сам был таким странным и удивительным, что, казалось, постичь суть киборга не удастся и за всю жизнь.

Но Гэндзи все же ушел. Он хотел найти своего соратника, дабы разобраться, что же все-таки произошло. Хотел помочь в этих поисках своему брату.

И прежде чем расстаться, они почти час стояли в обнимку, не в силах насытиться обществом друг друга.

Как же сейчас диджею не хватало этих объятий…

Но время не терпит, неумолимым песком просыпаясь сквозь пальцы. Люсио сделал шаг вперед, закрыл глаза, вдохнул – и несколько шагов вприпрыжку, прямо на сцену. Ликующий крик толпы встретил его, зажег улыбку на лице музыканта.

– Спасибо всем, что пришли! – искренне воскликнул Люсио. – Надеюсь, вы готовы окунуться в музыкальную вечность? Потому что сегодня мы с улыбкой поздороваемся с самыми могущественными силами в этом мире.

Он окинул взглядом притихшую толпу, ободряюще подмигнул и продолжил:

– Свой новый альбом я хочу посвятить героине, о которой вы все наверняка не раз слышали. Ангел-хранитель самых смелых людей этого мира, доктор Ангела Циглер, пожалуй, единственная, кто сумела покорить смерть своей любовью к жизни. Встречайте – альбом «О любви и смерти»! Поехали!

***

– И он правда верит, что Рейес не будет его использовать?

Если бы Хандзо не видел говорящего, то ни за что не узнал бы по голосу. Джек Моррисон, которого он мальчишкой видел в расцвете лет, а за последний месяц узнал его как еще крепкого ветерана, за несколько дней постарел десятка на два лет. Еще более серая седина, голос надломился вплоть до хрипоты – словно он курил целыми днями, хотя запаха сигарет Шимада не чувствовал. Он уже не говорил про поведение, из заботливо-отеческого ставшее безразлично-циничным.

Пожалуй, лишь Хандзо, с детства приученный самоотверженно идти к поставленной цели, мог понять то, что довелось пережить Джеку и что он так умело скрывает от целого мира, продолжая бороться даже тогда, когда у других опускаются руки, до последнего сражаться за то, что правильно. 

Вот только как понять, что именно – правильно?

– Я рассказал вам то, что было в записке, – спокойно отозвался японец. – Джесси предложил Гэбриэлу свою службу в обмен на обещание не трогать никого из бывших агентов Overwatch.

– Если Рейесу понадобится, он непременно найдет лазейку, – устало выдохнул Моррисон и отвернулся.

Они сидели в индийском аэропорту в ожидании своего рейса. Каким-то немыслимым образом Джек сумел выйти на след Гэбриэла, и теперь они отправлялись за ними.

– Что ты собираешься делать? – внезапно спросил Моррисон. Хандзо не ожидал такого вопроса. Он и сам не знал, что собирается делать. Для начала – найти МакКри, а дальше? Как к нему относиться – как к предателю или герою? И если он предатель, то сумеет ли Хандзо поступить с ним так, как с предателем? Он уже однажды поднял оружие на Джесси, он дважды поднимал оружие на своего брата, пусть во второй раз он и не мог узнать Гэндзи за маской. Так стоит ли честь того, чтобы предавать свое сердце?

– Зависит от ситуации, – уклончиво ответил Хандзо. – А вы?

– Сделаю то, что должен был сделать много лет назад, – с обреченной решимостью ответил старый солдат и указал на отделение багажа, куда они уже сдали свое оружие. Хандзо не интересовало, как Моррисону удалось раздобыть разрешение. Удалось – и замечательно.

– А потом?

На этот вопрос ответа так и не последовало.

***

Вдох, выдох. Улыбнуться, открыть дверь, вихрем ворваться в общий зал и парой метких фраз развеять наконец эту тоску, что висит в штабе уже несколько дней. Так просто и привычно! Но почему-то Лена не спешила коснуться панели управления дверью, так и замерла перед входом с поднятой рукой, словно вдруг растеряла все те слова, что собиралась сказать соратникам.

Вдох, выдох. Если что, можно отмотать время и сделать вид, будто это был глюк хроноускорителя.

Лена медленно коснулась панели кончиками пальцев, осторожно заглянула в общий зал. Шестеро присутствующих синхронно подняли на нее взгляд. Хорошо, все на месте, как и договаривались. Ангела и Мэй сидят на диване, климатолог работала на планшете, но прервалась, чтобы улыбнуться и помахать Лене (хоть кто-то еще здесь искренне улыбается!), а доктор, откинувшись на спинку, с печальным видом смотрела куда-то вдаль, лишь на мгновение сфокусировав взгляд на Трейсер. Со стороны Мэй, опершись локтями на спинку дивана, стояла Фарра и старательно не смотрела в сторону Ангелы; завидев Лену, слабо улыбнулась и приветственно кивнула. С другой стороны из-за дивана выглянул Торбьорн. Райнхардт расположился на другом диване, поменьше, который здоровяку был словно сделанное под заказ кресло под его габариты. Уинстон же расположился чуть в стороне на полу и работал на ноутбуке, держа его ногами. Впрочем, он поприветствовал Трейсер активнее всех, захлопнув крышку лэптопа и отложив его в сторону, с готовностью поднялся на все четыре конечности.

Вдох-выдох. Как репетировали.

– Друзья, я так рада, что вы собрались здесь, несмотря на все невзгоды, что нам пришлось пережить! Ведь если даже после всех разногласий мы снова собираемся вместе, значит, мы – это часть одного целого! Мы – сердце Overwatch, и Overwatch в наших сердцах. И мы все еще нужны миру, потому что пока в нем остаются люди, способные причинять зло другим, миру нужны герои, которые сумеют этому злу противостоять!

Стоило начать, как нужные слова сами выстроились в ободряющие фразы. Сделав небольшую паузу, Лена еще раз окинула взглядом присутствующих. Работает! В глазах соратников потихоньку разгорался тот самый огонек, с которым они шли на задания. И пусть, скажем, у Фарры этот огонек еще перекрывался скепсисом, Трейсер видела, что даже ей отчаянно хочется верить, что для Overwatch еще не все потеряно, что у нее есть шанс исполнить свою мечту детства.

– Пытаясь возродить Overwatch сразу как крупную организацию, да еще пригласив новых людей, мы совершили ошибку. А вы помните, с чего все начиналось? – сейчас Лена обращалась скорее к двум из шести основателей, Торбьорну и Райнхардту. – Небольшая команда, сплоченный отряд, где все понимали друг друга без слов. Я думаю, нам стоит попытаться снова, но на этот раз не торопить события. Пусть каждый из вас продолжит заниматься тем, что получается лучше всего, делая мир лучше, но при этом мы сможем рассчитывать на поддержку друг друга. Потому что хоть мы и пытались работать порознь, все мы понимаем, что вместе мы намного сильнее!

Лена невольно прикусила губу. Так любила говорить Саша, но при этом под «вместе» она понимала только тех, кто похож на нее. Overwatch не такой. В нем найдется место для всех разумных.

– И я предлагаю вам остаться командой. Пусть Overwatch все еще вне закона, кто может запретить компашке друзей творить добро и делать мир лучше? Вы со мной?