Свободой связанный по рукам

Вэй Ин ловко прыгает, перескакивая на крышу соседнего дома, и поднимается вверх по черепице, позволяя себе на секунду счастливо прикрыть глаза и глубоко вздохнуть. В Мондштадте действительно пахнет свободой.

Черепица заканчивается, и он одним прыжком забирается на стену города, не останавливаясь ни на секунду. Он никуда не спешит — час ранний, только светает, город наконец-то спит после ночного веселья, а по словам Не Хуайсана, в Мондштадте весело каждую ночь — но ветер толкает его в спину, а ноги несут вперёд, а всё остальное действительно может подождать. Он обязательно встретится и с местной торговой гильдией, и поздоровается с рыцарями Ордо Фавониус, и заглянет на винокурню к братьям Не, да и в гильдию искателей приключений надо забежать, а то славу он им приносит на весь Тейват, а видят его там раз в полгода. Есть ещё несколько — одна — причин, по которым он раз за разом возвращается в Мондштадт, но о них он не думает, потому что не думать — лучшая политика в отношении некоторых вещей. Лишние мысли связывают руки и сердце, а у Вэй Ина оно и так перевязано белыми лентами так, что не вдохнуть и не выдохнуть. А он всё дышит, растворяясь в здешнем воздухе, и для города свободы он к этому месту слишком привязан, хотя сам принадлежит Ли Юэ.

Всё же, все дела будут потом, а пока он спрыгивает с городской стены обратно на крыши домов.

Кажется, в Мондштадте для такого используют планеры. У Вэй Ина планера нет, но не остановит же его это.

Он часто бегал по крышам в Ли Юэ. Иногда чтобы быстрее доставить документы на подпись, всё-таки сделки у них заключались так же часто, как покупалось вино в Мондштадте, но чаще — просто ради веселья. Цзян Чэн неодобрительно закатывал глаза, шицзе весело смеялась, когда он свешивался к ней с крыши, местные привыкли, а моряки приветственно махали ему с гавани, но всё равно в Мондштадте всё ощущалось по-другому. Казалось, выгляни сейчас кто-то в окно, он совсем не удивится бегущему по крыше парню, а в Ли Юэ ему приходилось много раз иметь дело с миллелитами, пока торговая гильдия Цзян не сообщила им лично, что они берут за него ответственность.

В Ли Юэ все были до смешного торопливые, бегущие по делам, следящие за цифрами. Вэй Ин тоже бежал — иногда доставить документы, иногда зачистить лагерь хиличурлов, спасая нерадивых учёных, а потом извиняться перед местными за выжженные поля — и никто не мог сказать наверняка, куда он спешит. И в этом заключалось его главное отличие от коренных жителей Ли Юэ — Вэй Ин не связывал себя ни обещаниями, ни контрактами, но свободнее себя от этого не чувствовал, и здесь уже начинались сходства.

Вэй Ин перепрыгивает через стену и с глухим стуком приземляется на очередную крышу. Этот дом выше предыдущих, отсюда хорошо видна статуя Анемо Архонта, а штаб Ордо Фавониус совсем рядом, и это наводит на определённые мысли, но он от них отмахивается.

Оставшееся вино окутывает его запахом одуванчика, и Вэй Ин растворяется в нём — не сандал, но тоже неплохо. Хотя и сандал он бы попробовал на вкус.

Он скидывает это всё на алкоголь — всё, начиная от почудившегося запаха сандала до гладящего его по щекам холода. Но когда на другом конце крыши будто беззвучно приземляется фигура в белом, с мечом за поясом, он перестаёт себя обманывать. Белые одежды привлекают внимание сильнее, чем луна на небе, а ведь он большой любитель посмотреть на звёзды, и Вэй Ин медленно переводит взгляд с висящего на поясе Крио Глаза Бога на такое знакомое лицо, пока в чужих глазах узнавание смешивается с чем-то ещё, что он не может или не хочет понять.

— Вэй-сюн, я тебя знаю, — начинает Не Хуайсан, поворачиваясь к нему за барной стойкой, и обычно после таких фраз Вэй Усянь ничего хорошего не слышит, но Хуайсан только протягивает ему вино, и в глазах его смирение давнего друга, — но прошу, пока ты здесь, не нарывайся на проблемы от одного человека из рыцарей.

— Из рыцарей, ха? А Лань Цижэнь разве не отошёл от дел, занимаясь теперь библиотекой? — Вэй Ин вертит в руках стакан, даже не глядя на Хуайсана. Всё-таки вино братья Не делают отменное.

— Я не про него. Я слышал, вы с Лань Ванцзи недолюбливаете друг друга, но его не просто так зовут Вторым Нефритом среди рыцарей, так что… Как твой друг, я хочу тебя предупредить.

Не сдержавшись, он фыркает прямо в стакан, посмеиваясь с чужого вытянувшегося лица. Они с Лань Чжанем недолюбливают друг друга? Вот как это видят остальные?

Лёгкий ветер, от которого в Мондштадте нигде не спрятаться дует ему прямо в лицо, распространяя идущий от человека в белом холод. Вэй Ин отхлёбывает вино, с насмешкой глядя прямо в лицо рыцарю, и чужие глаза опускаются вниз вместе со скатывающейся по шее каплей. Это бьёт в голову похлеще любого алкоголя, мондштадтским виноделам поучиться бы.

— Лань Чжань, я так рад тебя видеть.

— Вэй Ин.

И в этом «Вэй Ин» столько невысказанного, что этому самому Вэй Ину, который пьёт с тех пор, как оставил позади главные ворота города, хочется рассмеяться. Это «Вэй Ин» не меняется уже который год, но они всё там же — на глупой дистанции, выставленной неизвестно кем, и, кажется, до Селестии добраться легче, чем до чужого сердца.

Его собственное «Лань Чжань» имеет привкус сандала и холода, который горячит кровь, и он надеется, что чужое «Вэй Ин» горчит вином из заоблачного перчика и лотосов. Лань Чжань не пьёт, а вот Вэй Усянь — очень даже, и, помнится, в тот самый вечер, когда его выперли из лучшего университета Сумеру, он пил то самое вино, а потом целовал Лань Чжаня так, чтобы чужие губы горели, как его собственное сердце.

Пиро Архонт нашёптывала носителям Глаза Бога сжечь всё дотла. При получении своего Вэй Ин услышал только «растопить».

Сколько лет назад это было? Явно больше, чем он хочет вспоминать.

— Ты скучал по мне?

— Распитие алкоголя вне таверн и бег по крышам нарушает спокойствие города.

У Вэй Ина от такой наглости руки сами сжимаются в кулаки, и желание напиться прямо на крыше штаба Ордо Фавониус растёт с невероятной силой — окружающий холод отступает, отдавая место жару с привкусом мондштадтского вина, и вокруг него всё мондштадсткое. Даже в голове у Вэй Ина один сплошной Мондштадт, перед глазами — белая форма, а у горла — холод меча.

— Так арестуйте меня, рыцарь.

Бегать по здешним крышам — уже традиция, ноги работают быстрее головы, и вот он уже на городской стене, а знакомый холод — прямо за спиной. Вэй Ин никогда не убегал всерьёз, скорее наоборот, но эти догонялки длятся уже много лет, и иногда он задумывается, а не умрёт ли он раньше, чем они вдвоём куда-то всё-таки прибегут?

Задумывается и прыгает на очередную крышу.

— Ну неужели совсем не скучал? Даже чуть-чуть? — он и сам не знает, какого ответа ждёт, но уверен, что Лань Чжань его ему не даст.

Губы изгибаются в грустной усмешке, когда он слышит за спиной деланно спокойное (он знает, что это совсем не так, он этот голос читал по нотам и пробовал на вкус, и сколько же глупости в них обоих, раз они до сих пор бегут, столько раз пробегая финиш):

— Мы виделись совсем недавно, на охоте за сокровищами от Гильдии искателей приключений.

— Это когда ты забрал сундук, до которого я почти добрался, и сбежал? — он резко останавливается и притягивает бегущего в двух шагах от него Лань Чжаня ближе, смотря прямо в эти ни разу не спокойные глаза, и все здравые мысли сметает запахом сандала. Он посильнее отталкивается и с удовлетворением наблюдает за расширившимися зрачками, пока они вдвоём падают куда-то за городскую стену. Вэй Ин не чувствует разницы, потому что с момента их первой встречи у него одно бесконечное падение, и упасть бы уже хоть куда-то, чтобы воздух вышибло из лёгких, потому что ещё немного — и он вырвется криком. — А пристало ли уважаемому рыцарю так сбегать?

А ниже — пропасть.

— Вэй Ин.

— Лань Чжань.

И эти слова — константа, пересечение всех путей. Вэй Ин обошёл весь Тейват, и Лань Чжань всегда был рядом, в нужный момент протягивая руку и меч. Сколько бы раз судьба их не разводила, и при каких бы обстоятельствах они не встречались вновь, всегда были «Вэй Ин» и «Лань Чжань», и в какой-то момент он научился смотреть сквозь них, видеть сломленное и надёжно спрятанное в чужих глазах, слушать чужое сердце. Протягивать руку даже если чужая ладонь каждый раз ускользала, оставляя после себя холод секундного прикосновения.

Иногда он вспоминал себя пятнадцатилетнего, который нарушил сначала комендантский час одного из лучших университетов Тейвата, чтобы сходить за вином, а потом ещё и пару неписаных правил, когда прижимал их лучшего ученика к стене, смешивая вкус алкоголя с обжигающим морозом. Вспоминал и спрашивал, за что он так не любил себя будущего, что на годы оставил в попытках пробиться сквозь вечный лёд. Но падая с городской стены, когда чужие руки обнимают его за талию и меняют их положение в воздухе так, чтобы спиной в луг одуванчиков упал Лань Чжань, он понимает, что будь у него возможность, он сделал бы это ещё раз.

Горячий и холодный воздух смешиваются между ними с летящими семенами одуванчиков, и свобода в этом городе явно слишком сильно бьёт ему в голову, потому что следующим, не успев даже отдышаться, Вэй Ин выдаёт:

— Приезжай в Ли Юэ на Праздник морских фонарей.

Ему ничего не отвечают, но чужой взгляд трескается, открывая свету что-то новое, такое незнакомое и желанное.

Вэй Ин не был хорошим человеком весь этот год, но исполнения этого желанного жаждет так сильно, что готов им стать.

Карманный телепорт в его руке едва ли не трескается, когда он слышит:

— Я приеду.

Мы не знаем, куда улетят наши желания, но мы точно знаем, что их свет озарит ночное небо.

И раз уж на озаряющее небо они смотрят одно и то же, то, может, свет его желания увидит и кто-то другой.

***

— Скука смертная, — заявляет Вэй Ин Цзян Чэну, игнорируя его закатывающиеся глаза из-за кипы бумаг.

— Так иди и помоги кому-то, в Гильдии в Праздник всегда дел невпроворот.

Вэй Ин только отмахивается. Как будто Цзян Чэн не понимает, о чём он.

— Молодой господин Цзян! — один из посыльных чуть ли не влетает в кабинет, едва успев затормозить на входе. — Рыцари Ордо Фавониус прибыли в город, чтобы помочь миллелитам с организацией порядка во время Праздника морских фонарей.

Он слышит крик Цзян Чэна «Возьми с собой документы на подпись!», только когда на секунду тормозит в конце коридора, выбирая спуститься по лестнице или сразу бежать по крышам.

Это, наверно, слишком самонадеянно. Настолько, что если его снова оттолкнут, Вэй Ин сдастся, но он не даёт себе думать о «если» и думать в принципе, когда видит знакомые белые одежды и хватает Лань Чжаня за плечо, притягивая его так близко, чтобы слышал только он.

— Если ты приехал, чтобы снова цитировать мне кодекс рыцарей каждый раз, когда я с тобой говорю, то уезжай сейчас же.

А голос — надломленный, открывающий всю его уязвимость. Но фонари над головой светят ярко и пролетают быстро, унося чужие желания на горы к Адептам. Его собственное желание там тоже есть, но ещё ближе оно здесь, улыбается уголками губ так непривычно, но что глаз не оторвать. Он и не отрывает. Уже который год не отрывает.

— Я приехал не ради этого, — на лице Лань Чжаня мелькает лёгкая улыбка, а во взгляде уже нет трещин. Вэй Ин вздохнуть не может, и голова идёт кругом, потому что что-то явно не так, и желания его никогда не сбывались. — Я приехал, потому что ты позвал.

То самое что-то между ними тает, разрешая судорожно выдохнуть накопившийся мороз. Вместо него приходит мягкая прохлада, гладящая его по щекам, — Вэй Ин не знает, в какой момент она заменяется ладонями. Между ними не остаётся даже воздуха, а лицо Лань Чжаня близко-близко, и аромат сандала всё тот же.

«Останься со мной» — последнее, что он выдыхает, прежде чем в лёгких кончается воздух, и он узнаёт, какой на вкус поцелуй без винной горечи.

— Я останусь.

И это единственное обещание, которым Вэй Ин готов себя связать, дарящее ту самую свободу.