Смотри, не потеряй следов,

Замри в воздухе городов,

Танцуйте на север, ваше высочество, чуть выше рассвета,

Вы снова одеты в свое одиночество, вы снова одеты,

Какими мы были, когда умирали,

Какими мы стали, когда победили смерть,

Иди ко мне...

Алексей Костюшкин

Эльфийскому владыке не подобает спешить и выставлять напоказ чувства, даже перед собственными подданными. А уж тем более не стоит делать этого, когда вокруг смертные. И неважно, что тело напряжено перетянутой струной, что хочется забыть о сдержанности и броситься бегом. Трандуил с надменным видом, который за века стал сродни второй коже, шествовал по коридорам и радовался, что никто здесь не обладает слухом столь тонким, чтобы услышать, как у него колотится сердце. Единственное, что он позволил себе — ускорить шаг. И то лишь потому, что Тильда мчалась впереди, едва не спотыкаясь. Просто снизошел до чужой торопливости. Когда она распахнула дверь, Трандуил неимоверным усилием вынудил себя остановиться, не ринуться внутрь. Досчитал мысленно до пяти и, сохраняя на лице каменное спокойствие, переступил порог.

В комнате было жарко натоплено, в воздухе висел густой аромат трав. Заметив разложенный на подоконнике свежий розмарин, он одобрительно кивнул. И едва сдержал вздох облегчения — отсутствовал особый, всегда узнаваемый тяжелый запах болезни.

— Тильда, ты... — сидящий у кровати Бейн обернулся, склонил голову. — Владыка Трандуил.

И тут же напустился на сестру:

— Ты зачем его привела?

— Потому что у нее ума побольше, чем у тебя, — Трандуил приблизился, повелительно отодвинул Бейна и склонился к больному.

Бард был без сознания. Бледное, осунувшееся лицо, испарина, сухие, обметанные от жара губы, надсадное дыхание... Трандуил прижал пальцы к его шее, нащупал частую рваную ниточку пульса под обжигающе горячей кожей. За спиной шепотом продолжали препираться Тильда и Бейн.

— Отец же велел никому не говорить, что болен! — возмутился Бейн.

— Он не знал, что Владыка Трандуил приедет, — возразила Тильда. — Он поможет.

«Надо же, хоть и ребенок, а соображает за двоих. Впрочем, нет, по меркам смертных она уже взрослая девушка, — человеческие годы Трандуил считать не привык. — Леголас вел себя с подобной непосредственностью лет в сорок, никак не позже. А этой сколько? Пятнадцать? Семнадцать?»

Он приподнял Барду веки, посмотрел на зрачки — расширенные почти во всю радужку, мутные — кончиками пальцев собрал со лба пот, слизнул его и спросил, не поворачивая головы:

— Давно началась лихорадка?

— Шестой день, — быстро ответила Тильда.

— А в себя сколько не приходит?

— Третьи сутки.

— Что говорят лекари?

— Кажется, так и не поняли, что это за зараза, — мрачно вздохнул Бейн.

— Понятно, — Трандуил обернулся, ткнул пальцем в сторону Тильды. — Найдешь моего советника, объяснишь. Пусть берет травы и идет сюда, немедленно. А теперь вон. Оба.

— А мне что делать? — растерянно спросил Бейн. Тильда умчалась, будто ей на пятки наступали орки, а он так и стоял в дверях.

— Искать, кому настолько помешал твой отец, — отрезал Трандуил. — Это не лихорадка. Его отравили.

Он еле дождался, пока Бейн выйдет, быстро закрыл дверь, заложил засов и кинулся обратно к постели. Добраться он успел — но счет шел уже на часы, если не на минуты. Драгоценные мгновения таяли с каждым ударом сердца. До Элронда ему, конечно, далеко, но все-таки эльда, не смертный. Кое-что мог любой из них, а уж король — и подавно. Не слишком много, но достаточно, чтобы прежде времени не отдать смерти того, кого не готов потерять.

Трандуил провел ладонями вдоль тела Барда, потом положил одну руку ему на грудь, слева, где под ребрами ощущалось неровное биение, наклонился и прижался к запекшимся губам своими. В горле закололо, будто изнутри впились тончайшие иглы. Казалось, он чувствует, как под полыхающей жаром кожей течет вместе с кровью по венам яд — медленно разъедает внутренности, безжалостно вгрызается в сердце и легкие. А может, он и правда чувствовал это... Реальность смазалась, поплыла, в ушах не то зазвучал шелест листьев, не то просто зазвенело. Трандуил щедро делился жизненной силой с человеком, стоящим одной ногой в могиле, и пытался понять, когда из приятного развлечения и очередной забавы тот превратился для него в нечто несоизмеримо большее...

***

Несколькими годами ранее

Люди Трандуила не волновали и не интересовали — он даже не видел смысла это скрывать. И припасы для погорельцев Эсгарота, выдвигаясь к Одинокой Горе, приказал захватить отнюдь не из благородных побуждений, а по чистому расчету. Он ничего не терял, зато выгоду получал несомненную. Если уж терпеть под боком толпу смертных, то пусть это будет благодарная, а не обозленная толпа. Да и возможность сберечь своих воинов, закрыв самые опасные участки людьми, которых не жалко — все равно плодятся, как мухи — нельзя сбрасывать со счетов. В том, что они ввяжутся в войну, Трандуил не сомневался. Не из благодарности: человеческая благодарность в большинстве своем — вещь столь же эфемерная, как совесть у наугрим.^[1] А из жадности, коей люди одарены ничуть не меньше все тех же наугрим.

Вышедшего ему навстречу оборванца, здешнего предводителя, Трандуил удостоил короткого взгляда. Только чтобы запомнить, с кем придется иметь дело. Имя он уже знал, как и прозвище: Бард Лучник, Убийца Дракона. Бесспорно, сразить Смауга — это подвиг, и неважно, какую роль здесь сыграла удача. Но в остальном — ничего особенного. Всего лишь очередной человек, взирающий с восторгом и благодарностью, которая Трандуилу была не нужна. О чем он и сообщил безразлично, не желая тратить время на бесполезную дипломатию.

Теперь смертному полагалось или предложить союз за долю сокровищ, или оскорбиться, а потом все равно вернуться к попыткам заключить договор. В крайнем случае — почтительно отойти в сторону и не путаться под ногами. Но Трандуил никак не ожидал, что Бард кинется его останавливать. Вожак, пусть и кучки голодранцев, все-таки облечен властью и должен вести себя соответственно. А этот... не требовал — просил, уговаривал, и так порывисто, от всего сердца рвался избежать кровопролития, будто и впрямь верил, что сумеет переупрямить гномов. Трандуилу вдруг стало интересно посмотреть, во что это выльется, и он согласился. В конце концов, задержка на день или два ничего не значила.

Урезонить Торина, конечно же, не удалось. Однако Бард попытался — как пытался не допустить, чтобы Трандуил развязал войну. Не логически убеждая, а на порывах, на чувствах, искренне и отчаянно. И так же искренне опечалился, когда потерпел поражение. Вот только, поглощенный переговорами, он не заметил одной мелочи, которую Трандуил, все это время внимательно за ним следивший, отлично видел со стороны. На какое-то мгновение Торин задумался. Бард почти достучался до него. Да, затея была безнадежной, но даже это «почти» превосходило все ожидания.

Любопытство усилилось. По пути в лагерь Трандуил поймал себя на мыслях об этом смертном. О том, что будет, когда Бард в отличие от большинства своих соплеменников не рвущийся наверх, сообразит, что ему не избежать власти. И позже, когда корона обтешет с него порывистость, сентиментальность, излишнее благородство. Когда он наконец научится требовать и повелевать, а не просить.

Бард явно еще не понимал этого, но люди уже вознесли Убийцу Дракона на пьедестал, откуда вела единственная дорога. Та, на которую испокон веков обречены все герои, что умудрились совершить не только великое деяние, но и великую глупость — выжить. Впрочем, стоило признать, что из людей, подобных Барду, если уж судьба усадила их на трон, получались не самые плохие короли.

Разменявшему не одну тысячу лет эльфу нелегко найти что-то необычное, способное заинтересовать. А Бард казался достаточно непредсказуемым, чтобы на некоторое время послужить средством от скуки, и Трандуил решил приглядеться к нему повнимательнее.

***

Интерес сменился разочарованием уже через день. Зазвав Барда в шатер обсудить штурм, Трандуил во время разговора позволил себе отнюдь не по-дружески провести рукой ему по спине — просто посмотреть на реакцию. Он ожидал притворного или неподдельного непонимания, удивления, возмущения, поспешного ухода или удара в челюсть. Любого действия, которое можно далее превратить в занятную игру. Но Бард с улыбкой развернулся, положил ладонь ему на затылок, притянул к себе и поцеловал, жарко и без стеснения. Отказываться от того, что само идет в руки, Трандуил не собирался. Прижавшееся к нему тело было сильным и горячим даже через подбитый мехом камзол и его собственные одеяния, а удовольствие — далеко не худший способ развлечься.

Кафтан и рубаха Барда полетели на пол. Трандуил оценивающим взглядом скользнул по широким плечам и груди. Никакого изящества и тонкой кости, присущих эльфам, никакой плавности линий — сплошные веревки мускулов, звериная мощь. Справа на ребрах темнели синяки, по левому боку тянулся подживающий ожог, и он отметил для себя быть осторожнее — на ложе место наслаждению, причинять лишнюю боль незачем. Услышав тихое хмыканье, Трандуил посмотрел Барду в лицо. Ореховые глаза искрились весельем.

— Владыка предпочитает смотреть?

Он приподнял бровь, потянулся к застежкам туники, но Бард перехватил его руку. Трандуил позволил раздеть себя, наблюдая, как веселье во взгляде сменяется восхищением. Позволил провести руками по плечам, груди — мозолистые ладони лучника слегка царапали кожу, но это было приятно. Трандуил не шевелился, разрешая любоваться собой и дотрагиваться, как угодно. Похоже, этот смертный умел понимать красоту, значит, можно оказать ему такую милость. Бард пропустил сквозь пальцы его волосы, очертил линию скул, и он на миг задержал дыхание. Уродливые шрамы на щеке скрывала магия, почувствовать их было невозможно, но слишком давно никто не прикасался к его лицу. А потом Бард поднял на него глаза — потемневшие, откровенно голодные, и Трандуила внезапно обдало жаром, будто рядом был кузнечный горн.

— Никого не впускать, — чуть повысив голос, велел он, зная, что стража услышит.

Бард снова хмыкнул, но хмыканье перешло в стон, едва Трандуил сжал через штаны его член. До ложа, походного, но достаточно широкого, было три шага, которые они проделали, целуясь. Избавиться от сапог и штанов заняло несколько мгновений, как и бросить в изголовье флакон с маслом.

Трандуил опрокинул Барда на спину, раздвинул ему коленями ноги, потянул за волосы, заставив запрокинуть голову. Тот подчинился — с негромким смешком, словно делал одолжение — и надавил на затылок, притягивая к своей шее. Вторая рука легла на поясницу, прижимая теснее. Это было необычно и внове. Трандуил привык к беспрекословному повиновению, в том числе в любовной схватке. Бард же, сдаваясь, тем не менее бросал ему вызов. Разрешал вести лишь потому, что сам так хотел. Трандуил читал это в его глазах и прячущейся в уголках рта насмешливой улыбке, ощущал в настойчивых прикосновениях ладони к спине. Пусть Бард еще не научился приказывать, но вряд ли его можно вынудить делать что-то против воли.

Уклоняться от вызова было не в правилах Трандуила. Дерзкий смертный еще будет молить о пощаде. Он провел языком по солоноватой от пота шее, двинулся ниже, целуя, вылизывая, прикусил сосок — ровно на грани боли. Бард резко выдохнул, вцепился ему в волосы, удерживая на месте. Но Трандуил высвободился, принялся ласкать руками и губами, с довольной усмешкой слушая прерывистые вздохи.

Забывшись, он случайно царапнул ногтями ожог. Бард дернулся, скрипнул зубами, и Трандуил отдернул руку, приподнялся, мягко коснулся губами его губ, извиняясь за свою неловкость. Затем скользнул вниз, развел ему ноги шире и без долгих предисловий взял в рот напряженный член. Изначально он не предполагал одаривать Барда такой лаской, но сейчас счел это хорошим способом довести того до исступления. И не прогадал. Бард застонал, толкнулся вверх. Трандуил прижал его за бедра к ложу, не давая двигаться, и продолжил свое занятие: кружил языком по головке, проводил по набухшим венам, посасывал, то выпускал, то вновь забирал твердый ствол до самого горла. В какой-то миг он отстранился и посмотрел вверх. Увиденное вызвало самодовольную улыбку — Бард до побелевших костяшек сжимал в кулаках покрывало, грудь ходила ходуном от тяжелого частого дыхания, волосы разметались, глаза посветлели до янтарной желтизны, взгляд плыл.

Трандуил нашарил флакон, открыл, налил в ладонь ароматного масла. Бард приподнялся на локтях и несколько мгновений смотрел на него, слегка хмурясь и явно решая что-то для себя. Затем перекатился на живот. Он зажимался, шипел, на плечах и спине канатами вздувались мышцы — и все равно упрямо приподнимался навстречу входящим в него пальцам. Трандуил добавил еще масла, наклонился, поцеловал его между лопаток, зашептал на ухо — ласково, напевно — как если бы успокаивал дикое животное или норовистого коня. Он желал одержать полную и безоговорочную победу, заставить Барда умолять — но от удовольствия, а не от боли. Собственное возбуждение стало уже почти невыносимым, однако Трандуил по-прежнему не торопился. Он подсунул вторую руку Барду под живот, обхватил слегка опавший член. Ладонь на члене и пальцы внутри двигались в слаженном ритме, пока он не почувствовал, как расслабляются тугие мышцы, и не услышал сдавленный стон. Но стоило убрать руку, как Бард рывком перевернулся обратно на спину.

— Давай... — пробормотал он, ухватив Трандуила за плечи, и потянул на себя. — И не останавливайся...

Отдавался Бард так же яростно и страстно, как несколькими днями ранее убеждал и уговаривал. И не закрывал глаза, сейчас темные от расширившихся зрачков, слепые от наслаждения, похожие на омуты лесных озер. Трандуил несколько раз доводил его почти до пика и замирал, сжимая у основания скользкий от смазки член. Он сам дрожал на грани разрядки, и выдержка наконец была вознаграждена — умоляющим тоном и хриплым срывающимся:

— Пожалуйста...

Сдерживаться Трандуил перестал прежде, чем с губ Барда сорвался последний звук. Все сжалось до выгибающегося под ним тела, стальной хватки на плечах и наслаждения, расплавленным металлом вскипающего в венах. Он зажал Барду рот поцелуем, чтобы заглушить вскрик, но вовсе не был уверен, что следом не закричал сам.

Тягучее марево удовольствия развеивалось медленно. Каждая мышца в теле все еще дрожала от недавнего напряжения. Трандуил лениво потянулся, обнял одной рукой раскинувшегося рядом Барда. Тому удалось вымотать его до предела, довести до потери контроля — первому за годы, если не за столетия. Послевкусие у недавнего безумия было великолепным, но на самом дне плескалось разочарование. Как у охотника, на которого дичь выскочила сама, не успел он войти в лес. Ни сомнений, ни сопротивления, ни азарта погони. Игрушка оказалась и вполовину не такой интересной, как думалось сначала. Дальнейшие события угадывались без труда: полные обожания взгляды, признания в любви и — что там еще? — возможно, ревность. От необременительной связи и нескольких бурных ночей, пока не приелось, отказываться было глупо. Все равно другого развлечения не предвиделось. И, конечно же, Трандуил не собирался задумываться о чувствах смертного после того, как уедет.

Но тут Бард отстранился, встал, едва заметно поморщившись. Сходил к столу и принес им обоим вина. Трандуилу этот жест понравился, и он благодарно кивнул. Бард тем временем залпом осушил свой кубок и принялся деловито собирать одежду, раскиданную по шатру. Обтерся рубахой, прошелся пятерней по волосам, разбирая спутанные пряди.

— Можешь остаться, — снисходительно разрешил Трандуил.

— Мне надо к моим людям, — пожал плечами Бард, натягивая штаны.

— Хорошо. Заканчивай быстрее со своими погорельцами и возвращайся, — он решил намекнуть, что совсем не против повторения.

— Вряд ли, — Бард завязал шнуровку рубахи, набросил кафтан. — Слишком много дел.

Вот это было неожиданно. Можно сказать, почти оскорбительно. Трандуил ожидал возражений до, но не после. И уж никак не предполагал, что Бард обойдется с ним, как со случайно снятой девицей.

Бард вышел, даже не оглянувшись. Трандуил смотрел на полог шатра и медленно закипал от гнева. Но вскоре гнев отступил, и на смену ему пришел азарт, вспыхнувший с новой силой. А к азарту примешивалось удовлетворение от собственной ошибки. Ситуация оставалась непредсказуемой и интересной. Трандуил поднялся, оделся не спеша, налил себе еще вина. После чего позвал охрану и велел прислать к нему лекаря. Пожалуй, можно было проявить заботу и отправить Барду целебный бальзам, чтобы ожог быстрее затянулся.

***

Эльфы, люди, гномы — смерть равняет всех. Хотя как раз эльфов полегло не так много. Потери гномов, а уж тем более людей, среди которых воинов можно было по пальцам сосчитать, оказались куда тяжелее. Трандуил был далек от того, чтобы полагать жертвы равноценными. Своя кровь дороже. И даже один против ста с его точки зрения — неравноценный размен. Но горе... Горе у всех одинаковое. Поэтому он решил задержаться после побоища, которое, не успели остыть тела, уже прозвали Битвой Пяти Воинств, и оказать посильную помощь. Тем более этот благородный жест был совсем не в ущерб его народу.

Стоя на полуразрушенной городской стене, Трандуил смотрел на разбитые внизу шатры, часть которых сам отдал под полевой госпиталь. Раненых было много, а места в полуразрушенном городе, чтобы разместить их, не хватало. Его личный целитель, все эльфы, умевшие лечить, и Гэндальф присоединились к врачевателям смертных. Где-то там сейчас боролись со смертью Торин и его племянники. Где-то там скорбел об утраченной любви его сын, которому Трандуил ничего не мог сказать в утешение — слова того, чье сердце давно заледенело, немного стоят.

Вдали один за другим вспыхивали огни погребальных костров. Находиться там Трандуилу было незачем. Своих воинов он проводил еще когда ходил по полю, отыскивая тела. Каждого он знал по имени, и каждая смерть отзывалась болью в душе. Издали долетел тихий напев: печальный, протяжный. Пели на разных языках. Все оплакивали всех, не разбирая — гномов, эльфов, людей. Трандуил склонил голову, прошептал слова прощания — ветер подхватил их у самых губ, унес в сгущающийся сумрак. Потом в который раз скользнул взглядом по снующим внизу фигурам, смутно надеясь отыскать среди них одну, но безрезультатно. Постояв еще немного, он развернулся на каблуках и начал спускаться. Многие ступени были расшатаны, разбиты и осыпались, но под его ногами не дрогнул ни один камень.

Мимо пробежали трое мальчишек, тащившие к кострам полные котелки свежего мяса — Трандуил позволил забрать павшего в бою оленя. Хоронить его вместе с погибшими было неразумно: всем, и в первую очередь раненым, среди которых были и эльфы, требовалось нормальная еда. Пока еще охотники добудут какую-то дичь, а рыбаки наловят рыбы. При виде Трандуила дети остановились, поклонились, глаза их восторженно блестели. Он снизошел до легкого кивка и продолжил путь.

Стражи перед шатром расступились, пропуская Владыку, и снова стали плечо к плечу, едва он прошел мимо. Трандуил плеснул в кубок вина и осушил одним долгим глотком. Потом позвал одного из стражей и приказал подать воды — смыть с доспехов и лица вражескую кровь.

Барда Трандуил увидел лишь на следующий день. Тот, вместе с людьми и гномами, выгребал из-под обломков тела и сортировал их: орочьи свалить в кучу и сжечь, своих проводить в последний путь, как полагается. Редких раненых, кого не успели найти раньше — передать лекарям. Грязный, все в том же потрепанном кафтане, среди других не сразу и отличишь. Но, главное, живой. Обидно было бы лишиться такого развлечения из-за каких-то орков.

Бард его не заметил. Трандуил немного понаблюдал за ним, затем подошел, отозвал в сторону под благовидным предлогом. Не задумываясь, зачем — просто захотелось. А свои желания он привык реализовывать, не откладывая надолго. Вот и сейчас — отложил ровно настолько, чтобы дойти до шатра. Правда, поначалу был соблазн завернуть в ближайший полуразрушенный дом, но все-таки комфорт перевесил.

Едва за ними сомкнулся полог, Трандуил без долгих предисловий содрал с Барда кафтан, завалил его грудью на стол, рванул пряжку пояса. Сам даже не стал раздеваться, только верхнюю тунику скинул. И опять проснулось любопытство: позволит или нет? Позволил. И двигался навстречу, насаживаясь на член, стонал в голос. На этот раз не было ни долгой прелюдии, ни нежностей, лишь быстрое, яростное совокупление: горячка вчерашнего сражения до сих пор гуляла у них в крови. В какой-то миг Бард приподнялся на руке, извернулся, намотал на кулак волосы Трандуила, дернул к себе — безжалостно, до брызнувших слез — впился в губы, больше кусая, чем целуя. И взгляд у него при этом был бешеный. Когда оба кончили, Трандуил потянулся было поцеловать его в затылок, но отстранился, поморщился.

— Вымойся, — бросил он, больше из желания отплатить Барду за прошлый раз и поспешный уход. — От тебя воняет.

— Вашему величеству стоило подумать об этом до того, как стаскивать с меня штаны, — усмехнулся тот. И снова ушел.

Так и продолжалось. Бард не избегал Трандуила: мог зайти посоветоваться, выслушивал длинные наставления, как следует вести себя правителю, обсуждал перспективы союза, соглашался или не соглашался, спорил до хрипоты. Но предугадать, чем закончится очередной разговор, не получалось. Бард мог с одинаковой легкостью согласиться провести ночь вместе или, пожав плечами, сослаться на дела и уйти. Вел он себя так, будто ничего не происходило. Был всегда вежлив, но и ничем Трандуила не выделял. Одинаково ровно держался как с ним, так и с наглыми гномами, и с распоследним из своих оборванцев. Трандуил не привык быть одним из многих и расценивал это, как скрытую дерзость. Чем дальше, тем сильнее хотелось поставить смертного на место, чтобы, как и полагается, восхищенно взирал и проявлял почтение. Однако Бард, несмотря на все ухищрения, и не думал склоняться перед его величием. Это будоражило, распаляло. Скуки уже не было и в помине.

Бард тем временем с головой погрузился в дела: руководил расчисткой завалов, с кем-то договаривался о строительстве, решал какие-то споры среди людей и, казалось, думать забыл про эльфов вообще и Владыку оных в частности. Это начинало злить. Поэтому, впервые за несколько дней столкнувшись с ним накануне отъезда на пиру в Эреборе, Трандуил и не взглянул в его сторону.

Торин до сих пор едва дышал и находился под опекой целителей, так что обязанности правителя временно взял на себя Даин. Пир был странный — уж не поймешь, праздничный или поминальный. Скорее, все сразу. Трандуил и посетил его лишь потому, что не мог позволить себе проявить неуважение к павшим. Он сказал все, что положено говорить в таких ситуациях, отпустил несколько замечаний в адрес гномов и поспешил удалиться, едва застолье переросло в обычную попойку. Напиваться в компании людей и наугрим Трандуил считал ниже своего достоинства.

И, конечно, он совсем не ожидал, что глубокой ночью к нему заявится Бард: ввалится, точно в собственные покои, пошатываясь и благоухая какой-то дрянью вроде гномьего самогона.

— Чем обязан? — ледяным тоном поинтересовался Трандуил, презрительно скривив губы.

— Ну, ты же как-то приглашал заходить, — Бард прошел внутрь, покачнулся и оперся на край стола.

— Я передумал, — еще холоднее отрезал Трандуил. Человек слишком много о себе вообразил, и его следовало осадить. — Пьяные смертные не в моем вкусе.

— Зато трезвые эльфы... один эльф — в моем, — заявил Бард и сорвался с места. Легко преодолев разделяющее их расстояние, он бесцеремонно сгреб Трандуила за плечи. И, похоже, был не настолько пьян, как показалось поначалу.

— И что ты намерен делать? — Трандуил уже откровенно насмехался.

— Уткнуть тебя мордой в пол и отодрать хорошенько.

— Не посмеешь, — Трандуил сознательно провоцировал, но вышвырнуть наглеца из шатра можно было в любой миг. Просто ему стало любопытно, как далеко осмелится зайти Бард, не склонный к насилию и предпочитающий все решать уговорами.

Тот ухмыльнулся — хищно, зло. Обычно теплые карие глаза вновь посветлели, как у волка. Трандуил невольно залюбовался... А дальше сам не понял, как очутился на коленях, с членом во рту. И на спине, со скользкими от масла пальцами в заднице, которые быстро сменились членом. И на боку. И опять на коленях. Бард оказался весьма изобретательным.

«И где только наловчился? У него же вроде трое детей», — мелькнула на краю сознания смутная мысль, а потом оставалось только прикусить край подушки, чтобы заглушить стоны. Незачем страже знать о подробностях личной жизни своего короля.

После Бард впервые остался, чем, кстати, спас себе жизнь. Вздумай он уйти, Трандуил наверняка свернул бы ему шею за подобное хамство. Но Бард лежал рядом и задумчиво вычерчивал ему по груди какие-то узоры.

— Надо же, — Трандуил довольно потянулся. — Значит, чтобы тебя подстегнуть, всего-то нужно напоить и разозлить?

— По правде говоря, я попрощаться зашел, — Бард приподнялся на локте, улыбнулся. — Но так мне понравилось больше, чем просто сказать «счастливого пути».

— В следующий раз это будет твоя задница.

— В какой следующий раз? — прозвучало с удивлением. — Вы завтра уезжаете.

— Я могу и вернуться, — Трандуила снова охватило недоумение пополам с раздражением. Стоило решить, что победа одержана, как все вернулось на круги своя. Это ведь ему полагалось прощаться, а смертному — цепляться за малейшую возможность увидеться в будущем. Возможно, даже умолять остаться. Но уж никак не качать головой.

— Не стоит, — по губам Барда скользнула странная усмешка. Он сел, провел рукой по бедру Трандуила. — Все было великолепно, признаю, но возвращаться тебе незачем.

Утром провожать эльфов Бард не вышел.