Тот поцелуй сосредоточил в себе все их страдания и боль, думает Дрим сейчас. Тот поцелуй был полон сопереживания, но ничуть не ранил, ведь в нём разделили друг с другом всё искажённое и мучительное, всё негативное, что успело накопиться. А накопиться успело воистину много. К тому же Дрим точно знает: Кроссу было бы больно в любом случае, неважно, ответил бы Дрим на поцелуй или же оттолкнул бы его, посмеявшись, или замучив до полусмерти, или что угодно ещё. Так или иначе, сколько-то негативной энергии Дрим бы получил. И даже так, несмотря на невзгоды, Кросс не собирается сдаваться, не так ли? «Этот упрямый болван с его пустыми словами и никчёмной надеждой», — думал Дрим раньше; о, как он ошибался!.. Теперь очевидно — или так было всегда и дело в Дриме, который этого просто-напросто не видел?.. — что Кроссу наплевать на всякую там надежду. Она всё ещё есть, сияет ярко в глубине его души, но даже если бы её не стало, Кросс нашёл бы выход. Дрим понятия не имеет, как или даже зачем, просто знает, что это правда. Так уж Кросс устроен. Болван — да, может быть, но вот упрямый — это не вполне про него. Скорее… что уж там, решительный. Сила, с которой необходимо считаться, уверен Дрим. Непоколебимая решимость вроде той, которой обладает Кросс, — не хороша и не плоха (такими же предполагалось быть и Дриму с его братом; только подобные мысли оказываются отброшенными, едва появившись, опасные, слишком опасные, а Дрим и без того ходит по тонкому-тонкому льду), она просто существует, движется без конца и начала, одинаково способная как исцелить, так и ранить.
Слова Кросса не пусты и его надежда не никчёмна, только сейчас начинает осознавать Дрим. Слова Кросса полны решимости, и надежда — не единственная его опора. Отныне этой неудержимой силе принадлежит и Дрим тоже.
Нет. Не так. Прямо как назвать Кросса всего лишь упрямым.
Дрим принадлежал этой силе с момента, когда Кросс принял решение отдать ему всего себя и не отвернулся, даже когда сдался сам Дрим, отказавшись от своей жизни и сути, только бы наконец спасти брата.
Может быть — только может быть — этот поток и правда приведёт их к счастливому концу. По крайней мере, Дрим, полный чувства вины, растерянности и бесконечного ужаса, Дрим, который не может больше использовать свой лук и, в общем-то, потерял себя, — этот Дрим больше не одинок. Не то чтобы это многое меняет: Дрим всё ещё с криком и дрожью просыпается от сновидений ещё более страшных, чем реальность, не возвращается его способность использовать лук, положительные эмоции неизменно ослабляют его, а сопротивляться негативу становится со временем только сложнее. И в то же время это меняет так много, что Дрим не может найти слов, чтобы выразить это в полной мере. В каком-то смысле Кросс, кажется, понимает.
Время стремительно истекает, но теперь они по-настоящему вместе. Ни один из них об этом не заговаривает, впрочем. Слова здесь ни к чему.