В своей отдельной комнате-палате Гарет один, полусидя на кровати отдыхает после очередных процедур и задумчиво листает что-то в телефоне. Серхио щёлкает дверью, закрывая себе пути отступления, и Гарет поднимает голову. Мгновение — и юноша отчётливо различает в его глазах секундное замешательство. Лёгкий обнажающий страх. Это хорошо, думает Серхио и подходит к кровати, чтобы сесть на ближайший стул. Они здороваются и обмениваются новостями: Гарет — о своём самочувствии, Серхио — о делах команды. Разговаривают на английском — так уж пошло между ними. Серхио опирается локтем в изголовье его кровати — она достаточно широкая, чтобы Гарет не ощущал себя стеснённо, прислонившись в угол между стеной и подушкой. Но это всё равно близко. Слишком близко, и Серхио нервничает.

Его поза вальяжная для неловкой ситуации — он слегка склоняет голову, придерживая её ладонью, но по всем мышцам течёт наэлектризованное напряжение. Серхио кажется, что если он не будет сдерживать себя, из глаз посыпятся искры. Гарет это знает, но почему-то всё равно подводит его к грани, когда смахивает с его макушки несуществующую пылинку. Когда останавливает ладонь, не убирает её, хотя по всем законам этого дружеского движения уже должен. Серхио скоро взорвётся, но внешне делает вид, что ему забавно: усмехается и старается смотреть озорно. Наверное, он ужасный актёр. Гарет ведёт ладонью к его затылку и замирает. Серхио не дышит, остатками сознания понимая, что Гарет незаметно сел поближе к нему, а он упустил опасный момент, и теперь случайности будет достаточно, чтобы перерезать эту долгую, для Серхио — вообще многолетнюю, выдержку. Юноша всё сравнивал подобное безумство с прыжком в бездну. Но никогда не думал, что это будет прыжком в хмурые, грозовые, искрящиеся небеса.

Гарет шёпотом спрашивает:

— Ты боишься?

— Чего же? — Серхио улыбается натянуто и сам это понимает. А в мыслях — да, боится. Но кто из них сможет отказаться от искушения, когда все атомы воздуха звенят и вибрируют, подпитываемые их безумными эмоциями? Странный, смазанный, будто на плохой киноплёнке, миг: разум меркнет, а мысли цветут бенгальскими огнями, приближаясь к основанию палочки, и вот сейчас обожгут… Обжигают.

Серхио вздрагивает, но глаз не открывает. Его всё ещё поражает привычка закрывать глаза во время поцелуев — её выдавливают на каком-то подсознательном уровне всех людей. А губы у Гарета и правда обжигающие, жадные, нетерпеливые. Серхио придерживают за затылок, который немеет от удовольствия, но его как будто приковали к стулу и страхи Бейла напрасны. Он позволяет Гарету всё, что не следует. Гладить шею, целовать за мочкой уха, отсчитывать пульсы на венке губами, припадать к ключицам влажным языком. Серхио ловит его губы, постанывает от тесноты в штанах, цепляет пальцами пучок волос на макушке Гарета и умоляет себя не кончить от одних лишь поцелуев. Ему ещё как-то идти через весь медкомплекс обратно.

Он толкает Бейла к подушкам, а сам встаёт коленями на матрас. Вот позор, если кто-то начнёт стучаться именно сейчас! Серхио не слушает себя и тянет ладонь Гарета под свою футболку. Глаза, что смотрят на него, полны очарования и страсти. Серхио дрожит, пока пальцы нежно скользят к его грудной клетке, через напряжённый пресс, и тут же резко опускаются к линии штанов, чтобы дерзко их спустить — не откровенно, но на грани. Громковатый «Ох» срывается с губ, когда поцелуи покрывают выпирающую тазовую косточку и смещаются выше по животу. Гарет обводит кожу языком тщательно и медленно, и это выводит Серхио из себя. Гарет хочет его возбудить, но как будто не знает, что внизу у него уже всё затвердело. Бейл поднимается горячими поспешными поцелуями вверх, к его лицу, и Серхио раскрывает объятия, слизывая с губ Гарета вкус своего тела. Вцепившись в его пучок, юноша оттягивает его голову назад, и Бейл ложится, позволяя придавить себя сверху. Серхио целует его шею и скользит ладонью под футболкой. Доходит до спортивных штанов и развязывает непослушные верёвки, нарочно касаясь пальцами затвердевшего члена. Гарет шипит и всё пытается поймать его губы своими, но Серхио ловок и искусен во всём, что касается любовных утех. Он знает, что вызывает жгучее желание своим неповиновением. Прежде чем он успевает скользнуть ладонью за ткань штанов, Гарет перехватывает его руку и внимательно, напряжённо смотрит на него. Серхио уже знает, что он скажет. Ему знакомо это временное отрезвление. Секс закончится, а совесть будет вечной.

— Ты же не… — Гарет спотыкается — конечно, говорить всегда сложно, когда желанная рука в сантиметрах от твоего стоящего члена. Они дышат друг другу в лица, и Серхио издевательски улыбается, ожидая продолжения слов. — Это… останется тайной?

Юноша усмехается. Ну, а что же ещё спрашивать человеку, который известен своей идеальной семейной жизнью и воспитывает детей, при этом имея огромный риск погубить и так шаткую карьеру порочной связью с парнем — да ещё и с одноклубником? Серхио всё понимает — он и не претендует стать кем-то больше любовника.

— Я унесу эту тайну с собой в гроб, — говорит в самые губы и целует, целует их, наслаждаясь временной оторопью Гарета. Да, слишком пафосно, но почему пафос не может быть правдой? Серхио лезет в штаны Бейлу и срывает первый сладкий вздох с его губ.

Они целуют друг друга, изредка кусаются, скользят языком по телам, стаскивают лишние мастерки и футболки. Подушки сминаются и падают на пол, одеяло оказывается в ногах. Серхио позволяет Гарету гладить его член и сам, едва удерживаясь на локте одной руки, второй удовлетворяет его. Юноша шипит и покусывает плечо, когда Гарет наращивает темп. Это становится слишком громким и уязвимым моментом. Серхио кажется, что и дышит он уже оглушительно, на весь комплекс, а его стоны и подавно транслируются из всех радиоприёмников базы Реала. Он заглушает себя сам, буквально падая на губы Бейла, оттягивает его растрепавшийся пучок и пользуется зависимым положением. Серхио очень жарко, пот стекает в ложбинку на груди, а Гарет будто ждёт её и слизывает. Они смотрят друг другу в глаза и понимают по одинаково-сладостной дымке во взглядах: скоро конец. У Серхио сводит мышцы, а пах наливается огненной негой. Звёздочки перед глазами взрываются мириадами солнц и ослепляют. Ему стыдно, что он кончает первым, стыдно, что вскрикивает протяжно, громковато, пошло, подставляя их обоих, не заглушает крик о ладонь Гарета, и Гарет ругается, хотя видно, что ему теперь забавно, если кто-то их услышит. Стыдно и хорошо до такой изумительной степени, что он выгибается, откидывает голову назад и получает порцию красноватых отметин на своей груди.

Серхио понимает, что это его первый оргазм в жизни. И самый быстрый. Он обмякает на Гарете, но не забывает гладить его член. Перед тем, как кончить, Гарет слизывает сперму со своих пальцев — демонстративно и очень возбуждающе. Это выводит Серхио из себя, и он с отчаянностью трёт его член, наконец добиваясь характерной дрожи и лёгкой судороги в мышцах. Он наслаждается каждым мигом, пока Гарет взлетает на вершину удовольствия — его глаза закрыты, а губы лихорадочно ловят воздух; наслаждается, когда Гарет возвращается в реальность, прорисовывая её для себя вместе с Серхио. Юноша всё ещё лежит на нём и улыбается. Гарет припадает к его губам, и почему-то именно этот поцелуй разбивает Серхио сердце. Он не предназначен любовнику, он предназначен особенному человеку.

«О Боже!» — думает, когда они отрываются друг от друга и пытаются выровнять дыхания. «О Боже!» — думает, пока в них зарождаются неловкость, стеснение, понимание. «О Боже!» — думает, эмоционируя ни о чём конкретном, а обо всём сразу. Только сейчас одёргивает мыслью: пути назад нет и больше не будет. Серхио слезает с Гарета, неловко натягивает на себя штаны, благодарно кивает за протянутую салфетку и ищет сброшенную мастерку. Гарет же вытирается сам, надевает футболку, поправляет постель и затягивает пучок. Они не смотрят друг на друга, и Серхио бессильно падает на стул, не зная, что сейчас делать и говорить. Он боится выходить из комнаты сразу — у них на лицах прямым текстом написано, чем они занимались. Серхио кажется, что если кто-то наклонится к нему, то сразу почувствует запах Гарета и всё поймёт. Он уже несколько раз проводит ладонью по встопорщившимся волосам, но всё думает, что они растрёпаны Гаретом, когда тот хватал его затылок.

Наконец, Бейл садится напротив, и они пересекаются задумчивыми, поблёскивающими от возбуждения взглядами. Серхио понимает: пора уходить, а то молчание станет натянутым, а смущение — гибельным. Он встаёт, негромко говорит: «До встречи», причём голос безбожно хрипит, напоминая сразу обо всём. Около двери его догоняют, разворачивают, целуют. Серхио расслабляется и позволяет себе даже обнять Гарета за шею. Потом они отходят друг от друга, Бейл поворачивает голову в сторону, показывая: иди, пока я не остановил тебя снова и порочный круг не замкнулся ещё раз! Серхио всё понимает и выскальзывает за дверь. Он тоже боится ещё одного удовлетворения, теперь уже около тонкой дверцы, где услышать может каждый.

На тренировку он прибегает запыхавшийся и с горящими щеками. Он несколько раз ополаскивает лицо ледяной водой, вспоминает о серьёзных задачах на день, глядит на себя в зеркало и пытается сбить мечтательный блеск в глазах, но ничего не выходит. Партнёры по команде вылавливают его из облаков, куда иногда уплывают его мысли, и тренировка выходит бесполезной.

Серхио счастлив, но счастлив дозированно. Он понимает своё место в жизни Гарета и знает: это не любовь. Он будет рядом с Бейлом, пока тому удобно и пока хочется; когда придёт время разбрестись по разным клубам, Гарет не вспомнит и его имени. «Ну ладно, — думает Серхио, грустно улыбаясь, — имя-то, наверное, вспомнит». Но, если честно, он готов быть и просто мальчиком из Лондона, готов наслаждаться самой крохотной секундой, если в ней будет Гарет Бейл.

Серхио не боится обжечься об это чувство — от него и так остались одни обугленные остатки, поэтому прыгает в него безумно и улыбчиво. Сезон превращается в переслащённый засахаренный джем, которым они наслаждаются вдумчиво и ненасытно.

Оказывается не так просто жить футболом, когда с партнёром тебя связывает нечто больше профессиональных отношений или дружбы. Первое время Серхио не может поднять на Гарета взгляд, когда вокруг них много людей — щёки тут же начинают гореть, едва ли в голову приходят воспоминания о их встречах. Не длинных, но эффектных. У них не так много вариантов, потому что тренировки, матчи, переезды заполняют всю их жизнь. Гарет нередко проводит время в лазарете, и Серхио признаёт, не без стыда, что это идеальное время. Идти друг к другу домой они не решаются по разумным причинам, снимать отдельную комнату — дико, в их-то плотном графике, когда и на сон времени не хватает. Вечерами партнёры Гарета по комнате иногда уходят в залу, чтобы порубиться в настолки или консоль, а Серхио незаметно проскальзывает к нему и закрывает дверь. Они ни о чём не договариваются, не просят друг друга сегодня встретиться; просто совпадают события, и либо Гарет оказывается на пороге пустой тёмной комнаты Серхио, либо наоборот. Юноша боится, что однажды их позорно раскроют — и боится не столько за себя. Но механизм работает слишком слаженно и отточено для всего, что связано с такими непостоянными переменными, как люди.

Серхио зачем-то помнит, как они впервые говорят о произошедшем. Никто из них не считает себя обязанным что-либо объяснять. Ведь тела делают это вместо них красноречивее слов. Серхио лежит на животе, подогнув руки под голову, и мелко вздрагивает, пока Гарет целует его спину и устраивается рядом. Мышцы горят истомой — но уже не огненной, а расслабленной, ведь они только что удовлетворились. Гарет ложится также на живот, и их взгляды пересекаются. Обычно они не позволяют себе лишних минут отдыха — каждая на счету, но сегодня можно, да и у ребят, судя по хохоту из фойе, игра в самом разгаре.

— Как ты догадался? — шепчет Гарет, и Серхио не дурак — понимает, о чём именно его спрашивают. Но если бы он сам знал ответ…

— Так не смотрят на мужчин, с которыми тебе всего лишь играть на поле, — находится он, говоря хрипло и насмешливо. Гарет проводит пальцем по его скуле и смеётся. Ему всего лишь забавно, а вот Серхио хочется целовать его ладонь и пытаться рассказать о своей недо-любви. Но вместо этого он задаёт беспечный вопрос: — А как давно ты?..

Не договаривает специально, знает, что мысли любовников в такие моменты синхронны и неделимы. Гарет зарывается лицом в подушку.

— И сам не знаю… Может, месяц. А может, и год… или пару лет.

Серхио его понимает и только кивает головой. Он ведь тоже не скажет в точности, когда его отношение к Бейлу перевалило за восхищение и мальчишескую привязанность; возможно, эти эмоции просто выросли в любовь, оберегаемые нежной вакуумной атмосферой незнания — так хрупкие редкие цветы иногда растут в современных теплицах.

— Как долго ты панируешь?.. — юноша обрубает специально — видит, что Бейл его понимает и настораживается, застигнутый вопросом врасплох. «Как долго ты планируешь развлекаться со мной, а потом убрать из своей жизни, как надоевшую игрушку?» — чересчур грубый вариант его вопроса, но звучит именно так. Серхио ждёт откровения, потому что и сам откровенен — до уязвимости и возможности пробить его насквозь, ничем не гнушаясь.

— Мне хочется, чтобы у нас было всё время мира. — Опять ответ неправильный, опять слишком дробительный для изголодавшегося по любви сердца Серхио, но он делает вид, что счастлив, и тянется губами к Гарету. А какое время выпадет им в реальности? Будет ли оно всем в мире, или объедками после более важных дел? Серхио проводит ладонью по позвоночнику Гарета, цепляется за рёбра и вновь хватает пальцами его член — напряжённый и уже возбудившийся. Усмехаясь в губы, Серхио спрашивает: «Как?», видит только обескураженного Гарета и ныряет под одеяло, чтобы по-быстрому его удовлетворить. Встреча заканчивается сладко и приятно, но Серхио не может не думать о том часе, когда Гарет попрощается с ним прямо или же обстоятельства растащат их по разным странам, закончив вечерние развлечения. Всё ведь заканчивается, Серхио это знает. Его сердце выворачивается наружу разочарованием и хандрой, в которые он превратится, как только Гарет отклеит стикер со своим именем от его восприимчивой души. Трудно наслаждаться, держа в уме боль, как в школе на уроках математики — крупные цифры, пока складываешь их в столбик, пишешь «один в уме» карандашиком в тетради и непременно о них забываешь. Но он рад и этому.

Серхио двадцать один, и он по-прежнему ничего не знает о любви, но кое-что понимает: она заканчивается только трагедией. Трагедией, которую он готов испить до конца, как долгое, но необходимое лекарство. Дни же с Гаретом лишь потворствуют его стремительной, лихорадочной болезни.

***

Серхио двадцать два, и его жизнь рушится в середине лета, когда, толком не спрашивая, его отправляют в Севилью на годичную аренду. Раньше бы он ничего не почувствовал, лишь равнодушно фыркнул и отправился собирать вещи, но целый сезон за Реал и ежедневные встречи с Гаретом его разлакомили. Но спорить бессмысленно. Подпирая распухшую от гневных эмоций душу, словно забитый пыльной одеждой шкаф, Серхио умом понимает, что это будет правильней. Он ведь не игрок основы, а его желание играть выросло из юношеского хвастовства в осознанную цель. И он больше не может просиживать на скамейке, ожидая благосклонности главного тренера, с которым, к тому же, его отношения заходят в тупик. Аренда поможет ему, но…

Гарет. «Гарет-Гарет-Гарет», — как мантру, повторяет в голове Серхио, собирая вещи, и останавливается на бумажке с автографом. Рассматривает её, улыбается: буквы совсем поблекли, а бумага помялась, но главное всё равно здесь — когда-то в него поверили. Убирает во внешний карман рюкзака и выходит из дома — впереди перелёт, оформление, долгий-долгий день. Они с Гаретом толком не попрощались, но это к лучшему — Серхио ненавидит прощаться. Хотя сейчас он спокоен и безмятежен, ему всё равно больно. Он вдалбливает в голову своё положение в глазах Гарета, но глаза больно колет и хочется всё бросить, сбежать обратно на мадридскую базу и ворваться в знакомую комнату.

Для Бейла его уход всё равно что минус удовольствие на вечер — проблемой не назвать, так, лёгким неудобством. Трудновато будет с его графиком найти кого-то столь же удобного, как Серхио. Но его сердце, по крайней мере, не растоптано и не выжато, как долька лимона после чая, когда в ней уже не остаётся сока. Серхио знает, что, вообще-то, подарок, который так запросто бросила ему судьба, позволив стать любовником Гарета — всё равно что крупный выигрыш в лотерее. Знает, что снова сравнивает свою удачу (удачу ли?) с лотереей, знает, что тратил много и необдуманно те моменты, которые следовало растянуть и распробовать, а они пролетели, словно евровые купюры над яхтой миллионера, что бездумно их тратил. Незаметно накопился долг, и Серхио понятия не имеет, чем будет расплачиваться. Кроме Гарета, в его жизни ничего ценного нет, а Гарета он уже потерял.

Серхио двадцать два, и он учится ничего не чувствовать, не обращать внимания на то, как лихорадит его душу, или на то, каким невыносимо серым кажется яркое испанское небо над головой. Он знает, что слишком преходящ для Гарета и тот забудет его уже скоро, если не забыл прямо сейчас. Серхио благодарит судьбу за целый год наслаждений, но боится будущего: он совсем не знает, как жить дальше таким опустошённым и измученным. Он больше не сможет отдать кому-то свою любовь, но всё внутри него отчаянно жаждет этого — делиться ею и истощать весь моральный запас. С таким диссонансом будет трудно, но он и не ожидает, что справится.

***

Серхио двадцать три, и он старается привыкнуть к одиночеству в далёкой тоскливой Севилье, но тело ещё помнит, как же хорошо было весь прошлый год.

Они с Гаретом иногда переписываются, но юноша не придаёт значения этим бессмысленным сухим буквам. Они с Гаретом даже созваниваются, но для Серхио это пытка, обман — вот его любимый подхрипловатый голос, прямо в динамике, но по сути — за сотни километров от него! Отвлекают лишь футбольные успехи. Серхио для Севильи — всё равно что диковинный фрукт для провинциалов. Его талантом восхищаются, его ценят, ставят почти на все игры и включают в тактические задумки. И они работают! Серхио обретает уверенность и наслаждается каждым днём, проведённым в клубе.

Он скучает по Гарету, и тоска эта не яростная и отравляющая, а тихая и отчаянная. Футбол в его голове всегда, пока он не ложится в пустую холодную кровать и не смотрит в мерцающий огнями тренировочного поля потолок. Он отвлекает себя воспоминаниями, как будто те иллюзорно могут согреть, а вовсе не раззадорить и так пустое, израненное сердце.

Один момент он вспоминает чаще прочих. Тогда в Инстаграме Гарета появляется новость о том, что у него родился третий ребёнок — сын. Но, когда Серхио приходит к нему в комнату вечером, они ни о чём не говорят — юноша стягивает с себя кофту и толкает Гарета в кровать. Почему-то тогда он думает, что ведёт себя как обычно, но лишь теперь, по прошествии лет, понимает: в его действиях много импульсивности и даже раздражения. Он доминирует над Гаретом, не даёт ему сбросить себя: сидя на нём, грубо целует плечи и грудь, не жалеет распаренную тёплым душем и испанским воздухом кожу, оставляет засосы, чтобы назавтра Гарет испытал неловкость. На любые недовольные возгласы или шипения Серхио хватает его за пучок, оттягивает голову назад и, наслаждаясь его растерянностью, массирует сквозь ткань напряжённый член. Потом, отсасывая самым издевательским образом, то покусывая чувствительную кожу, то касаясь лишь языком, Серхио поднимает на него глаза и застывает, когда до разрядки уже всего ничего. Весь красный, Гарет выгибается, хватает изголовье кровати в пальцах и смотрит на него мутным, раздражённым взглядом. Как бы немо вопрошает: почему ты остановился? Серхио усмехается и резко натягивает на него штаны обратно, ничуть не смущаясь стоящего члена, который приходится слегка прижать к телу. Гарет выглядит настолько обескураженным, возбуждённым и расстроенным, что Серхио смеётся, ползёт к его губам и прямо в них шепчет: «Кстати, поздравляю с рождением сына!».

Терпению Гарета приходит конец, а Серхио лишь этого и ждёт. Он не успевает даже вскрикнуть от неожиданности, как оказывается под Гаретом, и его мучительно нежно целуют в живот и загорелые бёдра, грубо стягивают всю оставшуюся одежду, что-то нечаянно разрывая по шву, забрасывают колени на плечи и возбуждают член рукой. Потом Серхио чувствует холодную смазку внизу себя, вздрагивает, замирает, дышит неровно и глубоко. И наконец стонет, сквозь сжатые у рта пальцы. Им обладают впервые, но Гарет хороший любовник, и вскоре Серхио уже не чувствует себя узким и маленьким для него. Наглость выбивается из него с каждым медленным толчком — она заменяется вязкой негой, что течёт по венам Серхио вместо крови. Он становится податливым, но всё равно немного ершистым: когда Гарет переворачивает его на живот, Серхио ловит его подбородок у своего плеча и шепчет в губы: «А как вы его назвали?». Гарет злится и вот теперь трахает его как надо. Серхио забавно и хорошо, а вот его телу завтра будет очень плохо, оно навряд ли сможет куда-то безболезненно сесть. Но Серхио нравится, Серхио провоцирует Гарета ещё больше, вынуждая ускоряться, кусать его, ловить его выскальзывающее тело в простынях, быть нежнее, когда он попросит, умоляюще посмотрев на него, а в следующую секунду вновь становится дьяволом. Гарет умело достаёт до приятной точки внутри него, и теперь Серхио познаёт, что такое двойной оргазм: изливаясь вовне и содрогаясь изнутри. Их потные тела, к тому же запачканные спермой, ещё долго прижимаются друг к другу после окончательных стонов Серхио, едва-едва заглушённых подушкой. Юноша забрасывает одну ногу на бедро Гарета и позволяет ему вести пальцем по своему боку и ноге, изредка щекотливо касаясь костяшек таза. У Бейла опять выбивается половина волос из пучка, и его настоящая причёска выглядит нелепо. У Серхио тайная фантазия заняться с ним сексом, когда его волосы будут полностью распущены, но он пока не говорит о ней, зная пристрастие Гарета к порядку на голове.

Серхио смотрит на вспотевшее лицо Гарета, его покрытый дымкой взгляд, ещё не отошедший от наслаждения, и тусклую седину по бокам в его волосах. Дотрагиваясь до них, он думает о Гарете, занимающемся сексом с женщиной, у которой от него уже трое детей. Любит ли он её? Отличается ли его любовь от чувств Серхио? Зачем ему Серхио? Может быть, на последний вопрос он и сам знает ответ. Нечего скрывать, он молод и красив, но не настолько, чтобы менять ориентации. Юноша закрывает глаза и откидывает безумные мысли. Он лишь развлечение для Гарета и понимает это уже давно.

День заканчивается, и воспоминание становится одним из многих. В Севилье же оно обретает невероятную цену, будто стакан речной воды с илом для путников, застрявших в пустыне.

Наградой страданий Серхио в аренде служит трофей Лиги Европы. Он и сам не верит, что они сумели вырвать его у сильного Интера с таким минимальным разрывом, но счёт — на табло, а кубок — в руках. Гарет поздравляет его не первым, но даже сквозь бездушные буквы юноша видит его искренность.

Когда он возвращается в Мадрид, агент сообщает сразу: никто тебя там не ждёт, скоро ты отправишься в другой клуб, возможно, навсегда. У Серхио от этого «навсегда» холодеет в груди, но держится он достойно и старается на предсезонке, по-детски надеясь, что его усердие заметят и изменят решение. Но чудес не бывает, а выиграть их в лотерее с судьбой — уже невозможно, Серхио использовал весь лимит удачи. Агент говорит, что им интересуются клубы АПЛ, и Серхио делает вид, что заинтересован и в полном восторге от переезда. А сам только и думает о Лондоне, в котором повстречал своего будущего любовника. Его история попахивает попсой и избитым популярным сюжетом, в котором кумир и его фанат влюбляются друг в друга. Правда, обычно в таких историях не фанат, а фанатка, и заканчивается всё любовью до старости и целой россыпью детишек, но… Серхио трясёт головой, стараясь отогнать прилипчивый бред, которым болеет его голова уже который день. На предсезонке нет Гарета — у него травма, и юноша сходит с ума. Они так и не виделись наедине с тех пор, как Серхио вернулся из Севильи. А время нещадно тикает, давая старт обратному отсчёту. Серхио знает, что у них с Бейлом остаются считанные дни; потом время станет исчисляться короткими бешеными часами.

А потом они наконец расстанутся — раз и навсегда. Серхио ожидает этого момента так же покорно, как справедливо обвинённый — казни, и разглядывает окна переговорной мадридского клуба как будущее орудие убийства, как топор, которым ему потом перерубят голову.

С манчестерским клубом диалог стопорится, и остаётся единственный вариант. Серхио соглашается на него не без усмешки. Иронично, что его следующим клубом будет Тоттенхэм — место, где Гарет сделал себе имя будущей звезды. Серхио слышит, что и сам Бейл не останется в Реале на этот сезон, но о том, что происходит за отполированными дорогими столами конференц-залов, он не знает и его агент отвечает уклончиво. Юноша думает, что Гарета опять не продадут, как не сделали этого год и полгода назад, он останется в Мадриде и будет иногда выходить на замену — унизительнее положения не придумать. Серхио поражает то, как меняется футбол, хотя сам уже давно внутри этой жестокой сферы: сегодня ты герой и спаситель, забиваешь в финале, приносишь трофеи, а завтра, спустя несколько неудачных игр и травм, уже посмешище и отработанный материал.

В день вылета Серхио чувствует себя нервозно и расстроенно — не с такими чувствами надо входить в новый клуб. А ещё ему кажется — вокруг что-то происходит. Это сложно описать, как будто от него скрывают нечто важное, а он не может докопаться до сути. Он перечитывает предварительный договор, спрашивает агента, однако никаких тонкостей не находит. Перед выездом в аэропорт юноша заезжает на базу — попрощаться с друзьями, которых он здесь всё же нашёл. И со своим домом — всё-таки почти всю жизнь он провёл здесь, в Мадриде, привык к его тренировочному комплексу, к мягкой погоде, разнеженному лету и приветливому солнцу над головой. Что будет в Лондоне — сложно сказать.

Серхио направляется к медштабу, надеясь встретить там Гарета, и проходит мимо пустых гостевых комнат — сейчас идут тренировки и никого нет. Чемодан устало дребезжит за его спиной — он сглупил, взяв его с собой, ведь думал, что обход займёт пять минут, а теперь оставлять его где-то бессмысленно. Неожиданно позади него в конце коридора открывают дверь, и юноша непроизвольно ускоряется — не желает видеть сейчас кого-либо, кроме Бейла. Но когда его окликают, он останавливается и вздрагивает. Негромкий знакомый голос зовёт его: «Реги!..». От этого мягкого, безумного «Реги» у него бегут мурашки по коже, вздыбливая волоски на руках. Он оборачивается. Гарет стоит на пороге своей комнаты и улыбается ему. «Реги» бросает чемодан прямо в середине коридора и бежит к нему. Гарет раскрывает объятия, и они вваливаются в комнату, хлопая дверью.

— Гарет! Ты же должен быть в медштабе… — Серхио ещё дурно от мысли, что, если бы не эта случайность, они бы не встретились в последний раз. Бейл улыбается и гладит его по щеке. Серхио прижимается к нему всем существом и глядит в глаза так преданно и ласково, что ему самому от себя тошно. Не лучше верной собачонки! Но Серхио и не знает, как назвать себя по-другому. Он уже достиг такого дна со своей привязанностью, что трудно представить, как опуститься ещё ниже. Но Гарет не смотрит на него благосклонно или снисходительно; точнее, то, как на него смотрит Гарет — неправильно, неуместно, не для их истории. Для какой-то другой, полной возвышенной и красивой любви.

— Ты уезжаешь сегодня? — шепчет Бейл, зарываясь пальцами в его волосы. Серхио закрывает глаза от наслаждения и откидывает голову. Сквозь улыбку говорит:

— Прямо сейчас. Через десять минут.

— Этого хватит.

«Но не мне, — думает Серхио с улыбкой, всё так же закрыв глаза и откинув голову. Гарет ласкает его шею, и каждый поцелуй пламенным импульсом летит к паху, раздражая все нервные окончания. — Мне никогда не будет тебя хватать». Сегодня Гарет нежен. Воспалённо, отчаянно нежен. Он не жаждет ответных ласк и лишь хочет давать их взамен. Серхио не раскрывает глаз — так чувства заостряются, как лезвия, которыми он потом себя убьёт. Или он умрёт чуть раньше, добив себя мыслью, что в их последнюю встречу он не хватает с жадностью образ Гарета в сумрачной комнате.

Серхио сдаётся очень рано. Стонет, когда щетина колет его шею, а язык ласкает чувствительную кожу за ухом. Сжимает губы до колючего жара в них, когда поцелуи-краски ложатся на холст его плеч и ключиц. Выдыхает с улыбкой — он побеждён, когда Гарет мелкими шажками опускается на его живот и мягко выводит языком круги над линией штанов. Серхио хочет чувствовать Бейла рядом и поднимает с коленей, чтобы поцеловать. В паху уже тесно и напряжённо, и Гарет легко массирует его член сквозь ткань. Серхио понимает, что сегодня случится самое позорное в его жизни: он кончит, не снимая одежды. Бейл это понимает и подводит его к невозвратной черте, лаская шею, грудную клетку, часть бедра, каждое касание к которому оглушительно звенит в паху. Серхио каким-то чудом стоит на ногах, когда Гарет трётся лицом о его твёрдый член сквозь ткань; лишь позже юноша поймёт, что Бейл поддерживал его за поясницу.

— Гарет, я больше не могу! — шипит, цепляется пальцами в пучок и с наслаждением стягивает резинку. Волосы падают на плечи сердитого Гарета, и выглядит это комично, но Серхио имеет право удовлетворить свою фантазию. Тогда Бейл стягивает с него штаны, но не трусы, и откровенно пошло водит языком по всей длине члена. Серхио даже не думает, что поедет в аэропорт так — одежду уже не спасти. Он не стесняется кричать, когда Гарет делает импровизированный минет через ткань, и в конце задыхается: от его дерзости и своего оргазма. Его тело никогда так долго не дрожало после разрядки; Серхио бессильно падает на колени, прямо в объятия к Гарету, и жадно ласкает его рот, вбирая свой же вкус с его языка. Всё, что ниже пояса, безбожно мокрое и липкое.

Серхио порывается стянуть с себя штаны до конца и даже не шепчет, а говорит взглядом: «Возьми меня так, как сам хочешь. Любое твоё желание». Видно, что Гарету стоит неимоверных сил отказаться и тихо ответить ему, положив руку на пояс:

— Скоро вылет. Лучше иди в душ.

— Значит, прощаемся? — Серхио быстро трезвеет, и старые раны расходятся по швам на сердце. Взгляд у Гарета лукавый, сияющий, странно не печальный — он разъедает сильнее кислоты. Серхио успевает забыть за эти пять невозможных минут, кто он для Бейла на самом деле, и его окунают в ведро со зловонной правдой.

— Прощаемся.

На ватных ногах Серхио доходит до душа, оставив Бейла с распущенными волосами сидеть посреди комнаты, и включает воду. Когда выходит, протираясь полотенцем, никого нет. Те же задёрнутые шторы с золотой полоской света посередине, тёмный пол, холодная заправленная кровать и бледные стены. Но всё это пять минут назад затянуло их в сказочную бездну, которую Серхио до сих пор не мог выбросить из головы. Быстро сбегав до чемодана и увидев пару пропущенных звонков от агента, юноша мигом переодевается, пихает липкую одежду в пакет и сует его поглубже на дно сумки. Затем несётся до машины у ворот мадридской базы. Водитель и агент смотрят на него недоумённо, когда он, мокрый и красный, влетает в салон, но ничего не спрашивают. Серхио так суетится, что забывает окинуть базу последний раз и не успевает прочувствовать до конца своё раздробленное от бессмысленной обиды сердце.

Он одинок, по-грустному свободен и несчастлив. Но длится это всё до посадки в самолёт.

***

Серхио прячет глаза и нервозно скользит ими по обивке кресла, однотипному виду за иллюминатором и своим сцепленным на животе рукам. Его щёки красные, а стыд — запредельный. Перед ним сидит, подпирая голову рукой, Гарет и нагло улыбается в ладонь. Серхио это знает наверняка, даже если тот пытается скрыть. Юноше хочется взорваться и в наказание возбудить бесстыдника, да так, чтобы он ползал за ним, умоляя приласкать. Его разрывают негодование, счастье и ещё одно негодование — не общее, а то, какое бывает только между любовниками. Но в салоне самолёта, кроме них, ещё агенты и обслуживающий персонал, так что надо держаться до вечера. Серхио даже раздумывает над тем, чтобы самому трахнуть Гарета — держа его за длинные волосы и удовлетворяя все свои грязные фантазии. Думая об этом, он забывает убрать взгляд с Бейла, когда тот смотрит на него в ответ. Гарет улыбается — теперь уже не нагло, а виновато; Серхио хмурится, но губы слушаются только сердца, которое говорит: «да».

Всё это время агент Гарета проворачивал сделку по его аренде в Тоттенхэм. Операция шла секретно, пока все детали точно не утвердились и Бейл не отправился в аэропорт. Вот откуда у Серхио возникло странное предчувствие. Теперь сцена, разыгранная Гаретом в тёмной комнате, вызывает у юноши глубокий стыд и тайное наслаждение. Но пару часов полёта до Лондона друг напротив друга всё ещё кажутся испытанием.

«Мы снова в Лондоне — в городе, который нас создал». Серхио знает, что звучит пафосно: нет никаких «нас», здесь один из них лишь создал объект для восхищения, а второй — просто встретил будущего любовника, который постарается на славу лишь через семь лет. Но всё равно Лондон уже принадлежит им, хотя ещё и не впитал следы их ног и громкость смеха. Серхио знает, что его раскуроченному сердцу дают отсрочку на год, а пока они с Гаретом будут здесь творить.

Их много фотографируют, в футболках Тоттенхэма и на стадионе, они дают интервью и шутят. Серхио удаётся вжиться в роль весёлого паренька, который восхищается легендой клуба и ещё не верит, что они вновь будут играть вместе. Гарет рассказывает ему про разные памятные снимки из истории клуба, развешенные по стадиону, и Серхио делает невинно-заинтересованный вид, словно и не думает о ближайшей ночи, когда они, тяжело дыша, изнемождено упадут в кровать и ещё пару минут будут приходить в сознание, переплетая тела и тихонько смеясь. Он счастлив так, словно впереди не маячит грозное будущее, в котором он всё равно останется одиноким, разбитым и выгоревшим. Он счастлив так, ведь видит перед собой лучший сезон в своей жизни, независимо от того, каких успехов добьётся клуб.

Навряд ли Гарет любит его так, как понимают это другие люди, но Серхио видит его любовь в ином: в поддержке, советах, тёплом чае вечером, лишнем одеяле холодной ночью и мягком подталкивании в спину, когда нужно сделать важный шаг вперёд. Видит в ласковом шёпоте под хрустящей темнотой, пока они греются в одной кровати, в холодно-колких поцелуях в шею, когда их никто не видит по пути к тренировочному полю или столовой. В терпком смехе и трогательном изумлении, когда Гарет узнаёт о том, что он хранил его автограф всё это время и таскал с собой во все аренды. В ласковом массаже головы перед сном, в одном на двоих тёплом джемпере и ласковом ободряющем взгляде «У тебя всё получится!», даже когда он ошибается в передачах или защите. Юноша видит это, но порой не всегда нужно говорить о таких вещах вслух.

Серхио двадцать три, и он рад, что принимает свою горькую любовь и её возможно скорый конец. Он не научится жить без болезненного желания любить, и никто не займёт место Гарета в его повзрослевшем сознании, но теперь он не разрывается между своими противоречиями и выбирает любить так долго, как выпадет ему на этот раз в его счастливом лотерейном билете.