Вэй Ин лежал на кровати, задрав зад кверху. Его голова была повернута вправо, глаза лихорадочно бегали, рассматривая беспорядок в комнате.

Ладно, он просчитался, но откуда ему было знать, что Цзян Чэн окажется хитрее лисы?! Все его розыгрыши каким-то образом повернулись против него, и он оказался крайним! Какого гуля миска риса, которую он приготовил со всей любовью и заботой для Цзян Чэна, оказалась на подносе мадам Юй? Он похож на человека, отчаянно ищущего смерти? Раскрасневшееся грозное лицо мадам Юй будет преследовать его в худших кошмарах, на мгновение он взаправду подумал, что покинет этот прекрасный мир в расцвете сил. По всему обеденному залу раздался треск дерева; изящный и несомненно дорогой поднос стал жертвой праведного гнева госпожи. Фиолетовые всполохи Цзыдяня ласкали кожу Юй Цзыюань, пока сама женщина уже была на ногах, нежно проходясь пальцами по кнуту, послушно обернувшемуся вокруг ног хозяйки.

Кто бы мог подумать, что Цзян Чэн решится под шумок заменить свою особо острую порцию риса с мадам Юй?

Все закончилось тем, что его выпороли, не жалея сил, от души пройдясь по заднице и бедрам. Хотя, если подумать, то все не так уж и плохо, его жизнь все еще при нем! Он искренне верил, что взгляд мадам Юй испепелит на месте.

Вэй Ин уже потерял счет попыткам разыграть Цзян Чэна, порой он верил, что у того развился дар предвидения, иначе его способность к предотвращению буквально каждого плана не объяснишь. Кто бы мог подумать, что он, великий Вэй Усянь, потерпит сокрушительное поражение у шиди. Ведь А-Чэн когда-то был таким милым ребенком!..

По лицу Вэй Ина потекли воображаемые ручьи слез.

— Опять твое больное воображение разыгралось?

Парень узнал голос, но как бы ему ни хотелось повернуться, чтобы посмотреть в бесстыжее лицо шиди, сделать этого полноценно не мог — любое движение заставляло его зад гореть. Стоит ткани заскользить по покрасневшей коже, как ему казалось, что его буквально начинали жарить.

— Цзян Чэн, тебе должно быть стыдно! Как так можно поступать с собственным шисюном? Я не воспитывал тебя таким образом!

Цзян Чэн появился в поле зрения, плавно скользнув на пол рядом с кроватью, сев таким образом, чтобы он мог видеть его без каких-либо затруднений. Вэй Ин бы обязательно растрогался, не будь он виновником его плачевной ситуации. Сам же Цзян Чэн изогнул бровь, не испытывая ни капли стыда. Казалось, что данное слово вообще пропало из его словаря.

— Ты хотел скормить мне свою стряпню.

— Где ты, а где мадам Юй?!

— То есть ты признаешься в попытке отравления шиди?

— Не сравнивай! Это совершенно разные вещи. Ну, съел бы немного острой пищи, это мучений на пару дней. Мадам Юй же была готова отправить меня к праотцам. Чувствуешь разницу?

Решив проигнорировать поток бреда, выходящего изо рта этого нарушителя спокойствия, Цзян Чэн внимательно осмотрел состояние Вэй Усяня. Рука у матушки тяжелая, боль должна быть неописуемая. Не сравнится с телесными наказаниями Гусу. Мужчина покосился на привязанный к талии мешок, где спрятал успокаивающую мазь, которую попросил у целителей. Те без вопросов отдали ее, ведь вопли Вэй Ина не слышали разве что в Цишань Вэнь.

— Ты, заткнись! — Рявкнул Цзян Чэн, когда надоедливый треп начал мешать сосредоточиться на мыслях. — Тебе нужна помощь или нет?

Вэй Ин заинтересованно взглянул на застывшего Цзян Чэна, не до конца понимая, что спровоцировало вспышку гнева. Только спустя некоторое время, проведенное в тишине, он заметил керамическую баночку, сверху прикрытую белой тканью, а вокруг горлышка обмотанную тонкой веревкой. Вэй Ин сразу узнал мазь против ушибов и иных травм, которой его частенько мазали в детстве.

— Цзян Чэ-эн, — он заныл, до глубины души тронутый чужой заботой. — Я знал, что под всеми слоями злости и раздражения, ты любишь меня!

— Я сказал — заткнись! Или еще получить хочешь?

Вэй Ин честно пытался промолчать, но один вид на смущенного Цзян Чэна лишал его последних капель благоразумия.

— Ты же знаешь, что я не дотянусь, верно? Тебе придется самому нанести мазь на мой великолепный и самый привлекательный за…

Не закончив бесстыдное предложение, Вэй Ин оказался задушен подушкой, которую столь жестоко вырвали прямо у него из-под головы. Не жалея сил, Цзян Чэн честно пытался прикончить подонка, с которым приходится иметь дело вторую жизнь подряд. Мужчина искренне верил, что его смерть принесет всем покой, а мир будет должен ему и в загробной жизни.

Рука юрко освободилась от удушающего захвата и вцепилась в чужие ребра, по которым игриво прошлись пальцы. Недостойный звук для бывшего главы ордена Юньмэн Цзян вырвался из уст Цзян Чэна, когда тот в отместку шлепнул Вэй Ин по и так сверхчувствительной заднице.

Настала очередь Вэй Усяня недостойно визжать. Любой здравый смысл отошел на второй план, когда завязалась мальчишеская потасовка. Вэй Ин всячески старался оберегать свой зад, боясь случайно сесть на него или дать негодяю Цзян Чэну прикоснуться к нему, пока пытался защекотать шиди до смерти.

Мальчишки свалились с кровати, упав на деревянный пол, не заскрипевший под их весом. Не ожидавший такого развития событий Вэй Ин слегка растерялся, а пронзившая его боль и вовсе оставила дезориентированным. Так и получилось, что проявившейся слабостью воспользовались сполна. Острый локоть неприятно вдавили в поясницу, а другая рука пощекотала внутренний сгиб колена. Вэй Ин рассмеялся до слез:

— Всё! Всё! Помилуй, Цзян Чэн!

Мужчина фыркнул, отпустив дергающуюся ногу. Он устало положил согнутые руки на изгибающуюся спину, когда почувствовал странную боль в лице. Осторожно помяв щеки, он понял, что все это время улыбался. Признание данного факта заставило Цзян Чэна привычно нахмуриться, чтобы никто не посмел указать на очевидную слабость. Он должен оставаться сильным для своей семьи и возможного будущего Цзинь Лина, что означает, что люди не должны воспринимать его как юнца, наивного и глупого.

— Успокойся, — Вэй Ин замер, услышав серьезный голос, в котором не осталось и намека на смех. Явно ощутив смену атмосферы, он отказался от остроумного ответа, послушно расслабившись на коленях Цзян Чэна. — Если ты не воспользуешься мазью, то будешь бесполезен в три раза больше.

Вэй Ин промычал, положив подбородок на скрещенные предплечья.

— Я в любом случае не вижу, куда мазать. Если хочешь, чтобы я поправился и был партнером на тренировке, придется тебе подсобить.

Немедленного ответа не последовало. Он сам не знал, какого результата ожидать от удавшейся провокации. С одной стороны он не обманывал, ведь и правда не сможет достаточно позаботиться о себе. С другой, что мешало по-тихому привести лекаря, чтобы тот вылечил его? Когда Вэй Ин потерял надежду, хотя и сам не понимал, чего именно он желал, раздался шорох разматываемой веревки.

Вэй Ин был в предвкушении.

Сосредоточенный на звуках, парень не заметил, как чужие пальцы подцепили край штанов, с первой попытки развязав узел и спустив штаны ровно настолько, чтобы были видны ягодицы и немного бёдра. Вэй Ин планировал все как шутку, что он будет смеяться над неловкостью Цзян Чэна и его смущенным лицом, но именно он сейчас лежал, перехватив дыхание. Знакомое возбуждение охватило его, но было в разы острее, чем когда он мечтал, лежа в кровати. Не замечая, он сжал бедро Цзян Чэна, полностью сосредоточенный на тщетной попытке не издавать ни звука.

Когда холодные пальцы нанесли не менее холодящую мазь, Вэй Ин не смог сдержать тихого стона, вибрация которого отдалась по всему телу.

— Неужели больно? Терпеть разучился?

Голос Цзян Чэна не способствовал приобретению контроля, скорее наоборот, только разжигал пламя, скопившееся внизу живота. Сглотнув застрявшую в горле вязкую слюну, Вэй Ин прохрипел:

— Все нормально, не обращай внимания.

Ему не ответили, но огрубевшие подушечки пальцев усердно продолжали втирать лекарство в покрасневшую кожу. Раз за разом Цзян Чэн повторял форму спирали. Когда он переходил на другой участок, то оставлял за собой влажный след, вызывающий мурашки по коже от малейшего движения воздуха.

Вэй Ин чувствовал, как ему становилось тяжело внизу. Из чистого упрямства он не качнулся вперед, в жалкой попытке потереться о крепкие ноги Цзян Чэна. Не глядя в зеркало, он знал, что щеки по цвету напоминали переспелые алые яблоки. Но когда палец Цзян Чэна случайно скользнул между ягодиц, небрежно коснувшись входа, Вэй Ин не выдержал и застонал, наклонив голову вперед и уткнувшись в деревянный пол. Бедра толкнулись вперед, пока не коснулись чего-то твердого и одновременного мягкого. Он облизал пересохшие губы, едва не закатывая глаза от переполнявшего наслаждения.

Но уже в следующее мгновение он замер в страхе, мелко подрагивая от ужаса. Одни Небеса ведали, какова будет реакция Цзян Чэна. Время тянулось невыносимо медленно, подобно вязкому меду. Вся жизнь промелькнула перед глазами так быстро, что он даже толком ничего не увидел. Молча прощаясь со всеми, Вэй Ин был готов к предстоящей буре.

Вместо этого он вскрикнул, потому что чужой палец осторожно погладил пульсирующий вход. С замутненным сознанием Вэй Ин не мог думать ни о чем, кроме как о желании потереться о крепкие бедра. Он толкнулся раз, второй, и каждое движение сопровождалось низкими стонами. Вставший член терся о единственную преграду между ним и, несомненно, мягкой кожей Цзян Чэна.

Вэй Ин хотел позвать Цзян Чэна, сказать ему, как хорошо он себя чувствует, что его руки самые лучшие, что он никогда не хочет останавливаться, и чтобы он сам не посмел сбегать в столь важный момент. Но он держал язык прижатым к небу, не желая случайным словом разбудить его из какого-угодно состояния, в котором тот сейчас находится.

Цзян Чэн и сам не до конца осознавал происходящее. Вот он втирает мазь в красные полосы от кнута матушки, а вот к нему прижимаются твердым членом, беззастенчиво потираясь. Как он перешел из первого положения во второе было неведомо. Мужчина знал о своих эгоистичных желаниях держать Вэй Ина рядом, не отпускать его ради каких-то незнакомцев. Он хотел видеть его каждый день, вслушиваясь в заливистый смех и терпя детские шутки. Цзян Чэн хотел жить вместе с Вэй Ином в Пристани лотоса, делить кров и еду, быть с ним до самого конца. В конце концов он ушел, исчез на глазах, отдав свою верность сначала остаткам псов из Цишань Вэнь, а потом и великому и непогрешимому Ханьгуан-цзюню. Чего бы Цзян Чэн ни делал, он оставался один. Однако видеть Вэй Ина, лежащего на его коленях, такого расслабленного и явно возбужденного пробудило в мужчине незнакомые эмоции, среди которых узнавалась жадность. Он хотел, чтобы Вэй Ин хоть раз выбрал его, потому что он Цзян Чэн, а не чтобы противостоять Лань Ванцзы или по еще какой глупой причине.

Поэтому Цзян Чэн толкнул.

Палец погрузился ровно на одну фалангу, но этого хватило, чтобы Вэй Ин увидел белую вспышку перед глазами и судорожно кончил, ногтями впившись в штаны Цзян Чэна. Он невообразимо ясно осознавал тепло ног под животом, ласковое движение пальцев на заднице и чье-то участившееся дыхание. А затем мир будто погрузился в полумрак, а он сам обмяк, безвольно повиснув на коленях.

Это была эйфория, высшее блаженство. Лучше, чем когда он делал это сам, предаваясь запретным грезам о Цзян Чэне. Адреналин все еще тек по его венам, мышцы сжимались, а конечности мелко тряслись. Вэй Ин не был уверен, что сможет когда-либо заново ходить, достигнув пика. Но когда другая рука, не застывшая и погруженная в его анус, мягко скользнула по ягодице, а затем крепко сжала, Вэй Ин подумал, что сейчас точно умрет.

Все полетело к черту.

— А-Чэн, — прохрипел он, чувствуя, как последние остатки спермы вытекают из его члена на грязные и мокрые штаны. — М-можешь, можешь толкнуть глубже?

В ответ — громкий выдох, пощекотавший волосы на затылке. Тело Цзян Чэна застыло подобно статуе. Или испуганному животному, готовому броситься наутёк. Вэй Ин не хотел отпускать его, терять свой единственный шанс на хоть что-то. Он еще не знает, что конкретно, но очень важное.

— А-Чэн, пожалуйста…

Потом он почувствовал это: жалящий ожог, когда ему в задницу протолкнули весь палец. Слезы незаметно потекли по щекам, но он чувствовал себя как никогда счастливым и целым. Потратив последние силы на приподнимание задницы, ставшее скромным напоминанием Цзян Чэну, что ему нельзя останавливаться, он наслаждался каждым чертовым моментом, когда палец начал ритмично двигаться внутри. Вперед и назад. Вперед и назад. Снова и снова.

Вэй Ин тяжело дышал, воздуха едва хватало. Хотя оставалась одна вещь, о которой он тайно желал, но не смел признаваться самому себе. И это была не рука Цзян Чэна на его члене. Для этого Вэй Ину придется пересилить себя, как никогда до этого. Быть более сильной и храброй версией самого себя, более сумасшедшим и безумным, чем когда-либо. Сделавшим последний шаг в пропасть.

Все или ничего.

Оперев ладони о пол, он приподнялся, настойчиво игнорируя влажный звук, который издавал его член в обконченных штанах. Палец внутри ощущался особенно странно, когда он двигался. Но ничего из этого не отвлекало Вэй Ина от конечной цели. Крепко обняв плечи Цзян Чэна, он сжал их в железной хватке, чтобы тот ни за что не сбежал. Сев на колени и прижавшись своим полутвердым членом к его животу, Вэй Ин жестко схватился за волосы, наклоняя голову Цзян Чэна. Позволив себе на мимолетное мгновение полюбоваться ошеломленным лицом Цзян Чэна, он впился в его искусанные губы, дерзко раздвигая языком сжатый рот и развязно облизав чужой язык, прежде чем втянуть его в собственный рот.

Палец с громким хлюпом вышел, но Вэй Ин не расстроился, поскольку его тут же притянули ближе, прежде чем агрессивно пройтись возбужденным членом по заднице. Он снова застонал и быстро качнулся тазом, буквально глотая еле слышимые стоны Цзян Чэна.

Неожиданно Цзян Чэн встал с места на колени, опрокинув Вэй Ина и заставив лечь на спину. Он ожидал неприятного удара, но ладонь бережно обхватила затылок, смягчая падение. Но ему не дали сориентироваться, начав жестко вколачиваться, но так и не проникая из-за проклятых слоев одежды. Разорвав неряшливый поцелуй, Цзян Чэн опустил голову, облизав оголенную шею. Руки Вэй Ина одобряюще скользнули за ворот фиолетовых одежд, касаясь горячей кожи.

Цзян Чэн перестал сдерживать себя, безудержно втянув кожу прямо на изгибе между плечом и шеей. Ртом чувствуя вибрацию, он едва не кончил, когда длинные ноги собственнически обхватили его за талию. Тяжесть на пояснице, живое тело, буквально оплетшие его, и распутный стонущий рот возле уха стали причиной его разрядки. Тело подрагивало, а оргазм волной прошелся по всем нервным окончаниям. Измученный и уставший, Цзян Чэн упал на хрипло дышащего Вэй Ина, уютно спрятав лицо на чужой быстро вздымающейся груди.

Цзян Чэн сделал гуль пойми что, но впервые за всю долгую и несчастную жизнь ни о чем не жалел. Мир может завтра сгореть в огне, но он ничего не хочет менять. Он едва не трахнул Вэй Ина, Вэй Усяня, будущего Старейшину Илин, и это было великолепно.

Игривое расчесывание его волос только подтверждало правильность принятого решения.

В первой жизни он следовал правилам изо всех сил, не выходил за установленные рамки, хотя многие бы с этим поспорили, следовал четко составленному плану. Он никогда не делал ничего сумасшедшего самостоятельно. Он уже жил, увидел начало и конец истории, он знает, как все сложится. Так чего ему бояться? Еще одной разрушенной и бесполезной жизни? Такой же скучной и болезненной?

Вэй Ин под ним все еще задыхался, бесстыдно потираясь возбужденным членом о его живот. Именно это стало толчком для Цзян Чэна, он хотел получить удовольствие и наслаждаться им, пока полностью не испьет и не насытится.

Приподнявшись, он залюбовался расслабленным Вэй Ином, чей мокрый рот был раскрыт, а на щеках высыхали следы от слез. Сами глаза смотрели так отчаянно, с такой невиданной силой, словно затягивая к себе в самые темные глубины. Цзян Чэн резко распахнул нижние одежды Вэй Ина, а затем положил ладонь на незащищенный живот, стройный и подкачанный, усыпанный бледными шрамами от тренировочного оружия. Он двинулся выше, спрятав четыре пальца за подмышками, а большим прижав вставшие от прохлады в покоях соски. Вэй Ин подавился собственной слюной, при этом глядя на него с таким обожанием, что Цзян Чэну стало неудобно.

Небеса, помилуйте его.

Приподняв расслабленные ноги Вэй Ина, он окончательно стянул с него штаны, с каким-то восторгом заметив как покачнулся член с поблескивающей от проступающей смазки красной головкой. Кончиком носа пройдясь по чувствительной коже у сгиба колена, он также смял упругие бедра.

— Крепко сожми ноги, — приказал Цзян Чэн, быстро щипая чувствительную кожу под ягодицами между бедрами. — Очень крепко.

— Как скажешь, А-Чэн, — кивнул парень, сделав, как было сказано, впервые подчиняясь без всякого сопротивления.

Закинув ноги Вэй Ина к себе на плечо, он приспустил штаны, не заметив жадного взгляда. Стоило ему приблизиться, как пятка уперлась в ключицу, требовательно отпихивая.

Рассерженно посмотрев на разлегшегося Вэй Ина, он было открыл рот для хлесткого замечания, как его перебили:

— Если ты не снимешь проклятую одежду, я сделаю твою жизнь невыносимой, превращу ее в кошмар. Будешь дни напролет ходить возбужденный, не в состоянии помочь себе.

Цзян Чэн хотел бы посмеяться, но откровенно голый Вэй Ин вызывал не безудержный смех, а похотливое желание до потери сознания вбиваться в гибкое и поддатливое тело. Он уже был на грани, его член снова встал и истекал предэякулятом. Всё о чем он мог думать, были соблазнительные бедра, всегда скрытые за слоями ткани, даже во время купания в реке.

Развязав пояс, удерживающий одежды запахнутыми, и узел нижних одежд, он повел плечами, скидывая все на пол и оставаясь с голым торсом. Он требовательно уставился на Вэй Ина, словно спрашивая: «Доволен?»

Парень ухмыльнулся.

— Все остальное — тоже, — и скользнул ступней ниже, прижав пульсирующий член к напряженному животу.

Цзян Чэн сжал голеностоп, дергая ногу вверх, где все еще безвольно раскачивалась правая и замахнулся рукой.

В душной комнате раздался смачный шлепок и полный нескрываемого удовольствия вскрик.

Бедра Вэй Ина бесконтрольно приподнялись в поисках желанного трения. Он умоляюще заскулил, а когда его ударили по другой ягодице, удовлетворенно всхлипнул. Это было столь унизительно и желанно, что он чувствовал, как все больше жара скапливается внизу живота. Цзян Чэн был сильным, умным и гордым, каждое слово жалило подобно Цзыдяню, а глаза обжигали холодом. И именно этот человек сейчас нависал над его распростертым телом, наполняя каждый цунь тела истинным блаженством. Вэй Ин эгоистично хотел сделать этого человека исключительно своим.

— Не смей шлепать никого другого, понял? Даже когда станешь главой. Ты же не хочешь, чтобы вместо наказания будущие адепты кончили от удовольствия у всех на глазах?

Вместо того, чтобы развлекать Вэй Ина, он одной рукой обнял вздернутые ноги, а другой — приподнял поясницу. Скользнуть между сжатыми бедрами было трудно, но сам Вэй Ин был мокрым из-за проступившего пота, а член Цзян Чэна липким после прошлого оргазма. Мужчина удовлетворённо замычал, прислонившись лбом к напряженным икрам.

Сердце Вэй Ина разрывалось от переполнявших его чувств. Видеть Цзян Чэна таким расслабленным и открытым было необычайной редкостью. От одного его вида он мог постыдно кончить. А затем, Боги, он начал двигаться, проезжаясь прямо по тяжелым яйцам. Перед глазами Вэй Ина заплясали разноцветные пятна. Он жестко схватился за истекающий член, не давая себе кончить столь скоро. Возможно, это его единственный шанс насладиться Цзян Чэном всецело, он ни за что не упустит эту возможность, даже если это значит обречь себя на страдания.

Сам Цзян Чэн все сильнее прижимался к живому телу, буквально желая слиться с ним воедино и никуда никогда не отпускать. Потому что как только он расслабится, Вэй Ин исчезнет, оставив после себя потускневшие воспоминания. Он терял Вэй Усяня не раз и не два, но каждый раз ощущался как первый. Никогда не становилось проще, легче. Сердце болело, ныло и хотело невозможного. А сам Цзян Чэн всегда был немного эгоистом.

Сдвинув руку влево, он переплел свои пальцы с пальцами Вэй Ина, изо всех сил сжимавших багровый член, и уверенно качнул вверх и вниз. Ему попытались возразить, однако единственными звуками, вырвавшимися из дерзкого рта, было невнятное одобрение. Ускорив движение, Цзян Чэн впился взглядом в раскрепощенное лицо Вэй Ина, запоминая изгиб бровей, запечатлив в памяти сладостное выражение лица, блестящие глаза и губы.

— Вэй Усянь.

Парень застонал, замотал головой, не в состоянии составить из букв слова.

— Вэй Ин.

От одного звука его первого имени из уст Цзян Чэна у него пошла кругом голова, а в ушах стоял звон. Он задергался, пытаясь заставить руку двигаться быстрее. Это была пытка, его бедное сердце не выдержит таких изысканных издевательств.

Вдруг его резко согнули едва не пополам, мышцы протестующе заныли, но все страдания стоили, чтобы услышать следующую фразу из уст Цзян Чэна:

— Не сдерживай себя, А-Ин.

И Вэй Ин закричал сквозь ладонь, которая в последний момент закрыла его особо громкий рот. Он сжался и одновременно выгнулся, не видя конца и края бурлящему экстазу. Его дух словно выбили из тела, унеся далеко за облака, лишь грубые стоны Цзян Чэна и его вес, прижимающий к полу, был последним якорем, удерживающим его здравомыслие.

На последнем вдохе он закинул руки за шею Цзян Чэну, ведь ноги давно безвольно лежали, широко раскрыв его. Вэй Ин облизал мочку уха, безобидно покусывая, когда все, чего он желал — это привязать Цзян Чэна к себе навсегда. На веки веков.

Сам Цзян Чэн словно уменьшился в объятиях Вэй Ина, однако проявившаяся слабость никак его не беспокоила. Он чувствовал себя самым защищенным человеком на свете, потому что Вэй Ин был рядом и надежно прижимал к себе, он никуда не уходил, не исчезал и не умирал прямо на глазах какой-то жалкой смертью. Уютный и живой, он ощущал себя как дома, в поисках которого Цзян Чэн так долго блуждал.

Вэй Ин наконец-то был его, а Саньду Шэншоу пока что не отпустил ни одного темного заклинателя, которого удалось поймать.