Руки Хистории совсем не нежные и мягкие, какими кажутся на первый взгляд. Грубоватая, мозолистая кожа, какая у всякого, кто упорно трудился на пути к своей заветной цели. Она трудилась и трудилась усердно. Хистория — солдат. Хистория — Королева. Королева Элдийцев. Его королева. Лишь благодаря ему она осознала свою цель. Открыла глаза на правду, смогла вырваться из оков лжи, которыми сковал ее собственный отец. И стать на короткое мгновение той, кем боялась и желала быть так сильно. Собой. Впервые она сделала что-то, за что могла гордиться собой. Как когда-то ей советовала Имир. Живи так, чтобы гордиться собой. Она честно старалась.

Их взгляды пересеклись, когда Эрен опустился перед ней на одно колено. Важное мероприятие, которое она проводит достойно, величественно, действительно чувствуя себя в этот момент королевой, когда вдохновленные глаза ее людей, ее народа смотрят на нее. Мгновение растянулось на вечность, когда его прохладные губы коснулись ее кожи, и перед глазами взорвались мириады звезд, заставляя мучительную дрожь пронзить тело. Хистория ждала, рассеяно моргая и чувствуя с какой силой Эрен сжал ее ладонь, сдавливая пальцами. Его глаза ошеломленно распахнулись, в них читался ужас, ярость, глубокое отчаяние, страх и…

Гнев. Бешенство в злобно искривленных губах, жестко стиснутых зубах, исказившемся выражении лица. Которым он позволил задержаться едва ли на секунду, мгновением спустя стирая их, медленно моргая, будто успокаивая что-то глубоко внутри себя.

Но в поднятом на нее взгляде больше не было ничего из этого. Лишь бесконечная усталость, горечь и боль в его потухших, в мгновение постаревших зеленых глазах, угрюмо нахмуренных бровях. Удрученном выражении лица. А также что-то совершенно не читаемое, постыдно скрываемое в отведенном взгляде и плотно сжатых губах. Словно ему физически тяжело стало смотреть на нее. В тот момент в его глазах Хистория увидела что-то иное, непривычное, странно тоскливое и горькое. Желание остановить время, понять, что происходит с Эреном, спросить его, поднялось в глубине разрушительной волной, оглушая ее на мгновение, но

Пауза прервалась, когда Эрен поднялся с колена, посылая ей слабую, усталую улыбку и отходя в сторону к другим их товарищам, давая подойти к ней остальным. Хистория на короткие несколько секунд растерялась, поглаживая кожу в месте соприкосновения с его губами и не понимая, откуда в ней вдруг взялась эта робость. Это ведь Эрен. Сорвиголова, дико импульсивный, глупый мальчишка… с силой воли, которой, вероятно, мог двигать горы. Человек, переживший в своей жизни столько трагедий, что хватило бы еще на несколько. Они - дети войны. Никогда не будут похожими на других. 

С тех пор, как она открылась ему и была принята, с тех пор, как он дал ей право решить — жить ему или умереть, Хистория неосознанно выделяла его на фоне остальных. Только ему под силу было по-настоящему понять ее. То, что произошло тогда, оставило на них неизгладимый след, изменивший их навсегда. Объединивший их. Хистория тяжело сглотнула, почти не чувствуя, как протянула руку для следующего поцелуя, стараясь не замечать обжигающий взгляд Эрена, который заставлял мурашки обеспокоенно бегать по всему телу.

С каких пор у него такой проникновенный взгляд? Хистория не могла понять, сколько бы не наблюдала. С коронации утекло уже много времени, именно тогда ей хочется начать вести отчет. С того момента, как он поцеловал ее руку, посылая разряд тока по всему телу. В то короткое мгновение Эрен изменился почти до неузнаваемости. Никто этого не замечал, никто. Или просто все старались ничего не замечать. Не замечать его потухший, безжизненный взгляд, обращенный куда-то далеко-далеко, за пределы стен, их земли, моря. Хистория не раз и не два ловила его за этим, но не отвлекала, понимая, что мыслями Эрен настолько далеко от здешних мест, насколько возможно. Она хотела лишь молча поддержать его, раз уж не могла сделать ничего более этого. Лишь показать ему, что он не один, как бы глубоко не погрузился в собственные безрадостные мысли.

Щелчок пальцев перед лицом привел его в чувства. Эрен погрузился в свои мысли так надолго, что и не заметил, как наступил вечер, как она несколько раз позвала его, пытаясь привлечь внимание. Что-то внутри нее при этом тоскливо сжалось, чувствуя себя одиноким и брошенным. Они всегда понимали друг друга, казалось, были почти на одной волне. Эрен когда-то искренне улыбнулся при ней, вероятно, впервые за последние несколько невероятно тяжелых недель. Но все это было до коронации. С того момента он стал столь далеким, как никогда прежде. И не читаемым, абсолютно не читаемым.

Эрен быстро моргнул, переводя на нее более осознанный взгляд, после чего коротко улыбнулся, словно пытаясь успокоить ее, показав, что он в порядке. Хистория протянула руку.

Он замер, когда она коснулась кончиков его порядком отросших волос. Новая прическа так меняла его, заставляла выглядеть старше, делала неуловимо другим. Хистория увлеклась, разглядывая его, что оторопела, все же взглянув в его глаза. От его глубокого, проникновенного взгляда ей стало несколько неуютно, будто Эрен мог видеть ее насквозь. Дыхание сбилось, робость вновь овладела ей, когда он, поймав ее ладонь у своего лица, невесомо прикоснулся губами внутренней стороны.

Большую часть самообладания она потратила на то, чтобы не вздрогнуть и не отшатнуться. Часть — на попытку скрыть растерянность и смущение, но этого недостаточно. Она чувствовала, как покрылось красными пятнами смущения ее лицо, и, может быть, даже шея.

Он отпустил ее, и Хистория тут же воспользовалась этим, прижимая руку к себе. Эрен усмехнулся как-то понимающе, по-доброму. Взгляд его не изменился, как не менялся с дня коронации. Проникновенный и глубокий, знающий что-то, что, вероятно, ей никогда не доведется понять до конца. Он мог понять ее, она его лишь наполовину.

Когда для спасения страны ей предложили принести себя в жертву, все ее убеждения и желания, ей казалось, ее мир рухнул в бездну, с разбега. Хистория, как Криста Ленц, часто представляла себе момент триумфа. Она, как прекрасная и светлая героиня, с ласковой улыбкой на губах, жертвовала собой, чтобы героически погибнуть, но спасти других людей. Прекрасный, даже замечательный финал для сильной и доброй девушки.

Реальность оказалась куда более удручающей и скверной. До слез, скапливающихся в глубине ее замерших глаз. До дрожи в руках, заставляющей ее ногтями впиваться в ладони, только бы не показать, как само это высказанное требование ломало ее на неровные куски. Молчаливый, покорный вид ее ближайшего круга говорил сам за себя. Они готовы принести ее в жертву. Ради человечества. О ее судьбе задумывались, но иного варианта развития событий они не видели. Никто из них.

Кроме Эрена.

Что рьяно возразил против плана, не смотря на покорное согласие других на него. Давно она не видела его таким сердитым. В последнее время он был таким равнодушным и спокойным, казалось, ничто не могло вывести его из себя. Но Эрен злился, его злость была почти осязаемой, от мысли, что он пытался защитить ее, в уголках глаз стали скапливаться слезы, а губы сжались, стараясь не издавать ни звука. Если бы она открыла рот, то, вероятно, просто бы позорно расплакалась.

Эрен всегда такой, думала она. Никогда не отступал. Шел до конца, не смотря на преграды, встречающиеся на пути. Лишь сдвигал их со своей дороги и перемещал туда, куда ему нужно. Его решимость всегда поражала ее до глубины души, но…

Хистория думала, что этот равнодушный, одинокий взгляд доводит ее до тихого бешенства.

Он слишком спокоен для того, кто находился с ней в одной комнате в каком-то богом забытом месте. Слишком спокоен для того, кто, вероятно, собирался бороться со всем миром. Совершенно один. Против всех.

Обсуждение будущего, перспектив, планов, она может осуществлять лишь с ним. Его советы оказывались неожиданно дельными. Одновременно с этим они полны рациональности, расчетливости. Заведи ребенка, говорил Эрен. Это поможет тебе отсрочить неизбежное, пока выполняется остальная часть плана, советовал также он. Ей хотелось нервно рассмеяться, ведь она знала, в чем этот самый план заключался. Какое безумие он собирался совершить. И безоговорочно ему верила, сама не зная почему.

Хистория знала, что Эрен собирался делать, знала, чего он собирался достичь. Вопрос «как?» повис между ними в воздухе. Темный, полный невысказанных эмоций взгляд зеленых глаз заставлял неосознанно выпрямить спину и задержать дыхание.

Она на самом деле не хотела знать, на какие жертвы он пойдет, насколько сильно ему придется погрязнуть во тьме. Знала лишь то, что Эрен не причинит ей вреда. Никогда. Сделает все, чтобы спасти их мир, их дом. Даже если придется пойти на колоссальные жертвы.

Может, именно это заставило ее осмелеть и обвить руками его шею, прижаться губами к чужим прохладным губам, чувствуя, как те словно покалывало от тока.

Она толкнула его на кровать, не почувствовав никакой ответной реакции, и оседлала его. Эрен все еще выглядел отвратительно безразлично, совершенно ничему не удивляясь. Вот только глаза выдавали его смятение и какую-то тупую, невысказанную печаль, сжимающую сердце.

Хистория расстегивала его рубашку, чувствуя, как пуговица за пуговицей росло ее смущение, когда взору открывались рельефные, жилистые мышцы крепко сбитого тела. Эрен давно не мальчишка. Мужчина, которого она хотела. Только его.

Она не знала, откуда это взялось. С момента их первого настоящего разговора или, когда он, абсолютно поломанный на куски, умолял ее решиться на поступок. Хистория пошла против него, не желая слушать, и теперь была рада этому, как никогда. Ведь согласись она с ним, произошла бы чудовищная ошибка.

Приподнимаясь на локтях, он невесомо поцеловал ее, касаясь ладонью лица, посылая знакомый разряд по всему телу. Ничего подобного с другими она никогда не ощущала. И здесь он снова оказался невероятно особенным.

Хистория не уверена в том, как может назвать чувства, связывающие их. Обозвать тем самым словом не поворачивался язык, ведь почему-то казалось, что узы между ними гораздо глубже и одновременно проще. Это доверие, это поддержка и понимание. Эрен все еще оставался глубоко закрытым в себе человеком, несущим на плечах огромное бремя, и Хистории хотелось хотя бы на мгновение облегчить его ношу. В глубине души, на самом краю подсознания, она знала к чему все идет. И давала ему возможность еще немного побыть человеком, пожить для себя.

Она хранила под сердцем еще одну жизнь, когда Эрен рассказал ей обо всем. Без утайки. Обнажил перед ней душу, впервые за годы будучи честным хоть с кем-то, даже с самим собой. Ему нужно сделать это перед следующим, определенно значимым для человечества шагом, после которого повернуть назад будет нельзя. Хистория подозревала, что это последний раз, когда они могут быть вместе. Даже если еще ничего не решено окончательно. Она надеялась, что все обойдется, что Эрен и остальные за морем найдут решение, что ему не придется приносить в жертву собственную человечность.

Он коснулся губами ее еще плоского живота, выглядя при этом бесконечно одиноким. Словно собирался с силами перед прыжком с обрыва в неизвестность.

Хистория хотела напоследок подарить ему нежную улыбку, но по щекам лишь скатывались горячие слезы, которые он ласково стирал пальцами, касаясь ее лица. Она плакала от боли и горечи, что сковывали горло, не давая свободно делать вдох. Эрен обнял ее, пряча на мгновение от всех этих ужасающих событий.

Она плакала, потому что подозревала, что он никогда не увидит своего ребенка.

Плакала, потому что и сам Эрен это прекрасно знал.