Ползу обратно к тебе.

Выпив, ты хоть раз думала о том, чтобы звякнуть?

Потому что я постоянно об этом думаю.

Возможно, я слишком занят тобой, чтобы влюбиться в другую?

Но я всё обдумал:

Ползу обратно к тебе.

♬ arctic monkeys — do i wanna know ♬

Юнги появляется в жизни Сокджина подобно хорошему алкоголю — в нужное для обоих время. Голосом сладким слова шептала, током по венам пропуская. И Сокджин повёлся. Безобразно, глупо. Без сожалений.

На дне бокала правда не искалась, фактами по коже проходясь. У Юнги губы алые, будто, кровью по снегу капли. Сокджиновой крови капли. Жидкость терпкая всё не кончалась, лишь сластью шёпота тягучего крепости дала. Перед глазами круги разноцветные, пьяные. А Юнги неприлично кусает губу.

Сокджин и не помнит, как всё завертелось: в руках хрупкая Юнги, словно, тот самый бокал; выключенный свет и внезапная мягкость привычно твёрдой кровати. Юнги улыбается в свете луны, пальцами упираясь цепкими и дышит томно. Играет. А Сокджин принимает чужие правила. Сладость Юнги вмиг коньячной горечью отдаёт — в поцелуях укусами дарит терпкость, омутом на дно тянет. У них всего лишь дождливая ночь на двоих. И вечность. Сокджин боится захмелеть, но контроль тонет в чужих объятиях, так некстати пьянящих разум. Юнги тоньше льда, что в виски добавляют. Сокджин крошит её на осколки и режется сам — рёбра острые скалами выступают. Хочет ли Сокджин знать, как глубоки чужие порезы? У Юнги под кожей волны огня, захлёстывающие беспощадно. И Сокджин сгорает в них, пьянеет до безумства. Губами мажет по шёлку, шершавыми следами впитывается. А Юнги принимает до дна, полностью отдаваясь. За секунду до единого взрыва градусы в сознании повышаются, расплёскивая внутренности. Юнги слабеет, сладостью окутывая. И Сокджин любуется, испивая до последней капли своей крови на её губах.

***

Юнги исчезает, оставшись каплями холодными на окне, тлеющими под ярким солнцем. Сокджин пьёт, но недостаточно — теперь Юнги кажется ему тем самым чёртом, являющимся лишь обречённым. Он видит её не там, где искал; Юнги более крепкая, Сокджину не по зубам. Просит забыть и бросить, алкоголем ведь не живут. Сокджин замирает, прислушиваясь к падению в пустоту. Не сошлись, плотности разные. Сладость Юнги ядом обернулась и Сокджину лишь по граням чужих бокалов балансировать, дабы выплыть на поверхность.

Трезвость бьёт по разуму, подгоняя дегустацию под устоявшиеся каноны. Всё не то. Горечь чужая совсем не по вкусу, Сокджин терпимо срастается с ней. Юнги осадком кристальным подпитывает сухое дно.

***

Сокджин напивается до ползновений — без Юнги уже никак. Ломает нутро, ноет отчаянно. В признаниях капли плескаются, кровавым падая в потухшие искры. Юнги шепчет что-то, пальцы переплетая. И Сокджин на коленях ползёт обратно, с каждым разом всё больше их сбивая. Выбор сделан — проигрыш самому себе оказался сладким слишком. Юнги секретов не раскрывает, лишь новые создаёт. И ночью дождливой тает призрачно, возрождаясь вновь.

Нет сожалений в особенно пьяном, когда отдаёшься ему до конца.