Я не хочу причинять тебе боль, но ты ведь живешь ради этого,

Не хочу обидеть тебя, но посмотри, что стало с тобой,

Ты хочешь, чтобы я помог тебе исправиться, но и этого не достаточно,

Вот почему ты звонишь именно мне,

Ты просто боишься, что кто-то тебя полюбит по-настоящему.,

Но я всегда к твоим услугам, я всегда буду рядом,

Я всегда буду рядом, малыш, у меня ведь нет стыда.

Я всегда буду рядом, я всегда буду рядом,

Я всегда к твоим услугам, малыш, и мне не стыдно.

♬ the weeknd — shameless ♬

Сокджину не стыдно. Он курит классические marlboro red на рассвете, когда звёзды взрываются и исчезают вместе с темнотой. У него в постели девочка — лучше любой звезды. Горит ярко, взрывается искрами и осыпается нежными лепестками на алых простынях. Сокджин едва ли знает её, но ему не стыдно гореть в одном дыхании с ней, ловить срывающиеся стоны и целовать до нехватки воздуха. Сокджину совершенно не стыдно.

Хосок сама знала, на что идёт, позволяя воле случая занести её в чужую жизнь. Одна ночь без обязательств, тебе ведь было хорошо? Она сгорела в нём, расплавилась металлом, а он под кожу ей впитался, по венам наслаждением протёк. Сокджин заботлив до умопомрачения — Хосок в его руках из пепла возрождалась. И оба в пламени остались, забыв о высших точках на концах.

***

У Сокджина на телефоне пропущенных миллион и столько же окурков в пепельнице. За новой дозой яда тянется, слушая очередной рингтон. Он знает, что без ответа Хосок не придёт, как бы сильно её не ломало по нему. Мысли хаотично клубятся, подобно дыму, ищут единственный правильный шаг. А толку-то, всё равно уже давно в пропасти. Сокджин взвешивает все за и против, смакует привкус воспоминаний на губах, почти ощущает бархат кожи Хосок. Миллион пятнадцатый звонок обрывается хриплым «да». Своеобразный код, без лишних слов, понятный лишь им обоим. Отсчёт пошёл на секунды, да всему.

***

Хосок раздевается медленно, и Сокджин засматривается, как в первый раз. Он не позволяет себе действий до тех пор, пока кружевное бельё не упадёт на пол. Сокджин ведёт взглядом по худым ногам, слишком тонким, проходится по бёдрам с алеющими синяками (знакомая работа). На рёбрах выпирающих останавливается, губами припадает к нежной коже. Запах Хосок ни с чем не сравнится — тёплый кофе с топлёным молоком, не приторный, но сладкий. Хосок кусает нижнюю губу (привычно), и пальцы путает в смольных волосах. Сокджин поднимается выше, языком едва касаясь острых ключиц, и ловит губы сердечком, сминая лёгким напором. Целует так, как хочется вселить в Хосок надежду, яркий огонёк любви, которую она так боится испытать не с ним.

Хосок плавится от прикосновений, горит беззвучно, мелкой дрожью расползается. А Сокджин не может иначе — ловит её мольбы о грубости невиданной, боли безупречной. Хосок странная. Силы наказаний просит, чтоб на утро осколками остаться. Сокджин не удивляется, лишь молча зубами в пульсирующую точку на шее впивается. Взрывом наслаждаются, непозволительно близко сжимая друг друга. Сокджину бы покурить, но Хосок настойчива. Хрипит слабо «останься», рукой по широкой спине проводя.

Они не смотрят друг на друга — негласный принцип. Омут её карих глаз Сокджина настигает лишь в моменты сладкой близости, пропитанные непростительной нежностью из-под ресниц. Хосок забывается в нём, Сокджин слишком хорош для заблудшей души. Она нуждается в боли разочарований, а он ей их даёт. Да только лечит благосклонно, раны заживляет. Хосок дрожит стыдливо, веки смаргивают слёзы. Она недостойна его, хоть сама и выбрала. Сокджин не оборачивается, чувствует и так.

— Ты боишься любви?

(Я боюсь, что ты не разрешишь себя любить).

Хосок дрожит сильнее, в хрупких ладонях прячет лицо. Она сама так хотела, а теперь боится потерять.

Сокджину не стыдно. Даже за её ошибки. Молча ловит влажность, целуя искусанные губы, и обнимает, теплом своим делясь.

— Я всегда буду рядом.