Будешь ли ты всё так же любить меня,

Когда я перестану быть юной и прекрасной?

Будешь ли ты любить меня,

Когда у меня не останется ничего, кроме истерзанной души?

Я знаю, что будешь. я знаю, что будешь.

Я уверена, что ты всё ещё будешь.

Будешь ли ты любить меня как прежде,

Когда моя красота померкнет?

♬ lana del rey — young and beautiful ♬

Она уходит с рассветом, забирая первые, несмелые лучи с собой. Блики на стенах всё ещё хранят её силуэт — тонкий, как шёлк на любимых платьях. В порханиях неслышных шаги скользят. Не оглядывается — боится взгляд слепой любви в преданных любимых глазах встретить.

Намджуну впору бы привыкнуть просыпаться без Сокджин. Едва смятая подушка — вот след её существования. Намджун проводит пальцами по ткани, собирает воспоминания по осколкам. Слишком сладкий шлейф парфюма горечью отдаёт. И нет желания воскреснуть в беспечном омуте холодов.

***

— Я не люблю тебя.

— Я знаю.

Руки Сокджин холодные до невозможности, будто, кровь застыла в них. Она не смотрит на Намджуна, лишь позволяет его бесконечному теплу разливаться током по венам; пробуждать давно сгоревшие искры в праведном огне.

— Между нами — мириады лет.

— Я знаю.

Разница в возрасте — единственная причина?

***

Зеркала больше не радуют Сокджин. В них слишком много правды — несправедливой, некрасивой, совсем немолодой. Сокджин разбила бы все отражения, да только жизнь её и так в осколках. Намджун ведь с ней лишь из-за красоты. Время быстротечно, свежесть иссякает. Сокджин на перепутье между мирами, запутанная в собственных сетях. И камнем вниз летит, в пропасть неминуемую. А Намджун ловит, горячими губами на лопатках метки оставляет, объятиями невзаимными сердце сжимает. И это тоже временно?

Сокджин особенно красива в лунном свете, хрупкая совсем, дрожащая на ветру. Она давно не курит — действительно убивает. Ночной холод зоной комфорта служит, но лишь до той поры, когда привычные тёплые пальцы по позвонкам бережно проведут. Намджун не обнимает сразу — знает, что спугнёт. Ей резкие волны сознание мутят, мурашками всю покрывают. Сокджин ведёт плечами слабо, чувствуя шершавые губы на нежной коже. Намджун чёртов фетишист. На острых лопатках, сгорбленных непривычно, поцелуи жаркие оставляет. Тихий вздох сигналом служит. Сокджин не оборачивается — в темноте глаза Намджуна скажут больше, чем слова.

— Почему ты никогда не смотришь на меня?

— Боюсь увидеть разочарование в себе.

Сокджин позволяет крепким рукам подхватить её, словно, лёгкое пёрышко, и обнять слишком собственнически, растворяя в потоке бесконечной любви. Намджун её действительно любит. Сокджин понимает это, когда сердцебиение одно на двоих, сбитое, израненное. Губы Намджуна настойчивые, теплом ласкают в самых затаённых точках её холодной души. Согревают. Неумолимый шёпот басовитой хрипотцой с ума сводит. Красивая. Идеальная. Самая лучшая.

— Любимая.

Отголосками по сознанию бьют признания. Намджун не просит смотреть на него, не ищет встречную теплоту. Из глаз Сокджин — непрошеные слёзы, подрагивающие веки в такт совсем несмелым стонам. Ты невозможно красива ранит особенно метко, на одном уровне с возвышением до небес.

***

— Зачем я тебе?

— Я люблю тебя.

Как старая пластинка, заезженная на повторе. Сокджин непривычно переплетает холодные пальцы с горячими Намджуна. Они молчат до восстановления пульса, до знакомого покалывания где-то там, внутри. Сокджин прислушивается к исчезаемому времени и чувствует зарождение новых мёртвых клеток. Всё, как и предписано. Вопросов вечных больше, чем ответов. Но.

— Будешь ли ты всё так же меня любить, когда красота моя померкнет?

Ты ведь будешь, я знаю, что будешь.

— Я буду любить тебя всегда.