Мииран всегда удивлялся, как бутыль крепкого пойла может примирить на время даже самых заклятых врагов. Они с Атенриль были конкурентами и ненавидели друг друга — Гаррет Хоук за тот год, в который отрабатывал долг, прославил «Кровавые клинки» на весь Киркволл, возвысив их над остальными бандами, но Атенриль с раздражающей регулярностью переманивала его клиентов. Но с тех пор, как по нелепой случайности — не без помощи огромного количества алкоголя — оказались в одной постели, возвращались к этому снова и снова, трахаясь так, словно это последний секс в жизни. Атенриль мало чем отличалась от других эльфиек, обитающих в Киркволле — тот же невысокий рост, чрезмерная худоба, резкие черты лица и длинные уши. Но на внешних характеристиках это сходство заканчивалось. В остальном же она была полной их противоположностью. У неё был острый язычок — не менее острый, чем кинжалы, коими она орудовала мастерски, а взгляд — не заискивающий, как у шлюх, работающих в «Цветущей розе», и не запуганный, как у жительниц эльфинажа. Атенриль всегда смотрела прямо в глаза, и смотрела на окружающих так, как смотрят обычно на кучу дерьма, лежащего посреди дороги. Опасность, которую она излучала, привлекала его, пожалуй, больше всего. Именно из-за этого будоражащего кровь и наполняющего член силой ощущения он предпочитал Атенриль самым умелым шлюхам. Ни одна из них не могла дать ему то, что давала она. Миирану нравилось наматывать её волосы на кулак, пока он имел её в тощий эльфийский зад, нравилось ощущать хрупкость рёбер под руками — казалось, сожми чуть сильнее, и сломаются. Нравилось, когда она прыгала на нем, пока его пальцы вдавливались в её бедра, оставляя синяки, а язык очерчивал круги вокруг твердых сосков. И нравились её неподдельные стоны и крики наслаждения, которые она даже не пыталась сдерживать, словно желая, чтобы все вокруг слышали, как ей хорошо, и которые моментально сменялись угрозами. — Однажды я прикончу тебя, — обещала она, а через мгновение начинала стонать, когда его пальцы проникали в неё. — Если я не убью тебя раньше, — смеялся он в ответ, впиваясь поцелуем в её шею, прикусывая острый кончик уха. Мииран знал, что она не шутит и что, как только он потеряет бдительность, она прирежет его без сомнений и сожалений. Он всегда был начеку и, слушая, как поскрипывают деревянные половицы под ее босыми ногами, когда она собирала одежду, разбросанную по всей комнате, неизменно держал руку под подушкой, сжимая рукоять кинжала. Ему нравилось это ощущение соперничества, нравилась эта игра на опережение — кто первым потеряет контроль над ситуацией. И Мииран даже не сомневался в том, что рано или поздно один из них доведет эту игру до конца. Он лишь надеялся, что произойдет это нескоро.