Наэрвен знала, что он не откажет, но почему-то всё равно боялась попросить. Она подходила к нему, когда он сидел в кабинете, разбирая письма или считая деньги, останавливалась за спиной и не решалась отвлекать такой безделицей. Она замирала перед ним чуть дольше обычного, когда ставила на стол тарелку с супом, и не находила слов. Она смотрела на него огромными глазами, когда они встречались утром, но говорила только слова приветствия. Похоже, она стала так странно себя вести, что Коган заметил это. Он всегда всё замечал, просто предпочитал молчать и не вмешиваться.

Но в этот раз, когда Наэрвен подметала пол на кухне, он сам подошёл к ней и спросил:

— Что ты хочешь мне сказать?

— А?.. — Босмерка испуганно обернулась и замерла с метлой в руках, не понимая, чего он от неё ждёт. — Что сказать?

— Ты уже который день как на иголках, а рассказать, в чём дело, боишься.

Наэрвен догадалась, спрятала взгляд.

— Да это ерунда, не бери в голову.

Коган предположил:

— Опять кто-то в городе обидел?

— Нет, что ты! — заторопилась оправдаться Наэрвен, пока Коган не отправил своего человека, Кувалду, разобраться с невиновным. Такого давно уже не было, все в Рифтене знали, на кого она работает. Первое время случалось, конечно, но теперь…

Он устало вздохнул.

— А что тогда? Меня не покидает ощущение, что ты хочешь мне в чём-то признаться, но вечно себя одёргиваешь.

«Конечно, хочу», — мысленно ответила Наэрвен, не сводя с него взгляда. — «Но об этом ты и сам давно знаешь. Просто молчишь и не вмешиваешься».

— Я лишь думала о том, чтобы… чтобы купить себе прялку, — созналась наконец она и теперь опустила взгляд в пол. — Может, попросить кого-то сделать её для меня. Или самой попробовать…

С каждым новым словом её голос становился всё тише и тише, и в конце концов она поняла, что пора бы замолчать. Выдумала тоже. Прялку…

Коган некоторое время молчал, думая, что у этого ещё будет какое-то продолжение. Не дождался, поторопил:

— И?

Наэрвен всё-таки снова на него посмотрела. Он был всё таким же невозмутимым и равнодушным.

— Что?.. — пискнула она совсем сдавленно.

— Не понимаю, в чём проблема. Здесь на чердаке должна быть прялка. Не понравится — закажу для тебя новую. Я знаю хорошего мастера в Вайтране.

Наэрвен изумлённо уставилась на него, поражённая не тем, что в Рифтвельде имелась прялка, а наличием здесь чердака. Ну конечно, он здесь есть. Но Наэрвен никогда не была там и даже не задумывалась об этом. Она ведь считала, что уже изучила этот огромный дом полностью, за исключением подвала, куда Коган запрещал ей заходить. Оказывается, у Рифтвельда ещё оставались от неё тайны.

— В самом деле? — отозвалась она едва живым голосом. — Есть?

— Пойдём поищем, — ответил Коган и развернулся, выходя в коридор. Наэрвен с тревожно бьющимся сердцем поспешила следом.

Они поднялись на третий этаж, и Коган против обыкновения свернул не к своей комнате, а в другую сторону. Там в потолке виднелась квадратная дверца на чердак. Коган подвинул к ней старую лестницу.

— Возьми свет, — попросил он, кивком указывая на свою комнату. Наэрвен быстро сбегала за переносной лампой и вернулась, уже держа в руках трепещущий огонёк. Коган к этому времени поднял тяжёлую крышку дверцы на чердак. На него тут же посыпалась пыль и грязь, он отвернулся, откашлялся, а потом взглянул на Наэрвен сверху и улыбнулся.

У неё едва не подкосились ноги, настолько она любила редкие моменты его хорошего настроения. Может, это она выглядела настолько смешно в своём детском нетерпении, что он не сдержал улыбки, но Наэрвен давно уже отказалась от гордости и собственного достоинства, а за улыбку Когана могла бы ещё и душу продать.

Он протянул руку, и она поднялась на носочках, передавая ему лампу.

Когда Коган скрылся наверху, Наэрвен поднялась за ним и увидела разные вещи, сложенные либо в коробках, либо просто так. Здесь было много грязи и паутины, под самой крышей висели старые осиные гнёзда. Коган поставил лампу на один из грубых сундуков, скрылся где-то за завалами предметов и вновь появился перед босмеркой, держа старинную прялку валенвудской работы. Он рукой смахнул с неё пыль и протянул новой хозяйке.

— Подойдёт? — спросил он как ни в чём не бывало.

Наэрвен пыталась унять охватившую тело дрожь. Было так волнительно, будто ей доверили что-то тайное, особенное. Прялка была сделана из белой кости, а лопаску украшала искусная резьба, настоящее кружево, а не роспись, как это обычно бывало на деревянных прялках. Разумеется, Наэрвен понимала, откуда здесь женское орудие.

— Такая красивая. Она принадлежала твоей маме? — упавшим голосом спросила Наэрвен.

Коган ответил просто, будто это вовсе ничего не значило:

— Да, отец сделал для неё, когда они были молоды.

— И мне можно?..

— Конечно. Она и так слишком долго здесь пылилась.

Наэрвен всё ещё чувствовала себя неловко. Вежливость велела отказаться.

— Нет, Коган, я не могу. Лучше сделаю себе сама, попроще. Это же такая памятная вещь.

— Ну поставь у камина, любуйся.

Наэрвен уже почти привыкла не вздрагивать, когда его голос вдруг так менялся. Коган не со зла начинал говорить так резко и обидно, просто он всегда отличался прямотой, которую многие считали сродни грубости. Первое время его непонятно откуда берущаяся строгость доводила Наэрвен до горьких слёз. Лишь спустя месяцы она поняла, что не стоит принимать это близко к сердцу. На правду не обижаются.

Найдя в себе силы, Наэрвен в последний раз уточнила:

— Значит, я правда могу ей пользоваться?

— Тебе сколько раз надо повторить? Разумеется, можешь. Матери было бы приятно, она тебя любила. У неё тут где-то и ткани были, нитки…

Он подошёл к одному из сундуков, угадал с первого раза. Внутри лежала сложенная ткань самых разных цветов, привезённая, должно быть, ещё из Валенвуда. Наэрвен знала, что мама Когана была талантливой швеёй, настоящей мастерицей. Одежду, которую она шила, даже знатные люди не чурались покупать.

Сама Наэрвен тоже кое-что умела, научилась ещё в прошлой жизни, в месте, которое теперь не хотелось называть домом. Она ни по чему не скучала, кроме рукоделия.

Коган поднял крышку второго сундука, достал из него свёрток, расправил. Это оказался мужской тёмный плащ с вышитым на спине узором — серебряным полумесяцем. Наэрвен знала этот символ.

Коган смял плащ, бросил обратно в сундук.

— Это можешь либо перекроить, либо на тряпки пустить.

Наэрвен подняла на него неуверенный взгляд, полный молчаливого любопытства. Серебряными полумесяцами звались члены преступной группировки в Валенвуде, которые промышляли воровством, грабежами и иногда, совсем редко, но всё же, убийствами. Коган понял, что она догадалась, подтвердил:

— В молодости я совершал много ошибок.

— Я думала о том, что сейчас этот плащик тебе уже маловат.

Краешки его губ опять дрогнули в едва обозначенной улыбке, но глаза загорелись настоящим весельем. Наэрвен обожала, когда он улыбался, и не знала, что Коган точно так же ценил моменты, когда его робкая служанка переставала быть серой мышью и начинала шутить.

Тогда же Наэрвен решила, что первым делом, натянув шерстяных нитей, соткёт для него большой тёплый плащ взамен тому, который он однажды подарил ей: снял со своих плеч и укрыл, спасая от холода и смерти. Как давно это было…

А вышивку заменит. Вместо невзрачного полумесяца спину украсит изображение ночной птицы, расправляющей крылья навстречу луне.