Александр просыпается от чувства, что у него сейчас отвалится голова — мышцы шеи ноют и отдаются болью в затылке и плечах.
Ему нельзя засыпать сидя, нельзя, нельзя, он же знает это на горьком опыте попыток разогнуть по утрам защемленную спину.
Тем более с Каиным, придавившим своим телом его руку и уложившим голову на его же плечо.
Ему, наверное, очень удобно, вон, сопит, как котенок.
Боже. О чем он думает.
Александр шумно выдыхает и откидывает голову на спинку дивана, прикрывая глаза. Виктор мычит что-то сквозь сжатые зубы и ещё сильнее заваливается на сабуровское плечо.
Всё мышцы оттоптал. А на первый взгляд и не сказать, что он такой тяжёлый.
Хочется встать и погонять кровь в затекшей шее — она все равно будет болеть весь день и гвоздём в крышку этого гроба с мучениями станет ноющая к вечеру спина, но если размять, есть шанс, что станет полегче.
У Виктора нога закинута между его ног; острая коленка упирается прямо в мягкую внутреннюю часть бедра. Александр испытывает на миг смутное желание провести ладонью по ней — у Каина красивые, изящные ноги, и иногда — чаще, конечно, чем стоило бы об этом думать — к ним хочется прикоснуться.
Нет.
Мерзкий, какой же он мерзкий. Похотливый и мерзкий, только к плотскому стремящийся.
— С добрым утром, — раздается тихий, сиплый ото сна голос Виктора, вклиниваясь в хаотичный строй мыслей Александра.
Каин подаётся немного вперёд и касается губами скулы Сабурова.
Александр чувствует, как резко алеет от смущения шея.
Виктор застывает и тут же отстраняется. Кажется на миг, будто он сам поражён своим же действиям. Прикусывает губу, отводит взгляд, готовится уже сбежать — но берет себя под контроль.
— Александр Евгеньевич, я не преступил сейчас… никакой черты в наших отношениях? — Виктор по-птичьи склоняет голову набок и глядит серьёзно и пристально, прямо в предательски расширившиеся сабуровские зрачки.
Каин.
За вечной прохладностью, подернутостью тоскливой медлительностью и будто бы неумением проявлять по-человечески яркие эмоции Александр забыл о том, что это костлявое создание с расфокусированным взглядом и тихим голосом — каинское отродье.
Которому палец в рот не клади, на самотёк его не пускай, удила закушенные из челюстей вынимай, к хомуту и своей шее не подпускай, и ухо держи востро — да покрепче держи. А не то отгрызет.
И это будет меньшей бедой.
Главная беда все ещё ждёт ответа. Александр только сейчас замечает, что ладонь этой беды лежит на его часто вздымающейся груди. Это замечает и Виктор — тут же отдергивает руку.
— Извините, — он опускает взгляд на их слишком плотно прижатые друг к другу бедра, закинутую ногу и отстраняется ещё дальше, отодвигаясь чуть ли не к другому краю дивана, — я не хотел. Могу не прикасаться к вам. Если вы того хотите.
Александр хочет вскинуться в обиженном запале — мол нет, вы что, считаете, что я вас боюсь? Что мне, коменданту Города-на-Горхоне, боязно идти на сближение и ваши активные действия выводят меня из остатков душевного равновесия, которое и так было утеряно в момент, когда я ввязался в эту мужеложскую авантюру? Нет, вы что. Вы абсолютно не правы и оскорбляете меня в лучших чувствах, заставляя расписаться в своей нерешительности.
Каин вздыхает, будто разговаривает с неразумным ребёнком и продолжает говорить, все так же не поднимая взгляда.
— Давайте проясним ситуацию. Я не хотел ставить вас в неловкое положение или нарушать ваше личное пространство. Это дурная привычка. Я не знаю, как оно так выходит — если усну рядом с человеком, то проснёмся мы уже с перепутанными конечностями. Можем постараться больше не сидеть допоздна за разговорами, чтобы снова не уснуть прямо как сидели.
— Виктор, — вместе с именем Сабуров выдыхает из себя и щепотку скопившегося внутри нервного напряжения, — предлагаю «преступить черту в наших отношениях». Помассируйте мне плечи, пожалуйста. Ваши кости и конечности отдавили мне все.
На губах Виктора на миг появляется очаровательная улыбка.