— Мисс Сильвия!

От этого голоса все внутри подпрыгивает. А от тона — еще и сжимается в ярости. Когда он зовет ее так, то ясно: очередная взбучка неизбежна. Ну ладно, не взбучка, но педантичное перечисление всех сегодняшних недочетов и презрительно-ледяной взгляд — на сладкое.

— Я долго буду ждать?!

"Вечно. Ты будешь ждать вечно", — думает Сильвия.

Собирает бумаги и идет на эшафот.

Артур Уорд уже наточил оружие: взгляд черных глаз пробивает навылет. На угловатой челюсти — блик холодного утреннего света.

— Мисс Сильвия, почему отчеты до сих пор не у меня?

— Потому что вы сами велели бухгалтерскому отделу сделать перерасчет вчера днем.

— Но сейчас утро следующего дня, — босс величественно поднимается с кресла и идет мимо, к кофемашине в углу кабинета, обдавая Сильвию запахом дорогих сигарет и лаймового пафюма. — Раз я сказал переделать, то нужно было задержаться и переделать, а не тащить этот ком дальше.

— Закон и трудовой договор не позволяет работникам задерживаться после окончания рабочего дня.

Сильвия старается говорить ровно. Уорд наливает себе кофе, выбивает сигарету из пачки. Будь ее воля, не видать бы ему ни кофе, ни сигарет, по крайней мере до момента, как не съест завтрак...

— Не позволяет работать, когда это необходимо?! В какое дикое время мы живем!

— Да, сэр, — Сильвия не уточняет, к чему относится согласие, опускает ресницы и делает три шага до массивного стола, опускает стопку бумаг в центр. — Вот то, что успели сделать. Я запрошу, готово ли остальное.

На его столе идеальный порядок. Это хорошо: значит, босс спокоен. Если он волнуется, то прежде всего состояние выдают расшвырянные комки бумаги, пятна кофе и пепельная пыль. Хотя по сравнению с обычными людьми он и в самом мирном расположении духа смотрится весьма угрожающе. Галактические боги, даже когда Уорд шепчет, голос трещит, как горящий бикфордов шнур!

Много секретарш сменилось на этом посту. Сильвия держится уже полгода: рекордный срок.

— Так идите и запросите. Ваша нерасторопность удручает.

Дым летит в сторону от окна, прямо Сильвии в лицо, но босс даже не замечает этого. Как всегда.

"А меня удручает твое скотское поведение. Но за это ты расплатишься очень скоро".

Первое число каждого месяца отпечатывалось в памяти яркими красками, но быстро гасло, как фейерверк, и со второго начиналось скучное ожидание следующего праздника в серой жизни Сильвии. Порой она думала, что дело обстоит наоборот: первые числа были жгучими настолько, что по сравнению с ними даже жизнь охотника за гролонгами в джунглях Зулары показалась бы пресноватой.

Ее страшный секрет. Она помнила, как это случилось впервые. Звонок, приглашение, сверкающая неоном вывеска. Пушистый ковер. Дверь, за которую так трудно шагнуть. А шагнув, так жаль, что растратила драгоценные мгновения зря и не вошла сразу. Потому что там, посреди комнаты, на коленях...

***

Сильвия не стала оставлять внизу ни тонкий летящий плащ, ни сапоги. Ей нравилось наблюдать за тем, как он смотрит. Пожирает глазами, пока она раздевается. Пока ему еще можно. Но стоит повесить на крючок шарфик и наконец, посмотреть на раба прямо, как он тут же опустит взгляд в пол. Ресницы едва заметно дрожат, тонкие губы плотно сжаты. Руки за спиной. Прекрасный вид.

Она медленно обходит мужчину по кругу, в который раз оценив бугрящиеся мышцы спины, угловатую челюсть, темную поросль на груди, куда темнее, чем на голове. С наслаждением запускает пальцы в густые волосы, к затылку и напряженной шее. Раб решается на выдох.

— Расскажи мне, был ли ты хорошим мальчиком, Артур?

— Нет, — он говорит тихо и четко.

— Вот как, — поднимает бровь Сильвия. — Что ж, выходит, тебе снова есть, за что просить прощения... Расскажи.

Он молчит, только едва заметно передергиваются плечи. Сильвия поднимает его за подбородок, заставляет смотреть в глаза.

— Расскажи.

Он начинает мерно, негромко перечислять свои пригрешения. Список долгий и кончается он сегодняшним утром и тем дымом, что Уорд выплюнул ей в лицо.

— Достоин ли ты наказания?

— Нет, госпожа, — жарко выдыхает он ей в ладонь. — Я недостоин принять от вас ничего. Я — пыль. Но я прошу вас...

Губы Сильвии трогает невольная улыбка, и тут же отражается в глазах раба счастьем.

— Я все-таки накажу тебя. Но не потому, что ты просишь, а потому что я так хочу.

Стена хранит в себе девайсы на любой вкус, но Сильвия любит простоту. Голую кожу, гладкие ремни, небольшую плеть. Иногда — стек. Порой, очень редко, она берет стеклянную пробку и заставляет раба лежать на спине, открыто, придерживая себя под коленями, словно бы готовясь принять в себя целый дивизион солдат. Он ни капли не возбужден. Это чистое унижение. Ему очень стыдно, он весь дрожит и по щекам текут слезы. Лучше сорок ударов плетью. Или электроды на сосках. Что угодно лучше. Поэтому Сильвия не злоупотребляет. В последний раз Уорд подвергался этому, когда уволил парнишку-разносчика за письмо, которое сам же и потерял. А потом нашел, но, разумеется, ни перед кем не извинился. Вот еще, Артур Уорд всегда прав!

Сильвия выбирает бархатистую перчатку стимулятора и... пожалуй, жесткую розгу.

— Упрись руками в стену.

Он стоит ровно, не смеет бросить и косого взгляда. Поначалу это должно быть приятно: мягкое прикосновение перчатки с крошечными колкими импульсами, которые даже не обжигают. Пока. Но понемногу импульсы-иголочки колют все сильнее, проникают глубоко, заставляя мышцы непроизвольно сокращаться, а дыхание — сбиваться. Кожа становится красной, чувствительной, Сильвия отлично знает это чувство: когда нет уверенности, просить ли продолжить или остановиться... Раб ничего не просит, только сжимает губы. Старается не дергаться, но прекрасно видно, как его тело хочет уклониться от прикосновений. Сильвия снижает уровень, еще пару раз проглаживает вдоль спины, успокаивая... В воздухе свистит тонкая гибкая линия: сама боль. И ложится на спину ядовитой поперечной полосой. Раб разом теряет все: остатки сдержанности, симметрию позы, обманчиво-мужественный вид. Вскрикивает тонко. Сильвия не дает передышки: бьет сразу еще и еще. Семь, девять, десять полос... Перерыв. Он резко вбирает воздух, захлебывается им, упирается в стену мокрым лбом, пальцы сползают по мягкому пенковому пластику, оставляя борозды. Рука в перчатке медленно ведет вдоль последней багровой полосы, и тишина вновь нарушается стоном. Это не боль, а страх боли.

— Что ты должен сказать?

— Спасибо, госпожа, — едва слышно.

Вместо одобрения Сильвия включает перчатку на полную мощность и прижимает к его пояснице, чуть выше крестца. Ритмичные импульсы жгут, прокалывают плоть струнами, раб запрокидывает голову, мычит. Сильвия вдыхает запах его лаймового парфюма и чистого пота, обхватывает другой рукой, ощущает под ладонью крепкий член.

Пять ударов — пытка поглаживанием, поперек вспухающих рубцов, усиливая жжение, раскрывая до внутренних оголенных проводов, до пустого дна. Снова пять. Первые яркие капли, розовый пот. Сильвия слизывает их, ловя кайф от того, как ощущается под языком раскаленная, неровная кожа. Еще пять.

Раб сползает вниз, рвано дыша, Сильвия смотрит, склонив голову. Она никогда не скажет о том, что в такие моменты ей больше всего на свете хочется опуститься рядом на колени и прижаться губами к плечу, подуть на алые гневные полосы, успокаивая. Принести воды и смотреть, как он будет пить, клацая зубами о край.

— На постель.

Ремень связывает мощные запястья, сковывает небольшой цепью с лодыжками; невозможно удержаться и не задержать прикосновения, не провести по рельефу рук к плечам.

Теперь рабу снова позволено смотреть. Сильвия раздевается неспешно, черные глаза напротив глядят с обожанием, глубоким, жарким. Она трется о влажное горячее тело Уорда, срывая с его тонких губ неровные выдохи. Трогает пальцами исполосованную спину, слушая шипение, как музыку. Чувствует бедром член, мокрый от разрывающего желания, но он не получит сегодня ничего, потому что Сильвия так решила. Она ложится и разводит ноги. Раб понимает, что делать.

От поцелуев ниже пупка и раскаленных порывов дыхания уносит сразу и далеко... Сильвия не позволяет рабу устать от неудобной позы, впивается пальцами в волосы и буквально трахает себя его языком. Выгибается от удовольствия, снова и снова. Видит его глаза, мокрые ресницы; он приникает к ее бедру поцелуем с каким-то невероятно нежным выражением жестко-рубленого лица. Сильвии на острый, короткий миг хочется заплакать.

— Ты хороший мальчик. Ты молодец.

Раб пытается что-то сказать, но изо рта не доносится ни звука; закусывает распухшие губы.

Она дает себе слабину. Впервые. Осторожно освобождает его руки от ремней, растирает сизые полосы, промокает краем простыни лицо, и целует, целует, губы щекочет бровь, колет щетина. Сильвия не понимает, что с ней такое... Нужно разобраться наедине с собой. А для этого нужно уйти.

— Я не позволяю тебе кончать. Будешь ждать.

— Но...

— Ты понял?! — в голосе снова металл и ни капли слез.

— Да, госпожа, — его голос похож на тихий треск.

Лучше не оборачиваться, а просто закрыть дверь.

***

Оставшийся день до начала рабочей Сильвия не находит себе места. Неужто то, о чем предупреждают клиентов хауриты, произошло с ней? Она отдала слишком много за эти месяцы, и теперь расплачивается расстройством. Но ведь Сильвия соблюдала временные промежутки, да и сами хозяева сказали бы, если бы ощутили дисбаланс... А может, дело в том, что Сильвия просто заигралась и... нет, страшно даже подумать. Испытывать чувства, и даже не к начальнику, а к его фальшивой копии. К тому, на что он сам бы ни за что на свете не согласился бы стать похожим, ни на один чертов миг! Ей понадобится интенсивная терапия. Возможно, отпуск... При мысли о больнице и нейроиглах бросает в дрожь. Все же было нормально до этого последнего сеанса. Что случилось?

Первый день проходит относительно гладко: Уорд ездит по делам и в офисе его нет. Второй день венчает наглухо запертая дверь его кабинета. В эту дверь за день входят и выходят, кажется, все работники компании, но босс ни разу не вызывает Сильвию, словно ее вообще не существует. К концу дня все дела переделаны, и срочные, и несрочные, и даже те, выполнение которых босс мог бы лишь в теории захотеть ей поручить... Здание пустеет. Сильвия стоит у окна и смотрит на то, как город зажигается ультранеоном и голограммами. Она просто не может уйти домой, не увидев Артура. Ей явно нужна терапия.

Сзади становится тепло, так неожиданно, что Сильвия вздрагивает. Чужое дыхание греет шею, пахнет лаймом и табаком с ноткой айки.

— Может, все-таки разрешишь мне кончить?..