Небеса над Гартхемом заалели сквозь кривые щупальца туч и столбы печного дыма. Город задержал дыхание в моменте падения солнца за горизонт, тут же оживая в суете сборов. Обеим сторонам было предельно ясно, что последует, когда поднимется луна.

Пёстрая кошка резким движением распахнула занавески, прищурилась с высоты второго этажа на маленькую площадь. Люди поделились на два лагеря: тех, кто спешно заколачивал окна и двери и тех, кто собирал манатки для ожидания в церкви. Последние не уповали на крепость своих стен. И, как показал опыт, шансов дожить до утра у них было больше. Конечно, если их молитвы будут достаточно сильны. Пёстрая взглянула на алое зарево за остроконечными крышами и зубчатыми башенками.

Немногим удавалось побыть и на той, и на этой стороне баррикад за свою жизнь. Когда-то в ночь её вела не жажда, а ярость и желание узнать врага в лицо. Когда-то она имела безрассудство выйти против тварей. Сейчас же она была одной из них.

От приближения темноты её когти уже начали заостряться, на столе ждала верная рапира. Скосив взгляд на оружие, Пёстрая не смогла удержать прорезающейся на губах улыбки: в конце концов, кто она такая, чтобы противиться природе зверя?..

В кабинет постучали, дёрнули ручку. Пёстрая усмехнулась, когда гость шарахнулся к стене: дверь была не заперта.

— Мисс, — парень из прислуги с непривычки сглотнул ком в горле. Да уж, её лицо и в маске не было красивым. А уж без неё и подавно: несколько глубоких борозд стянули рубцами левую половину лица, раскроив мягкие ткани до голого мяса, цепляющегося за белые кости. — Говорят, ночь будет долгой.

Единственный глаз вспыхнул зелёным. Губы, от которых осталась бескровная бахрома, изогнулись серпом, натягивая обнажённые мышцы и сероватые связки.

— Отлично, — шипяще выдохнув горячий пар, Пёстрая подняла взгляд на купол церкви. В оправе пустой глазницы сверкнуло золото последнего отблеска солнца. — Проверим, так ли прочны их стены.

***

В Ночь Хохочущей Луны как никогда обострялась жажда, а Гартхем до утра накрывало священное безумие. Когда обычными ночами людей спасали оконные решётки и пара серебряных пуль, сегодня могли не спасти и охотники.

Альберт поднял шляпу в приветственном жесте, двигаясь навстречу группе приезжих членов Ордена. Пепельные мантии те сменили на удобные лёгкие доспехи, лица до наступления темноты закрывали повязки, глаза — тени под полами узких шляп. Но и в этой темноте можно было различить мёртвый холодный огонь их алых зрачков. Флаконы с кровью звенели на месте патронташей в такт шагам, пока что полные, но он бы не поручился, что надолго.

— Слово Закона, — бросила ему вслед охотница в шляпе, которую, казалось, сзади подрал оборотень.

— В силе, — отсалютовал Альберт, демонстрируя в улыбке клыки.

Это была не первая его Ночь Хохочущей Луны, но раньше в город едва ли стекалось столько народу. Никак сегодня намечалось что-то грандиозное, должное подорвать устоявшийся порядок вещей. Но даже если должна была грянуть вечеринка, никто не посчитал нужным раскрыть её тайну второму лицу Гартхема. Альберт направился к церкви скорым шагом, едва касаясь ногами брусчатки. В отличие от обращённых, он мог бороться с жаждой, чем и пользовался в эти ночи, защищая людей от обезумевших тёмных. Но всякая воля конечна.

Сумерки подкрадывались вместе с туманом, столбы пара поднимались над решётками стоков. В старой церкви уже собралась паства. Среди людей возникла паника, когда он вышел на площадь, перемахнул через запертые кованые ворота, легко опустился на крыльцо в шлейфе долгополых серых одежд.

Они, должно быть, ожидали, что Благословение остановит его, но Альберт вошёл в арку, шагая мимо жмущихся к стенам прихожан, на две головы выше рослых мужчин. В эти Ночи он не мог контролировать изменения своего облика, поддерживая только условно человеческую форму. Но и эта малость к рассвету становилась почти невозможной.

— Милорд, — вышел навстречу Каннингем, как всегда светло улыбаясь в нимбе седых волос, но держа руку на освящённом кресте.

— Я всего лишь пришёл сделать объявление, — с этими словами Альберт перемахнул на лестницу, поднялся к паперти. Его голос зазвучал звонким эхом, когти вонзились в дерево со скрипом. Люди притихли, осеняя себя знамением Света. — Прихожане! Грядёт долгая ночь. Смотрите в оба и не смейте выходить за эти благословенные стены, даже если вас попытаются уверить в обратном, даже если не останется иного выхода. Жгите ладан, молитесь без устали. И да наступит рассвет.

Он спустился, чтобы уйти подальше от людей, чувствуя, как на нёбе расцветает запах крови. Пока что слабый позыв, но засевший в голове навязчивой мелодией, от которой пересыхала глотка и высвобождалась сила.

— Каннингем, — остановил он священника. — Заперли все решётки?

Тот вздохнул, перевёл взгляд на послушников. Вот уж от кого пахло сильнее всего. Мальчишкам было не больше пятнадцати, они стояли группой, сжимая нательные серебряные кресты и глядя на него из-под одинаковых ровных чёлок. Молодая кровь, до того сладкая, что один её запах мёдом тёк по корню языка. Альберт заставил себя осмотреть купол, сглатывая и выдыхая сквозь оскаленные зубы.

— Лестница к верхней упала, — пискнул один из ребят.

Все остальные решётки, обрамлявшие купол, тоже не выглядели прочными. Но они были такими ещё двести лет назад.

— Я посмотрю, — кивнул он. — Ключи?

Послушник спешно вручил ему гремучую связку.

— Но как вы… — нахмурился другой из мальчишек, но тут же замолк, увидев пару узких клыков, каких не было у упырей.

— Милорд, будьте любезны держаться подальше от церкви, — тактично напомнил Каннингем. — Вы, конечно, незаменимы, но только вне благословенных стен в эту ночь.

Он усмехнулся:

— Я помню. Уверен, ближе к утру у меня будут куда более важные дела. Я — отнюдь не самый опасный зверь Гартхема.

— Если случится так, что государь выйдет из Кужкора… — вздрогнув, перешёл на шёпот старик.

— Будь уверен, тогда от города мало что останется, — вздохнул Альберт без тени улыбки. — Мне пора.

Он выскользнул тенью из арок, стряхивая с одежд тягучий флёр Благословения, что в эту ночь стало ощутимым. Оно не причиняло вреда только бессмертным, ведущим свой род от прародительниц, пришедших из иного мира и не подверженных Белой магии. Бессмертных тварей в городе было двое и, как назло, один из них было до того силён, что Альберт едва ли надеялся удержать его до восхода. А уж если солнце задержится…

Запретив себе тревожиться раньше времени, он развёл крылья в прорезях плаща, специально скроенного Бахом для Ночи. Белые кожистые перепонки, украшенные розоватыми когтями, служили хорошими балансирами, пока когти искали выщерблины камня в стенах церкви. Он взобрался по старинной каменной кладке к куполу, по очереди проверил на прочность решётки. Несколько петель выпали от одного удара, и ему пришлось задержаться, прилаживая их. Последняя решётка захлопнулась тогда, когда алые лучи лизнули его спину и померкли, уступая место золотистому сиянию луны.

Бледнолицая путница вышла из-за облаков, её встретил волчий вой и несколько надорванных криков. Альберт чертыхнулся, бросая ключи сквозь решётку и прыгая с купола в переплетение улиц на потоки ветра: Стая пришла в город. И что волкам не сидится в лесу… Как будто у него мало забот.

Альберт упал тенью на пустынную улицу, пар канализации светился золотом, поднимаясь к небу. Фонарщики сегодня не работали, и Гартхем тонул во мраке. Может, поэтому он сперва учуял, а после увидел выступивший из пара силуэт.

— Марку, — выдохнул Альберт. — Уводи своих, вам тут ловить нечего.

Но шаг оборотня не замедлялся, сверкнула дуга заточенной стали, и палаш встретил саблю. Посыпались искры, вожак сражался бездумно и на грани своих сил, пытался взять победу любой ценой. Под ногами звенели решётки, пар то и дело глотал фехтующих.

— Кровь, — прошипел Марку, наваливаясь на клинок до скрежета и опаляя дыханием его лицо.

Бровь Альберта выгнулась, он без труда держал натиск, зафиксировав того на гарде. Губы изогнулись в улыбке.

— Ах, так вот зачем ты здесь, — он отбросил Марку в выпаде, взмахнул саблей, проломив защиту, откинул палаш в сторону. Как бы хорош не был оборотень, у вампира было больше опыта и физической силы. — Вынужден отказать.

Обезоруженный Марку кинулся на него с голыми руками. Альберт отступил в столб пара, и когти обращённых волчьих лап схватили воздух. Щелчок пряжки, и сабля в ножнах ударяется о затылок оборотня. Удар о брусчатку вышиб из него часть безумия, и Марку сдавленно охнул, оглядываясь и падая на лопатки. Альберт придавил его запястье каблуком, становясь на одно колено.

— Уводи Стаю.

— Я пришёл один, — тот прикрыл веки, явно наслаждаясь своим положением. — К вам.

Альберт сокрушённо вздохнул, когда рука провела по его икре за кожей высокого сапога, перехватил кисть, легонько надавливая когтями. Играя с этим волком, он раз от раза понимал, что желает держать рядом с собой и эту горячую кровь. Поднималась луна, и разум уступал место воле.

Коротко наклонившись, он прильнул к Марку, погружаясь в объятия и открывая шею. Рядом с ним оборотень вовсе не владел собой, исследуя поцелуями ход артерий и прижимая к себе, оглаживая округлости и ложбинки под плотной тканью. Порез обжёг, заставил оскалиться, и Альберт в ответ неглубоко вонзил когти в открытую грудь.

— Вот так, в подворотне? — хмыкнул он, пока кровь растворялась на языке Марку, а ласки становились вовсе бесстыжими. Щёки у оборотня вспыхнули.

Вставая с него, Альберт зацепился крыльями за стену старинного кирпичного особняка, легко взбираясь на чердак за разбитой готической розой. Пока Марку поднимался следом, справился с одеждой, не снимая шнурованных сапог до середины бедра. Луна пока что была бледной и тусклой, до полуночи осталось чуть больше трёх часов, — время, которое тёмные потратят на то, чтобы побороть свою жажду, прежде чем поймут, что их потуги тщетны.

У них было это время, чтобы, сцепившись в объятии, рухнуть на груду ветхого хлама и тряпья, разогреть тела и подарить друг другу нежность. Под потолком порхали бледные мотыльки, потревоженные вторжением. Альберт оседлал оборотня, двигаясь на нём с нескромными вздохами, позволяя растягивать себе бёдра, опускаясь до упора, до дрожи и сжимающихся на его предплечьях волчьих клыках.

Он наградил его стоном сквозь прикушенную губу, задерживаясь и выгибая спину, чтобы прочувствовать тянущую негу внутри, снежным комом нарастающую от сильных толчков.

Заставил отпустить поражённый вздох, когда на Марку упали капли его вожделения, а потом, распавшись на миг на сотни осколков, взять себя сзади. В этот раз уже сдержанней, размеренней, будто волк совладал-таки с собой, спустив первый пар. Да и Альберт не торопился, оттягивая оргазм и двигая бёдрами так, что Марку рвано стонал, умоляя его о пощаде. На этих словах он не мог не кончить. Когда он оставил Марку, подходя к розе, луна уже присела на купол церкви.

— Разве вы способны бороться с ней? — спросил оборотень.

— Как видишь, не всегда. Но стоит признать, что это лишь временное помешательство.

Не дожидаясь, пока тот от рыка перейдёт к атаке, Альберт выпрыгнул из окна и расправил по ветру крылья. То, что он почуял на улицах, ему отнюдь не нравилось. Слишком уж много крови.

Человеческие тела лежали на заборах и тротуарах, кровь пропитала брусчатку, обагрила чугунные прутья. Он перешагивал трупы, направляясь к распахнутой настежь двери особняка, откуда ещё доносились влажные хлюпки и шорохи, на ходу обнажая саблю. От запаха с губ капала слюна, пальцы подрагивали, но едва ли жажда ещё могла взять над ним верх. Явно не перед таким зрелищем.

Внутри, среди забрызганных багряным зелёных стен, упырь насыщался плотью, сгорбившись над телом и зарывшись лицом в грудную клетку. Рукава когда-то белой рубахи он закатал до крепких локтей, кудрявые волосы открыли клыкастый оскал. Альберт не смог сдержать победной улыбки.

— Винсент Грэм, — шагнул он навстречу доктору, перехватывая саблю и делая короткий выпад. — Добро пожаловать в кошмар.

— Разве что в твой, — тот перехватил клинок голой рукой, поднялся, не обращая внимания на металл, жаливший до кости. — Я действую по приказу государя.

— Он столь же безумен этой ночью, как и все, — под платиновыми локонами сверкнул алый огонь. — Но если он и вправду сказал тебе нарушить Закон, я буду тем, кто принесёт правосудие.

Винсент зарычал, прыгая в яростную атаку, позволяя ему убедиться, насколько такое количество выпитой крови приумножает силы. Стена особняка осыпалась кирпичной крошкой, выбрасывая их обоих на улицу. Но Грэм всё ещё был обращённым, а его тело в своей сути — человеческим. Нервам не хватало проводимости, а мышцам — скорости, чтобы поспевать за саблей. Альберт отражал атаки, нанося порезы, что затягивались сразу, как лезвие оставляло кожу. Оказавшись недопустимо близко, Винсент выхватил у него рукоять поверх держащей её руки, срывая кожу на кисти и резкий вскрик боли. Клинок сверкнул в воздухе и вонзился в землю в полусотне метров.

Белые тонкие кости ещё не нарастили лоскут, а когти уже исполосовали лицо Грэма. Альберт встряхнул головой, теряя человеческий облик и обрастая белой шерстью. Первый рычаг безумия был спущен. Мир затопил алый туман ярости. Клубок сцепившихся тел покатился с широкой лестницы на площадь с фонтаном, обивая гранитные борта. Альберт скинул с себя Грэма и снёс его телом статую ангела. Обогнув сцепившихся насмерть чудовищ, мимо пробежал толстый полосатый котяра.

— Пушик! — шикнула девочка, спрятавшаяся за опрокинутую телегу. — Глупый кот!

Стоило ей подать голос, как белое чудовище побежало к ней на четырёх лапах, сметая пыль и брусчатку. Она закричала, хлопнули крылья, её оторвало от земли.

— Что дочь инженера забыла на улице? — процедил Альберт, опускаясь на крышу соседнего дома и ставя девочку на ноги.

— Так это вы! — она смерила его взглядом, бледная и дрожащая, оправляя сбившиеся юбки — Извините, не узнала, милорд. Маменька выбросила Пушика за порог, вот мне и пришлось за ним бегать.

Альберт фыркнул, пригладив шерсть на загривке и обращая тело в человеческое:

— Кот уж точно не пропадёт на улице.

— Пушик боится даже голубей, — возразила та, топнув по черепице. — Беспомощное животное!

Альберт потянул запахи, различая кошачий дух. Судя по всему, кот сидел рядом с водостоком.

— Жди здесь, и не попадись этому, — кивнул он на Грэма, следящего за ними с площади. — Наш доктор подался в мясники.

Спрыгнув с крыши, он пробороздил каблуками по скату фронтона и кинулся к своей сабле, вертикально застрявшей меж каменных плит. Грэм побежал наперерез, скаля окровавленные клыки.

— На Рождество украшу дом твоими кишками, — прищурился Альберт, отражая удар и перекатываясь из-под когтей. Схватил саблю и бросил в ножны, прибавляя шагу на короткой дистанции к водостоку.

Кот нахохлился, вытаращив глаза. И, как только обоим монстрам до него осталось не больше шага, прыгнул между прутьев в канализацию. Альберт и Грэм впечатались в каменный борт, вампир отбросил доктора ударом ног, наградив парой свежих ран. Тот оставил его, привалившегося к водостоку, сбежал на поиски крови. Альберт поднялся, просовывая кошачью тушку сквозь прутья. Пушик вцепился в когтистую руку, держащую его за лапу, и слизывал кровь в прокушенных ранках, прижимая уши.

— Осторожней с ним, — вручил Альберт кота девочке. — Не могу предсказать побочные эффекты.

— Если что, отнесу его к вам, — решила та. — Соседи ведь должны помогать друг другу.

Он подбросил её до крыльца, проследив, чтобы ей открыли. В собственный дом, где горели все окна, и были призывно распахнуты двери, Альберт не планировал заходить до рассвета. В противном случае он рисковал провести эту ночь в когтях демона, неизвестно, в какой роли. Немногие наивные души клевали на наживку, спеша спрятаться в пустующем доме. За ними быстро таяли кровавые разводы со стен и половиц. Вздрогнув, Альберт поспешил вверх по улочке Ивы.

В одной из подворотен он услышал знакомый смех. Чёрная кошка держала нерадивого культиста, орудуя кривым ножом. Несчастный был уже давно мёртв. Под каскадами кудрей сияла широкая улыбка, она слизнула кровь с клинка, оборачиваясь на стук каблуков.

— Сегодня прекрасная ночь, — шепнула она ему на ухо, запрыгивая юркой лёгкой тенью на плечи. Альберт замер, задохнувшись собственным страхом. Ему в шею вонзились кошачьи клыки.

— Милая, милая, что же ты, — морщась от боли, он пытался оторвать её от себя, хотя бы расжать челюсти. За воротник слекла тёплая влага, по ранкам прошёлся шершавый язык. — Отстань! Кошка!!!

Кружась с тяжелеющей на спине девушкой, он с размаху впечатался в стену, оставляя на ней оглушённое существо — чёрное, полуобращённое, мохнатое, с окровавленной распахнутой пастью и девичьей фигуркой. Она зашипела, приходя в себя, и Альберт кинулся прочь. Он не хотел причинять ей вреда, в том числе и подсаживать на свою кровь. Ведь столь сильная магия грозила привязать к нему девушку, сделать зависимой, оставить от жизни одно её подобие. Находясь в своём уме, кошка умела рассчитывать безопасную дозу, но не сейчас.

Он расправил крылья и прыгнул на здание, со скрежетом когтей заползая на конёк крыши и отталкиваясь в полёт. Люди в испуге отпрянули от окон. Отсюда виднелось старое кладбище, между деревьев бродили зелёные огни. Кто-то гремел кандалами, доносились глухие стоны и хрипы. Альберт пролетел над кованными воротами, оплетёнными серебряной цепью, где дежурили охотники. По ту сторону двигались немёртвые разлагающиеся тела, среди которых брёл относительно свежий сторож. Не став уточнять, знают ли охотники о дырах в заборе, полетел прочь к чернокаменным стенам замка.

Кужкор тяготел над городом громадой острых шпилей и крепостных стен, чёрный провал среди гаснущих сумерек. Он обогнул башню, — белая тень в сверкающих витражах, луна серебрит мягкую шерсть и лёгкую ткань плаща. Ворвался в открытую галерею, ныряя в незапертое окно и оказываясь в сплетении узких коридоров.

Найти Вилла оказалось непросто: оставшиеся в замке бруксы чуяли его кровь, бросались наперерез, распахивая объятия острейших когтей и летящих шелков свободных платьев. Горгульи хохотали над каждой, отброшенной к стенам и колоннам.

Альберт ушёл в вертушку вниз с башни, мимо ярусов и ярусов площадок бесконечной винтовой лестницы, попутно стряхивая с себя немёртвых красавиц. У самого пола развернул крылья, и несколько брукс распластались на каменных плитах, обиженно постанывая. Он нырнул в подземелье, огибая колонны с орденами в виде оскаленных пастей неизвестных науке чудовищ. В пляшущих тенях огня они казались живыми. Подземелье усеивали чаши с пламенем, будто эти стены ждали кого-то не одарённого ночным зрением.

В кругу огня Альберт заметил Вилла. Дыхнуло кровью, и он спикировал на колонну, прячась в тенях и следя за мастером. Не ясно, сохранил ли он трезвый ум после такого количества крови. Вилл стоял в кругу досуха выпитых трупов, то ли устрашения, то ли декора ради поднятых на колья. Он обернулся, находя его среди густого мрака и сжимая в руке меч.

— Что ты делаешь? — спрыгнул Альберт, обращаясь, но не опуская крыльев. Держась за остатками множества соляных кругов и сдерживающих пентаграмм, безнадёжно стоптанных, но ещё хранящих остатки магии.

— Охотники попросили отдать вот эту штуковину, — Вилл встряхнул мечом, изрядно украшенным зарубками и разводами крови, — тому, кто будет сражаться лучше среднего. Вот только они ловят меня в круг, а, когда его перешагиваю, начинают носиться как ошпаренные. И, безумие то или нет, но кажется, это всё один и тот же человек.

— И что, какой-то особенный меч?

— Нет, после пятидесятой попытки стал обычной тупой железкой, к сотой вообще развалится.

В подземелье появился чужак, безошибочно увернувшийся от всех горгулий, миновавший полпути, увешанный оружием и боеприпасами, с усталым смирением во взгляде. Но, как только он взбежал на первый десяток ступеней, то увидел, что врагов уже двое.

— Штраф, — прогремел Вилл, выставляя перед собой меч.

Парень сиганул прочь, но вдруг споткнулся о воздух и принялся нарезать круги вокруг арены, причитая и рыдая себе под нос. Альберт проследил за ним с тоской.

— Он не может выйти, пока не умрёт?

— Вроде того, хотя я не знаю, как ему сказать, что тут нет стены.

— Знаешь, — Альберт положил руки на плечи Вилла, и тот воткнул меч между каменных плит. Парень остановился, прислушался. — Мы могли бы переждать эту ночь в куда более приятном месте.

— Хоть там меня и ждёт безумие, — усмехнулся тот, привлекая Альберта к себе и поднимая его за челюсть. — Совладаешь?

— Если нет, то развалю с тобой этот мир по кирпичику, — промурлыкал он.

Они вспорхнули к сводам колоннады, теряясь в тенях. Парень подкрался к мечу, озираясь по сторонам, сжал рукоять на высоте своего роста, выдернул остриё из камня.

— Слава багам, — выдохнул он.