Англия, 1921 год.

Отголоски новой эпохи взмывали вверх вместе с клубами едкого фабричного дыма под громыхание товарных поездов, переполненных современным оружием. Здесь, в Бирмингеме. Денно и нощно бандитские серенады, звучащие на улицах под аккомпанемент перестрелок, кровопролитий и материнских слёз, ублажали слух криминальной «элиты», что подминала город под себя. Здесь, в Бирмингеме. «Полиция», «закон», «справедливость», «безопасность», «порядок» – теперь лишь слова, состоящие из букв, за которые обычным людям того гляди скоро тоже придётся выкладывать по шиллингу, если не по фунту. Это всё здесь, в Бирмингеме. Эра бандитских трений за распределение сфер влияния на «чёрном рынке» и контроль над территориями начиналась здесь, в быстрорастущем, пропитанном ядовитым серым смогом и запахом угля Бирмингеме.

Едва пробивающийся сквозь грузные позолочено-зелёные облака солнечный свет был не в силах справиться с мрачностью и угрюмостью самых отчаявшихся районов города, таких, например, как Смолл-Хит, где простые рабочие едва сводили концы с концами, а организованная преступность пускала корни и процветала. Но спичка, что зажигалась в грубых мужских руках, всё ещё дарила свет тем, кто продолжал верить: порой там, где сегодняшняя полиция была бессильна, помочь могла лишь «окровавленная правая рука» беззакония. Эта вспыхнувшая во мраке спичка обычно поджигала сигарету, затянувшись которой, мужчина тридцати лет в длинном чёрном пальто и твидовой кепке-восьмиклинке выпускал изо рта струю густого дыма и уверенной походкой отправлялся решать лёгший на его плечи груз проблем нового дня.

Его шаг был твёрдым. Выразительные голубые глаза в чуть уставшем взгляде смотрели прямо, избегая шумящих вокруг рабочих, выпачканных сажей и грязью. Именно эти люди, что простым, честным, непосильным и даже грязным производственным трудом зарабатывали себе на хлеб, и напоминали мужчине о том, кем бы он мог быть, если бы не стал тем, кто он есть сегодня. Ему не приходилось в поту махать кувалдой в кузнице, не приходилось с утра до ночи вычищать конюшни или прокладывать железные дороги. Но ему приходилось думать, думать каждую секунду своей жизни, чтобы обезопасить себя, своё дело и своих людей от таких же хитрых и жадных до денег и власти хищников, как и он сам. Таким был нынешний глава одной из самых влиятельных криминальных банд Бирмингема с характерным названием «Острые козырьки».

– Боже, сынок, что ты делаешь! Простите нас, мистер Шелби, простите, пожалуйста, – дрожащим голосом поспешила сказать испуганная прохожая женщина, оттаскивая в сторону и прижимая к своим ногам маленького мальчика, что пробежал перед дымящим сигаретой мужчиной в твидовой кепке. Но тот не обратил внимания и просто продолжил идти своей дорогой.

Пепел сигареты быстро тлел, но Томас Шелби вновь припадал к ней губами и делал глубокую никотиновую затяжку. Он привык к страху в глазах смотрящих на него горожан. Каждый в этом городе держал на устах фамилию Шелби, и каждый знал, что лучше не переходить дорогу парням, носящим на своей голове кепки с вшитыми в козырьки лезвиями. С ними все здоровались, с ними все считались. Это была репутация, которую создала себе семья Шелби; репутация, которой гордился каждый из них.

Пройдя ещё немного вдоль длинной улицы, переполненной людьми, Томас свернул на Вотери Лэйн, и буквально через пару шагов перед ним воздвигся паб «Гарнизон», над дверью которого висела табличка с его фамилией. В здании, к которому прилегал паб, служивший штаб-квартирой криминальной семьи, расположилась букмекерская контора братьев Шелби. Прошагав мимо нескольких приветствовавших его мужчин в таких же кепках и ответив им лишь сдержанным кивком, Томас вынул изо рта почти скуренную сигарету, бросил окурок на тротуар и скрылся в дверях дома.

В квартире, отведённой под букмекерскую контору, в это время суток всегда было оживлённо и шумно: суетливая беготня работников, громкие переговоры о ставках и процентах, звон монет и шуршание купюр не умолкали ни на секунду. Войдя сюда и взглянув на утопающую в золотистых лучах комнату с топчущимся здесь народом, Томас чуть улыбнулся. Он медленно проходил внутрь, наблюдая за работой своих людей, многие из которых приходились ему родственниками, так или иначе, и каждый, кто видел его, громко и радостно приветствовал главу семьи, словно не видели его добрых лет десять.

Этот бизнес начал приносить законные деньги лишь недавно, с получением букмекерской лицензии два года назад, и вот сегодня предприятие братьев Шелби, включающее в себя, помимо всего прочего, ещё и импортные и экспортные поставки оружия, могло похвастаться выручкой в размере более ста фунтов в день. Каждый член семьи, каждый, кто, так или иначе, был связан с предприятием братьев Шелби и «Острыми козырьками», признавал, что всё это заслуга умного и дальновидного Томаса Шелби, который прилагал все усилия, ведя общее семейное дело всё выше и выше по лестнице влияния. Такими темпами уже очень скоро, верили они, с Шелби будет считаться и сама корона!

Избавившись от пальто и головного убора, Томас прошёлся мимо столов, поглядел в заполненные ставками расчётные формы через плечо горячо любимой тётушки Полли, получил пару увесистых хлопков по плечу от своего старшего брата Артура и подошёл к высокому помосту в конце комнаты, где напротив доски, исписанной мелом множеством таблиц с цифрами, стоял его младший брат.

– Как идут дела, Джон? – спросил его Томас, сунув руки в карманы брюк.

– Томми! – молодой парень двадцати шести лет щеголеватого вида обернулся и просиял, увидев брата. – Я хотел показать тебе кое-что. Кажется, есть одна проблема. Смотри, – он спустился вниз и дал Томасу взглянуть на отчётный документ, попутно объясняя ему ситуацию. – На четырёх последних скачках в Бирмингеме и в близлежащих городах побеждает одна и та же лошадка. Не наша лошадка, Томми. Честно сказать, вообще не понятно, чья она, так как не числится ни в одних букмекерских списках, я это проверил. Но самое странное знаешь что? – Джон провёл пальцем от напечатанного имени скакуна до графы с суммой и сказал: – Что ставки всё-таки совершаются, и деньги куда-то да утекают.

Примерно с полминуты голубые глаза Томми внимательно изучали данные. Конь по кличке Атлас и впрямь был отмечен уже четырьмя победами подряд, а процент поставивших на его победу людей в последних скачках составил почти восемьдесят семь процентов. Томми и впрямь нашёл это очень странным.

– Он раньше нигде не светился, – добавил Джон, пока брат анализировал цифры. – Совсем недавно появился на ипподромах и сразу же начал занимать призовые места.

– Загадочный конь и призрачные деньги? – усмехнулся Томас. – Нас будто кто-то разыгрывает.

– Частники, Томми.

– Да, они, – задумчиво согласился Томас. – Должно быть, хозяева жеребца принимают ставки прямо в день скачек индивидуально. Наверняка это уже привлекло внимание людей Сабини. Так что, – он отдал документ обратно Джону, – нам надо поторопиться.

– С чем поторопиться? – Джон сморщил лоб, взирая на брата.

– Мы купим этого удачливого жеребца и заполучим себе деньги со ставок на него. Но надо шевелиться, Джон, понимаешь? Так что, иди, скажи Артуру, чтобы заканчивал со «снегом» и наводил марафет. Выезжаем через час.

Улыбнувшись уголком рта, Джон одобрительно кивнул и воодушевлённо убежал куда-то к кабинетам, откуда скоро послышалось: «Артур, больной ты ублюдок! Оставь в покое молодняк, заткнись и собирайся на пикник».

Томми обернулся, провожая брата глазами, и увидел, как Полли Грей, очевидно, услыхавшая о его решении приобрести нового скакуна, уже сощурила свои большие тёмно-карие глаза в скептичном взгляде и приближается к нему.

– А ты не думал, что, прежде чем принимать такие решения, ты должен советоваться с казначеем этого предприятия? – укорила она, скрестив руки на груди и взглянув на Томаса, как на нашкодившего двенадцатилетнего мальчишку.

– Брось, Полли, – отмахнулся мужчина, надеясь лёгкой улыбкой отогнать от себя все недоверия со стороны тётушки. – Эту лошадь даже тренировать не придётся, судя по тем успехам, которые она демонстрирует. Я потрачу на неё тридцать фунтов, которые потом окупятся пятьюдесятью или даже сотней. И я знаю, что так всё и будет, если ты не станешь упрямиться и откроешь мне сейф. Ты же ведь опять сменила комбинацию, я прав?

Женщина сжала губы, уголки которых так и норовили расползтись в улыбку, а глаза её сузились пуще прежнего при взгляде на племянника. Ей нравилось, когда ему не удавалось прочитать её, ведь это значило, что она по-прежнему остаётся самым мудрым членом этой семьи.

– Ничего я не меняла. Ты знаешь пароль, – отвернулась женщина, махнув тёмно-каштановыми кудрями.

– Спасибо, Полли.

Томас приобнял её за плечи, лишь едва подняв губы в улыбке, и удалился в свой кабинет, где планировал решить ещё парочку важных дел.

Полли лишь вздохнула. Её сложно было разубедить в том, что Томас всегда знает, что делает, и, тем не менее, что-то внутри неё не давало ей отказаться от этих беспочвенных переживаний за него; за каждого из её драгоценных мальчиков, носящих фамилию Шелби.

* * *

В этот жаркий августовский полдень на конном манеже, где за определённую цену наездникам предоставляли возможность испытать своих скакунов, поднимались столбы пыли, искрящейся в солнечных лучах. Крепкий молодой гнедой жеребец, преодолевая нарочно выставленные преграды, скакал по кольцу вдоль деревянного забора, словно неумолимое стихийное бедствие, точно ураган, точно смерч. Земля гремела под ударами его копыт, а воздух разрезался его неистовым ржанием. Коня не подгоняли ни кнут, ни шпоры, ни громкий командный голос. Всё, что заставляло его резво мчать по засыпанному песком манежу, было в движениях его наездника. Или, точнее сказать, наездницы.

Она чувствовала наэлектризованность в воздухе. Ей достаточно было лишь секунды на вдох, а дальше – только ветер и стук сердца в ушах. Взгляд молодой амбициозной наездницы пылал ярче самых красочных закатов, неистовее самых кровавых пожаров. Каждая часть её резко прогнувшегося вперёд тела двигалась в такт вибрирующему под ней телу жеребца. Она гнала его вперёд, совершая несколько крюков по площадке, резко останавливала, умело разворачивала животное в мгновение ока и рысью мчала в обратную сторону так, словно, остановись она хоть на мгновение, её жизнь тут же оборвётся. Каждый раз, когда она оказывалась на спине коня, прочно вцепившись пальцами в поводья, за её спиной вырастали крылья. Она не ехала верхом – она летела. И полёт этот был единственным, в чём Виктория Мартин чувствовала себя живой.

Закончив забег, девушка уверенно потянула поводья на себя, останавливая разогнавшегося коня, отчего жеребцу пришлось встать на дыбы. Однако эта девушка сидела в седле достаточно долго, чтобы выпасть из него при таком манёвре. Когда конь потерял скорость, он отгарцевал к ограждению и рысцой двинулся вдоль полосы. Слегка подскакивающая на его спине наездница переводила уставшее дыхание и ласково гладила фыркающего жеребца по шее.

– Молодец, Атлас, молодец, мальчик, – приговаривала Виктория, опускаясь ниже и любовно припадая к его тёмной мягкой гриве.

У калитки в это время появился молодой кудрявый парнишка, чьё лицо было сплошь усыпано веснушками. Его большие зелёные глаза с восхищением глядели на девушку-жокея и её выносливого скакуна, что величаво двигался шаговым аллюром к центру манежа, хлопая себя длинным хвостом по ляжкам.

– Сегодня он выглядит бодрее, – подметил парень, когда подошёл к коню и остановил его, взяв под узду и погладив его по вытянутой морде, шёпотом здороваясь с ним.

Девушка сняла с головы шлем, и из-под него на её плечи упали густые чуть вьющиеся длинные рыжие волосы, искрящимся медным блеском отливающие в полуденных солнечных лучах.

– Потому что мы с ним наконец-то помирились, – важно сказала она, с благоговейной улыбкой поглаживая коня. – Меня жутко беспокоило это позавчера в Ковентри. Я думала о проигрыше, была на нервах из-за этого. Ты и сам помнишь, как нас лихо на первом и втором круге обходил этот настырный двенадцатый номер. Я позволила себе лишнего; то, к чему Атлас не привык. Я не должна была сомневаться в нём. И всё же, он простил меня за это.

– Чёрт возьми, Вик, ты споришь с конём!

– Это не просто конь, Генри. Это мой друг, мой компаньон и мой защитник, – с преисполненным серьёзностью видом говорила Мартин, глядя на парня сверху-вниз. – Ты же знаешь, что мы с ним понимаем друг друга лучше, чем кто-либо.

– А я кто? Я ведь тоже друг, компаньон и защитник. И я слишком давно тебя знаю, чтобы понимать хуже коня.

– Но с тобой мы не ругаемся, – игриво улыбнулась ему Вик.

– Я парень не конфликтный, – в ответ улыбнулся Генри и взглянул на девушку, морщась от слепившего глаза солнца.

Не то, что бы Генри МакКаллена обижала такая привязанность своей самой близкой подруги к её коню, но он часто ловил себя на мысли, звучащей вроде бы шутливо, но в то же время с долей огорчения: «Куда уж мне до породистого ретивого жеребца...»

Виктория всё не слезала с коня и вертелась на нём вокруг кудрявого парня. Она думала о том, как её выносливость постепенно равняется с выносливостью её верного скакуна: ещё год назад после таких изнурительных тренировок она без сил падала из седла, но сегодня тело уже не ноет, в глазах не темнеет, а дыхание восстанавливается куда быстрее. В такие моменты она была горда собой и своими успехами, как никогда раньше. Потому что теперь её заметил весь Бирмингем, вся Англия! И лишь теперь она наконец-то смогла дотянуться до своей звезды.

– Ты принёс мне хорошие новости, верно, Генри? – спросила Виктория.

– Как ты догадалась? – Генри взял Атласа под узду и потянул на себя, заставляя его медленно следовать за ним.

– Обычно, ты не сообщаешь мне что-то плохое на тренировках. Даже если тебе есть, чем меня расстроить, ты дожидаешься момента, когда я загоню Атласа в стойло, и лишь тогда говоришь.

Ум и наблюдательность этой девушки порой поражали. Даже удивительно, как в простой фермерской семье могла вырасти такая смышлёная и начитанная особа! Прогнав из головы эту мысль, Генри усмехнулся и перешёл к сути:

– Скачки. Через неделю. В Вустере, – он выдержал паузу в интриге, дожидаясь, пока на губах Виктории начнёт расползаться по-детски радостная улыбка – та самая, что светилась на её лице каждый раз при разговоре о предстоящих бегах: – Говорят, туда приедут графы и графини из самого Лондона.

– Это же сколько денег можно вытрясти из их тугих кошельков! – Вик радостно открыла рот, и её глаза засияли.

– Они все едут смотреть на тебя и Атласа, так что мы не оставим никому и шанса откусить даже маленький кусочек от этих бегов, – поддерживал её Генри азартной улыбкой.

– Слышал, малыш? – воодушевлённая Виктория вновь припала к Атласу. – Знатные дамы и господа приедут в Вустер, чтобы только посмотреть на нас с тобой и засыпать наши карманы деньгами. Мы с тобой сияем ярче Сириуса*!

– Ну ты про меня-то уж совсем не забывай, – с нотками обиды произнёс МакКаллен. – Я, конечно, не статный и резвый жеребец, но я, в отличие от коня, умею неплохо считать и общаться с бетторами*.

– Твою работу сложно переоценить, Генри, – с виноватой улыбкой проговорила Виктория и добавила, чуть подумав: – Твой свет тоже очень яркий. Но ты лишь Канопус.

– Сама ты Канопус!

– Это вторая по яркости звезда после Сириуса, глупый, – из Виктории полился смех, который чуть не опрокинул её со спины коня.

– Заканчивай, мисс всезнайка, – без укора, с дружеской усмешкой сказал Генри, похлопав Викторию по коленке. – Не все в детстве сидели на научных книжках.

– Я всего лишь была любознательной, – оправдывалась Вик.

– Этого у тебя не отнять и по сей день.

В ответ на это девушка тихо хихикнула и смущённо убрала прядь рыжих волос за ухо. Те знания, которых ей по счастливой случайности когда-то давно довелось коснуться, временами всплывали в её голове, и Виктория невольно задумывалась о том, где и кем была бы сейчас, проводи она свои безмятежные детские дни подобно другим деревенским детям, играя и развлекаясь в полях. Пускай многие говорят, что у неё не было детства, зато теперь, считала Виктория, у неё есть счастливое настоящее, в котором она в кой-то веки может расправлять плечи, задирать подбородок и взирать на недооценивающих её людей свысока. В буквальном смысле.

Тренировку пора было заканчивать, так говорил девушке Генри, не желающий ей перенапряжения, однако Виктория всё скакала и скакала верхом на Атласе, поднимая в воздух пыль. Поводья тянулись вправо и влево, и конь, балуя свою наездницу, гарцевал вокруг, переступая с ноги на ногу, раскачиваясь в элегантных пируэтах на задних ногах, точно на показательном сольном выступлении. Но ни Виктория, ни наблюдающий за её грациозной ездой Генри не догадывались, что за жеребцом сейчас и впрямь пристально наблюдают со стороны.

– Великолепный конь, – вдруг раздался незнакомый им голос, и парень с девушкой лихо обернулись к калитке, откуда этот голос и доносился.

Группа из пяти мужчин в длинных чёрных пальто и твидовых кепках-восьмиклинках наступательной походкой приблизилась к манежу со стороны лесной опушки. Их самоуверенный гангстерский вид совсем не внушал Виктории доверия, и, смотря на них, она заранее испугала себя возможными причинами их приезда. Ведя беседы с подобного рода людьми (если словом «беседа» вообще можно назвать разговор с лицами криминального мира), лучше не показывать своего страха, а облачиться в металлическую броню, чтобы они сломали об тебя свои клыки. Заручившись этой мыслью, Виктория переглянулась с Генри и напряжённо развернула Атласа в сторону нежданных гостей.

Впереди четверых мужчин она для себя отметила их лидера, который только что сделал комплимент её коню. Это был среднего роста голубоглазый стройный мужчина, одетый «с иголочки», с очень красивыми и аккуратными чертами лица. Она впервые в жизни видела этого человека, но его лицо казалось ей будто бы смутно знакомым.

– Мисс Ма́ртин, я полагаю? – спросил он, остановившись возле забора и не позволив себе войти на тренировочную площадку без позволения.

– Марти́н, – настойчиво поправила подъезжающая к калитке Виктория, в лёгком раздражении поджав уголки губ.

– Прошу прощения, – после небольшой неловкой паузы прозвучал спокойный тёплый мужской бас.

Он поправил козырёк своей кепки и поднял свои насыщенно-голубые глаза на девушку, что взирала на него с высоты своего коня с недоверием. Никак иначе она и не могла сейчас смотреть на него, и на то были свои причины.

– Кто вы такие и что вам нужно? – прямо спросила Виктория, спрыгнув с жеребца на землю.

Девушка доверила поводья другу, а сама вышла за калитку и предстала перед незнакомцем. Она смиренно терпела неприличные оценивающие взгляды со стороны его подручных и смотрела прямо на обладателя невозмутимого лица, что заговорил с ней. Один из мужчин, что был самым крупным, однако выражением лица производивший впечатление самого безобидного из них, а кроме того, единственный, на чьей голове была не восьмиклинка, а обычная федора, подошёл к забору и впился изучающим взглядом в Атласа.

– Моё имя Томас Шелби, – ответил голубоглазый мужчина.

В образовавшейся тишине Виктория уставилась на него и смотрела так несколько секунд, пока не сощурилась и с недоверчивой ухмылкой не спросила:

– Это действительно Вы? Тот самый Томас Шелби, чей цветущий палисадник перед домом возвышается на земле, подпитанной плотью неугодных ему?

Стоявший справа от неё парень в сдвинутой на бок кепке и со спичкой в зубах тихо прыснул от смеха. Виктория не знала, куда сейчас делось её чувство самосохранения, ведь она наконец-то вспомнила, что видела лицо этого мужчины на страницах газет, а значит, он и впрямь тот самый Томас Шелби. Она прекрасно понимала, кто стоит перед ней, но при этом позволяла себе беспечно озвучивать то, что у неё на уме. Мгновение, чтобы пожалеть об этом, но вот она видит лишь мутную полуулыбку и понимает, что Шелби пока не торопится обрушить на неё свой гнев.

– По-вашему, я закапываю трупы у себя во дворе? – уточнил он, вскинув бровью.

– Не знаю, – Вик пожала плечами, сложив руки на груди. – Я с Вами не знакома. Это всего лишь слухи, которые мне доводилось о Вас слышать. А это, смею предположить, легендарные «Острые козырьки»? – она с прищуром оглядела стоявших за спиной Томаса мужчин. Двое из них были одеты так же опрятно и фасонисто, как и Шелби, а двое других – победнее.

– «Легендарные», – продолжал хихикать в свой кулак Джон Шелби.

– Так и по какому всё-таки поводу я сегодня имею честь познакомиться со столь важной персоной? – торопила девушка.

Томми чувствовал себя несколько растерянным: выяснив, что хозяйкой победоносного скакуна является женщина, по пути сюда он полагал, что у него не возникнет проблем с переговорами о покупке. Теперь же, слыша её самоуверенный тон и наблюдая за её искрящимся смелостью взглядом, он, как опытный букмекер, быстро определил вероятность уехать отсюда с пустыми руками. Но он не хотел отступать, так же, как и она.

– Я бы хотел предложить Вам денег за Вашего прекрасного жеребца, – ответил Шелби.

– Вот как. Хотите в него вложиться? – спросила Мартин, прикидываясь дурочкой, но на деле прекрасно понимая, о чём толкует этот «козырёк».

– Хочу его купить.

В этот миг догадки, которые посетили Викторию ещё тогда, когда она увидела приближающихся к манежу мужчин, подтвердились. Девушка не смогла сдержаться и рассмеялась, глядя то на Генри, то на Томаса.

– Он сказал что-то смешное? – потупился высокий худощавый мужчина с густой растительностью под носом.

– Нет... Нет, – говорила смеющаяся Виктория, мотая головой и прикрывая рукой трескавшееся в истеричной улыбке лицо.

– Тогда какого чёрта ты смеёшься?

Сию секунду Виктория прекратила демонстративно веселиться и с дерзостью взглянула на фамильярно обращавшегося к ней мужчину. В её глазах плясали огоньки негодования.

– «Нет» – это ответ на вопрос вашего босса, – объяснила она с нарастающим, но хорошо контролируемым внутри себя возмущением. – А сказал он и впрямь нечто смешное.

Артур Шелби – усатый мужчина – звучно втянул воздух через нос и многозначительно взглянул на Томаса. Взгляд его брата, что падал на эту непростую девушку, глядевшую на них, точно на свору облаявших её собак, был осторожным и пристальным.

– Я дам Вам за него тридцать фунтов, – сказал Томас.

– Да хоть сорок, – бросила несгибаемая девушка.

– Пятьдесят?

Чем больше он упорствовал, оставаясь таким показательно спокойным и хладнокровным, тем острее Виктория чувствовала, как медленно опускает вожжи с запряжённым в них самообладанием. Она каждой клеточкой своего тела ненавидела, когда её отказывались слушать. А этот мужчина с надменным уставшим взглядом только и делал, что игнорировал её.

– Мистер Шелби, – как можно мягче произнесла Виктория, но голос её в какой-то момент нервно дрогнул, – этот конь рос и креп на моих глазах. Я люблю его больше, чем кого-либо. Если Вы думаете, что я откажусь от него за хорошую кругленькую сумму, вспомните любого дорогого Вам человека и спросите себя, обменяли бы Вы его на пачку зелёной бумаги.

Этого было достаточно, чтобы Томас понял невообразимую значимость жеребца для этой девушки, ведь он и сам сильно привязывался к лошадям, которыми владеет. Однако всё же недостаточно, чтобы заставить его свернуть с намеченного пути.

– И, тем не менее, мисс Мартин, – сказал Шелби, – как бы Вы не пытались создать обманчивое впечатление своей незаинтересованности, эта зелёная бумага нужна Вам. Судя по тому, что Вы наплевали на установленные правила и влезли в совершенно не знакомый Вам бизнес.

Он смотрел на неё прямо, совершенно открыто, но Виктории казалось, будто он смотрит сквозь неё и вытаскивает из самых потаённых глубин её души это постыдное желание согласиться на сделку ради того, что ей так нужно; ради того, зачем она решилась на свою сумасбродную идею. Вести этот диалог дальше для девушки становилось непосильной задачей, а потому она поспешила как можно скорее свернуть разговор и отвадить непрошеных гостей.

– Я уже ответила на Ваше предложение. И ответ не изменится, как бы Вы не распинались передо мной.

– Послушайте, дамочка... – зарычал было Артур, но Виктория тут же пресекла его попытку запугать её, зыркнула, точно коршун, и процедила с нарочитой расстановкой:

– Оставьте меня в покое и уходите.

– Вы не понимаете, во что ввязались, мисс Мартин, – голос Томаса приобрёл чуть встревоженный оттенок. – То, что Вы делаете, нелегально. Так беспечно врываясь на территорию, которая поделена на сферы влияния между криминальными группировками, Вы рискуете не только своими деньгами, но и жизнью. Дарби Сабини не из тех людей, кто станет молча стоять и смотреть, как Вы шарите в его карманах, вытаскивая купюру за купюрой. Продолжите – и вам самой придётся удобрять землю, только вот не в моём палисаднике, а в благоухающих садах Сабини. Я лишь пытаюсь предупредить Вас.

Виктория отчего-то вдруг почувствовала себя спокойнее: тряска отступила, грудь больше не полнилась раздувающимся и вот-вот бы лопнувшим шаром раздражения. Она глядела на главу «Острых козырьков», и глаза её вдруг будто бы засмеялись. Подступившись к нему, девушка встала напротив в вызывающей близости, и её широко распахнутые глаза сказали всё за неё, прежде чем она открыла рот.

– Думаете, Вы первый, кто заявляется ко мне с полными карманами пантов и пытается меня ими задавить? – полушёпотом зазвучал её натянутый, точно струна, голос. – Сабини... Его люди пришли ко мне ещё вчера, но ушли отсюда ровно с тем же, с чем сегодня уйдёте и Вы, – ни с чем.

Её голос звенел, и дрожи в нём больше не было. Не только Томас, что беспристрастно глядел прямо в глаза в упор смотревшей на него девушки, но и Джон с Артуром, обеспокоенно переглядывающиеся друг с другом, чувствовали, насколько тверда её броня. А потому они не спешили впиваться в неё зубами, а лишь слегка шаркали когтями.

– Я не хочу... не собираюсь делиться деньгами, заработанными с таким трудом, с «акулами» бирмингемского бизнеса только лишь потому, что так твердят ваши бандитские законы. – После этого она отдалилась от Томаса на два шага, не разрывая с ним зрительного контакта, и сказала, намекая на завершение разговора: – А за меня не беспокойтесь, мистер Шелби. Я справлюсь.

Молчанием Томас не только позволил себе спокойно переварить столь безрассудное поведение Виктории, но и давал ей возможность передумать. Призрачная надежда на то, что девушка за несколько секунд может одуматься и заручиться голосом здравого смысла в своей, как он верил, смышлёной голове, удерживала его. Но никакой надежды быть не могло, ведь если поначалу Мартин смотрела на него лишь как на не приятного ей собеседника, то теперь она упрямо видела перед собой злодея, пытающегося её ограбить.

Шаг вперёд сделал Артур, наморщивший нос на манер озлобленного пса и намеревавшийся прибегнуть к более суровым методам переговоров, но Томми остановил его. Он уже развернул всю свою «козырьковую» компанию назад, собравшись уходить, но вдруг обернулся и, подумав с пару секунд, сказал девушке кое-что напоследок:

 – Надеюсь, Вы заработаете нужную Вам сумму и уедете из Бирмингема быстрее, чем Вас настигнут неприятности.

– До свидания, мистер Шелби.

Он заглянул в её глаза ещё раз, но не нашёл в них послаблений. Развернувшись, Томми двинулся вперёд, обратно по направлению к лесной опушке, где они оставили машины, и четыре чёрных пальто зашагали следом. Джон нарочно сделал крюк и прошёлся рядом с Викторией почти вплотную, жадно пробежавшись по ней взглядом, и поспешил за братьями.

Выждав, пока их спины отдалятся достаточно, чтобы они перестали оборачиваться, Виктория, с полминуты державшаяся стоиком, звучно выдохнула, будто бы она несколько минут поднималась с морского дна с задержанным дыханием. Резко развернувшись на каблуках, она упёрлась руками в забор, согнулась и отдышалась, а на её лбу проступила испарина. Генри отпустил поводья и бросился к девушке, спросив, в порядке ли она.

 – Я устала от этих уродов, которые приходят сюда и портят мне карму! – последние её слова сорвались в раздражённый крик, после чего Виктория со всей силы швырнула свой шлем на землю и схватилась руками за опущенную лицом вниз голову.

– Всё хорошо, Вик, всё будет хорошо, – она слышала успокаивающий голос друга детства, который перемахнул через забор и положил свои руки на её плечи. – Никто из них нас не остановит. Таким, как они, никогда тебя не сломить, ты же знаешь. Никому не сломить.

Над своим левым ухом девушка услышала родное фырканье, а после большая морда Атласа слегка толкнула её в плечо в попытках приободрить.  Это вмиг прогнало все негативные мысли, заставив девушку забыть о неприятном разговоре и широко улыбнуться. Она погладила коня по носу левой рукой, а правой коснулась лежащей на своём плече руки Генри. У неё больше никого не было, кроме этих двоих, а больше никого и не нужно было.

– На следующей неделе Атлас снова придёт к столбу первым, – с трепетом сказала она, а после выпрямилась и воодушевлённо сказала: – А для этого мне нужно тренироваться больше.

– Пожалей себя, Вик! – кричал МакКаллен вслед вновь выбежавшей на манеж девушке, но он знал, что она его не послушает.

Да, жалость ей сейчас была не нужна, ни чья-либо, ни своя собственная. Вскочив на Атласа и дёрнув поводьями, она отправила жеребца резвой рысью на ещё один круг. Ветер снова зашумел в её ушах. Ветер, что должен был выдуть из её головы любые воспоминания о неприятном разговоре и о тех пронзительных ярко-голубых глазах, что всё ещё продолжали смотреть на неё из глубины её памяти.

– Бесстрашия этой девчонке не занимать, – откомментировал Джон, когда Козырьки вернулись к двум машинам, оставленным у дороги, и с ехидной самодовольной ухмылкой добавил: – Я бы эту лошадку обуздал.

– Скорее уж она тебя, – сказал пожилой мужчина по имени Чарли в костюме горчичного цвета.

– Я не понял, Томми, мы что, вот так вот просто возьмём и уйдём, позволив какой-то девке харкнуть нам в лицо? – спросил вскинувший руками Артур.

Средний из братьев Шелби достал портсигар, вынул оттуда одну сигарету и закурил, после ответив:

– Есть вероятность, что она в скором времени изменит своё решение. Нужно лишь дождаться удобного момента.

– Какого ещё момента?

– Люди, что приходили к ней вчера куда нетерпеливее, чем мы. Сейчас разговаривать с ней бесполезно, но, когда у неё и впрямь появятся крупные проблемы, вовремя подставленное дружеское плечо заставит её потеплеть к нам. Сделав для неё кое-что, мы попросим её взамен кое-что сделать и для нас и вновь поднимем тему о покупке коня. Она честолюбива, если ты заметил, совесть не позволит ей отказать людям, которые ей помогли.

Артур тихо хмыкнул в усы, соглашаясь со стратегией брата, а затем перемахнул через закрытую дверь автомобиля и запрыгнул на пассажирское кресло рядом с водительским. Джон разместился сзади, Томас сел за руль, и ещё двое «козырьков» завели вторую машину.

Два чёрных автомобиля тронулись с места и покинули пригород. Пока Артур и Джон громко переговаривались о своих непристойных планах на мисс Мартин, Томас глядел на дорогу и всё ещё прокручивал в голове неосторожные слова и неустрашимый взгляд Виктории, которые она обронила перед ним. Он вспоминал: когда она осмелилась подойти к нему настолько близко, что между ними осталась лишь пара дюймов, её дыхание было ровным, а глаза смотрели так, будто никаких имён и репутаций для неё и вовсе не существует. Не важно, кто стоял перед ней, глава криминальной группировки или чумазый торгаш с рынка – она встанет стеной за то, чем она дорожит. Где-то в глубине души Томми почувствовал едва уловимый трепет восхищения. Но куда весомее было его сочувствие девушке, ведь Томми понимал, что в данной ситуации упрямство, коим она обладает, приобретает форму безрассудства, граничившего с безумием. Риски были велики, но Томми поставил всё на первое сложившееся у него впечатление о Виктории Мартин. Он рискнул всем, чтобы увидеть, на что может оказаться способна одна озлобленная на весь мир девушка.