Их разбудил раскат грома.

Какое-то время они лежали в обнимку, слушая шум дождя за окном и далекое ворчание грозы. Так же в обнимку, как и упали на одноместную кровать вчера, далеко за полночь наспех сняв комнату в придорожном мотеле. Еще вчера члены тайного подразделения Overwatch, сегодня они — беглянки. Впрочем, им ли привыкать играть по своим правилам на чужих полях? Вот только когда Гэбриэл Рейес объявил избранным подчиненным о своем плане свергнуть Overwatch, девушки не захотели принимать его сторону — равно как и идти против соратников, с которыми не раз воевали плечом к плечу на заданиях Blackwatch. Они не хотели выбирать сторону — и сбежали при первой же возможности, угнав один мотоцикл на двоих, и теперь их будущее было таким же зыбким и туманным, как пелена дождя за окном.

Но сейчас они здесь, в крохотной одноместной комнатке в дешевом мотеле, сонные, в объятиях друг дружки. Немного времени потебовалось, чтобы Кэзуми почти машинально запустила пальцы живой руки в некогда волнистые, средней длины, а теперь коротко остриженные волосы Джессики, а та перехватила ладонь киборгини и поцеловала.

— Доброе утро, — тихий, бархатистый голос американки, даже спустя столько лет пробирающий Шимаду до дрожи.

— Охайо, — синтетический голос японки кажется неуместным на фоне усиливающегося шума ливня и вальяжных раскатов грома, поэтому она замолкает. Прижимается маской к плечу Джессики, пытаясь виском уловить тепло ее кожи — таковы теперь их поцелуи. И та привстает на локтях, чтобы поцеловать Шимаду в тот самый висок, а затем в переносицу.

С тех пор, как Ангела Циглер вытащила Кэзуми с того света, она почти всегда сверху. Кибернетические конечности служат верной опорой и не знают усталости, когда левой рукой японка в очередной раз изучает тело Джессики, хотя знает наизусть каждый его изгиб, каждый шрам и каждую эрогенную зону — но ничего из этого не обделяет вниманием. Маккри длинная и нескладная, до сих пор сохраняющая в себе умилительную неловкость, неожиданно проявляющую себя в неосторожных движениях; отзывчивая и подвижная, полная любви и энергии, подобно горной реке. Скованная в повседневной жизни, американка расцветает в моменты уединения с Кэзуми, и для японки нет вещи ценнее этого доверия. Шимада жадно ловит живой ладонью каждое сокращение мышц под смуглой суховатой кожей, наклоняется, чтобы ощутить виском сбившееся горячее дыхание Джессики, которая уже закрыла глаза, отдаваясь ощущениям.

А затем Кэзуми переносит вес на левую руку — и американка тут же вздрагивает всем телом и будто бы съеживается. Шимада ее понимает. Опускается на локти и ложится всем телом на Джессику — она знает, что материалы ее протезов легкие, поэтому не опасается причинить неудобство. Снова запускает живую руку в волосы, легко массируя кожу головы кончиками пальцев, а американка крепко обнимает ее и, кажется, целует в маску — Кэзуми не смотрит, прикрыла веки.

А спустя несколько минут снова поднимается над Джессикой, и та все же раздвигает ноги, принимая в себя кибернетические пальцы. В короторый раз уже — а все равно как в первый. Кэзуми знает, что ее любимую распаляет этот пусть и маленький, но все же риск — чувствовать внутри синтетические полимеры и знать, что кибернетические имплантаты несравнимо менее чувствительны, чем настоящие, живые пальцы — у самой ведь не так давно появился протез, после не слишком удачной одиночной разведки на Кингс Роу. Кэзуми тогда, помнится, еще тренировалась на базе с новенькой… а потом, когда Джессика вернулась только частично, несколько дней не отходила от нее, яро обещая, что больше ее одну не оставит. Американка же только над ней посмеивалась — если Шимада и заботилась о ком-то, то вечно перебарщивала.

Задумавшись, Кэзуми поймала себя на мысли, что многое бы отдала, чтобы ощутить внутри себя грубые механические пальцы протеза Джессики. И в который раз мысленно прокляла сестру.

— Darlin'? — томный, нетерпеливый, но все же исполненный заботы голос Джессики выдернул японку из болезненных воспоминаний.

— Отвлеклась, — коротко отозвалась киборгиня и, наклонившись, коснулась маской щеки американки. — Прости.

Непозволительная роскошь — отвлекаться даже на полминуты, игнорируя всецелое доверие, которое тебе дарит любимый человек. А потому Кэзуми будет работать протезом нежно и осторожно, дабы разогнать любые остатки инстинктивной напряженности Джессики; будет ловить взглядом каждое движение возлюбленной, раз уж не может чувствовать правой рукой ее невероятную отзывчивость.

Пока дождь шумит за окном, этот мир — не больше комнаты в мотеле — принадлежит только им двоим. А им для счастья больше и не нужно — только свобода и любимые объятия.