Они отмывали Риччи двумя мочалками, в четыре руки, и пена летела во все стороны. Гэндзи мыл левую руку сына — тщательно изрисованную детальнейшими узорами в стиле киберпанк, из-за чего конечность мальчика стала напоминать филигранный протез. «Художник растет», — вздохнув, подумал про себя Шимада, усердно, но осторожно работая мочалкой. Неотрывно следил за работой своих протезированных рук, чтобы не ранить ненароком детскую кожу — хоть за дюжину с лишним лет Гэндзи и научился виртуозно контролировать их работу, осязания он был все так же лишен. А корейский перманентный маркер оказался действительно перманентным. Кожа Риччи уже покраснела от шершавой мочалки, а узоры лишь кое-где слегка побледнели.

Джесси досталась правая рука. Здесь узоры были далеко не такие детальные, как на левой, линии были волнистые, неуверенные — все-таки сын был правшой. Маккри с интересом разглядывал их. Было заметно, что Риччи начал рисовать от запястья — еще старался вырисовывать провода, детали обшивки, скрепляющие элементы. Ближе к локтю нарисованные механизмы становились схематичными, а на плече так и вовсе красовался большой кривоватый цветок — устал художник. «Ну и зачем смывать такую красоту?» — думал Джесси, лениво водя мочалкой по коже ребенка — все равно понятно, что оттирать маркер бесполезно, так зачем стараться? Но Гэндзи был непреклонен: если Риччи хочет боди-арт, то делать его нужно специальными красками, а не токсичным (и некрасивым!) перманентным маркером.

Сам же пятилетний Ричард Шимада-Маккри сидел на краю ванной и мужественно терпел, пока его строгие папы оттирают с кожи результаты четырехчасового творческого труда. Только раз всхипнул, когда папаня неловко перехватил его руку своим неуклюжим громоздким протезом.

— Бесполезно, — выдохнул Шимада, бросая мочалку на дно ванны и выпрямляясь. — Нужно отмывать растворителем.

— Керосином? — хмыкнул Джесси, тоже откладывая мочалку.

Риччи облегченно выдохнул, опуская руки. Левая нещадно зудела — папуля мыл ее ну очень усердно.

— А он у нас есть? — парировал Гэндзи, скрещивая руки на груди.

— «Уайт-спиритом»? — предложил Маккри и, устало крякнув, сел на край ванны рядом с сыном.

— Давно закончился.

— Спиртом?

— А он не опьянеет? — Шимада кивком указал на Риччи.

Мальчик обиженно сморщил нос — говорят о нем так, будто его здесь нет.

— Мы же не поить его собираемся! — хохотнул Джесси.

Гэндзи пожевал искусственную нижнюю губу — всегда так делал, когда серьезно над чем-то задумывался. А потом, видимо, так и не придумав альтернатив, махнул рукой и вышел из ванной.

Джесси и Риччи остались сидеть на бортике.

— Эх, попросил бы нас, купили бы специальных маркеров для боди-арта, — заговорил Джесси, потрепав сына по волосам живой рукой, — и я тебе такое б нарисовал!

— Разве ты умеешь рисовать? — насупившись, недоверчиво спросил Риччи, глядя на папаню исподлобья.

Джесси неловко замычал, но быстро нашелся с ответом:

— Еще как умею! Правда, только слонов в удаве… да и то снаружи.

И рассмеялся. Риччи тоже улыбнулся, хоть и не смог сейчас оценить шутку — не читал еще «Маленького принца».

— Так чего ты решил нарисовать это… — Джесси провел пальцами живой руки по изрисованной коже мальчика. — Эту красоту?

Улыбка исчезла с лица Риччи. Он надул губы и отвел взгляд. Джесси почти запаниковал. Он совершенно не умел успокаивать других людей, особенно детей. Поэтому в спешном порядке сделал все, что мог в данной ситуации — притянул сына к себе и крепко обнял, поцеловав в макушку.

— Ну тишш, что случилось, малыш?

Риччи обнял папаню в ответ и сердито засопел ему в плечо, видимо, размышляя с ответом. И в итоге решился:

— У меня не растут протезы.

И всхлипнул.

Джесси опешил:

— Что-что, прости?

— Ну смотри, у тебя есть протез, у папули и руки, и ноги протезы, а я… а у меня нету! И это выглядит так, будто я… — Риччи шмыгнул носом. — Приё-ё-о-омный!

Маккри медленно вдохнул. И также медленно выдохнул. Ободряюще похлопал сына по спине, а сам в панике думал, как ему срочно остановить надвигающуюся катастрофу в виде детской истерики. Рано все-таки рассказывать Риччи, откуда берутся дети и что он все-таки действительно приемный. Не только рано, но и неуместно. Откуда берутся протезы — еще более рано, не хватало еще напугать ребенка, спать ночами не будет от мысли, что его папы — инвалиды. Да еще и приемные.

И тут его осенило.

Джесси расцепил объятия, положил руки на плечи Риччи и заглянул мальчику в глаза. Те уже слегка покраснели, готовясь дать волю потоку слез. Не надо нам слез.

— Знаешь, когда вырос мой протез? — спросил он спокойным голосом. — Мне было около тридцати лет, представляешь? У папули протезы выросли в двадцать пять, да и то, я думаю, это случилось рановато. Так что давай повременим с настоящими протезами, хорошо? А если ты хочешь быть похожим на нас, то папуля нарисует тебе такие протезы, какие ты захочешь!

— Цветные? — слезы исчезли из глаз Риччи, словно их и не было. Теперь их место занял неподдельный детский восторг.

— Конечно, — Джесси кивнул.

— А волосы можно будет покрасить? — сынишка, видимо, понял, что железо надо ковать, пока горячо. — В зеленый? Как у папули в детстве?

— Ну, это давай с ним и обсудим, — Джесси обернулся к как раз подошедшему с банкой медицинского спирта Гэндзи. Тот вопросительно поднял бровь, поймав взгляд мужа.

— Нарисуешь Риччи протезы? — еле сдерживая усмешку, спросил Маккри.

Шимада удивленно моргнул:

— Протезы?

— И покрасишь волосы в зеленый? — добавил мальчик, радостно выскакивая навстречу папуле.

Несколько секунд Шимада стоял в дверях ванной, удивленно переводя взгляд с сына на мужа и обратно. Джесси поднял брови и прикрыл веки — мол, ну неужели не очевидно?

И в конце концов Гэндзи уловил связь. Усмехнулся:

— Да без проблем. Только взамен ты больше никогда не будешь рисовать на себе этим ужасным маркером.

— А на обоях можно?

— Нет, для обоев есть карандаши, — Шимада был непреклонен. — А теперь давай сюда руки. Будем освобождать место для настоящего боди-арта.