Какузу хмуро взирал на округу, конечно, его выражения лица было не разглядеть за маской, но морщинки вокруг глаз выдавали его хмурое настроение. Он шёл немного поодаль от своих спутников, которые, впрочем, не особенно обращали на него внимание.
– Хочешь остановиться, Итачи-сан? – спросил Кисаме, лениво постукивая пальцами по рукояти Самехады. Он кивнул головой в сторону непримечательной чайной на краю деревни, по которой они шли, и кривовато улыбнулся.
Какузу только бесился, его раздражение плавило воздух вокруг. Он сверлил взглядом затылок Итачи, как будто мог повлиять на его ответ.
Итачи не ответил вовсе, но ненавязчиво повернул в сторону чайной. Кисаме заулыбался.
– Опять? – сердито возмутился Какузу, – Вы двое тратите больше времени и денег на чай, чем…
– Ты здесь гость, Зомби-сан, – сказал Кисаме, оглядываясь через плечо, – Как мы выполняем наши миссии – только наше дело.
– Пока я здесь, это и моё дело, – просто из вредности ответил Какузу, но Кисаме остался равнодушным. Итачи даже не обернулся.
– Если бы ты прекратил убивать своих напарников, тебе бы не пришлось терпеть других, – предложил Кисаме, и пожал плечами в ответ на колкий взгляд Какузу, – Да ладно, что я буду тебе рассказывать, как себя вести. Только и ты нам не рассказывай, как выполнять наши миссии.
Какузу был жутким существом, покрытым шрамами и чёрными швами, и однажды они с Хошигаки даже чуть не подрались – но до битвы дело не дошло. Напарник Кисаме, этот печальный Учиха, вмешался. Кисаме был силен – и они оба с нетерпением ждали захватывающего сражения – но Итачи Учиха превзошел их обоих.
Не то, чтобы Кисаме спрятался за своим напарником, просто Итачи не терпел глупых драк. И из-за этого Хошигаки мог свободно бесить и подкалывать Какузу, понимая, что всегда есть кто-то, кто без проблем доберётся до каждого его сердца за всеми нитями и швами.
Какузу тяжело вздохнул, когда они подошли к маленькой чайной. Он слышал, что в этой деревне скрывалась дорогая добыча, от чего каждое промедление бесило его ещё сильнее. В чайной приятно пахло крепким чаем и домашней выпечкой. На двери висел знак, странный символ, окрашенный в красный - треугольник внутри круга.
Как только Кисаме открыл дверь, аура страшной злобы волной ударила по трем шиноби. Рука Кисаме сжала рукоять Самехады. Шаринган Итачи ожил.
Брови Какузу поднялись, и он тихо удивился, – О?
Дверь открылась до конца и их взору предстало аккуратное помещение и один человек в нём. Злая аура стихла так же быстро, как и появилась, подобно резкому порыву ветра, вроде сквозняка, но откуда она вообще взялась, понятнее не стало. Предполагаемый владелец чайной стоял за обычной для такого места стойкой, перед которой стояли три стола - деревянные, все без каких-либо украшений или скатертей. На полу, прямо перед стойкой, был нарисован тот же символ, что и на двери. Позади мужчины на стене висело меню - простое, без изысков - и вывеска с ручной росписью: «Во славу нашего Господина Джашина».
– Добро пожаловать! – подал голос мужчина за стойкой и недобро оскалился.
Какузу осмотрел его, пока Итачи и Кисаме в нерешительности застряли в дверях. Он выглядел молодым - возможно, около двадцати – но Какузу знал наверняка, насколько обманчива бывает внешность. У него были седые волосы, зачесанные назад и ухоженные – явно предмет гордости – и худощавое, но очевидно мускулистое тело, скрытое невзрачной свободной одеждой. На шее висел серебряный амулет – всё тот же треугольный символ в круге.
– Эй, эй! – звонко позвал он, Акацуки всё ещё зависали на входе, – Заходите! Я только что сделал данго – оно вкуснее, пока свежее!
Дёрнувшись, Итачи всё-таки вошёл внутрь. Кисаме последовал его примеру, всё ещё настороженно держа руку на Самехаде. Какузу, немного помедлил, не сводя глаз с незнакомца.
Тот внезапно встретил его взгляд - снова улыбнулся, и доброжелательности в этой улыбке не чувствовалось. Швы Какузу покалывали. Глаза мужчины сияли темно-бордовым цветом.
– Зеленый чай? - спросил мужчина, когда Итачи и Кисаме сели.
Итачи кивнул, – Пожалуйста. И данго.
– Конечно, – ответил хозяин заведения со своей странной улыбкой. Он весьма мастерски скрывал свою страшную жажду крови, но она всё равно чувствовалась, если понимать, что ищешь в чужом облике. Какузу остался стоять возле стола, чтобы не упускать мужчину из виду, но ещё и отчасти потому, что выражал молчаливый протест против этих дурацких посиделок в чайных во время миссии.
Седой появился из-за стойки, завязывая на себе какой-то дурацкий розовый фартук, и Какузу почувствовал, как одна из его бровей непроизвольно удивлённо поднялась. Человек двигался плавно, его шаги были настолько тихими, насколько это требовалось для городского жителя. Или, возможно, не городского жителя... - подумал Какузу, наблюдая за точностью, с которой мужчина переставлял ноги. Он определённо сам решает, как громко будут звучать его шаги...
Глаза Какузу скользили по телу мужчины и остановились на его поджарой груди. Он подумал о сильном сердце, бьющемся за мышцами и костями.
А тот тем временем поставил поднос с ароматным чаем и данго на стол. Итачи одобрительно склонил голову в знак благодарности, что ж, тот человек явно обладает нужными навыками кулинарного мастерства.
– Вы, ребята, не отсюда, а? - спросил владелец чайной, и Какузу подумал, насколько прибыльно это чайное предприятие, может ему тоже стоит заняться чем-то подобным...
– Путешественники, – тихо ответил Итачи и откусил немного данго. Какузу отметил, что он лишь кажется расслабленным.
– А-аах, понятно… – сказал мужчина и посмотрел на Какузу. Его взгляд переместился с протектора на лбу Какузу вниз к его глазам, и он задержал взгляд.
Какузу прищурился, лишь немного.
Человек слегка покачал головой и ненавязчиво продолжил, – Вы когда-нибудь слышали, путешественники, о Джашине, Боге страдания?
Кисаме потягивал чай, откинувшись на спинку стула, – Мы, честно сказать, атеистическая тусовка, – сказал он, и Какузу подумал, что он как раз настолько расслаблен, насколько выглядит. Неразумно.
– Джашин всегда рад новым последователям, – продолжил мужчина, его глаза скользили по каждому члену Акацуки. Какузу снова обратил внимание на цвет этих глаз – уже не темно-бордовый, глаза значительно посветлели, и он не мог подобрать названия этому цвету, – Страдание – это единственное, что объединяет всех людей – единственное правдивое чувство в этом мире. Этому и учит Джашин. Чтобы понять друг друга, мы все должны разделить всеобщее страдание. Мы должны активно участвовать в боли друг друга, чтобы достичь высшего состояния просветления и, через просветление, экстаза. Разве это не чудесно звучит?
– Нам это не интересно, – прорычал Какузу, и странные розовые глаза встретились с ним взглядом.
– О? Как же так?
– Единственный бог, которому я поклоняюсь, – сказал Какузу низко и строго, – Это деньги.
– Язычник, – усмехнулся мужчина, хотя не выглядел особенно злым. Напротив, его глаза стали еще светлее - зрачки расширились и взгляд стал каким-то лихорадочным. Какузу почувствовал, что Кисаме напрягся, а Итачи пробудил свои глаза, – Лорд Джашин будет вами доволен. Вы станете прекрасными жертвами.
– Жертв…?! – начал было Кисаме, но прервался, когда мужчина выхватил из рукава свиток, раскрыл и приложил к нему руку, вызывая трёхлезвийную косу, и хищно оскалился. Акацуки вскочили со своих мест, но Какузу не спешил, просто спокойно смотрел, как тот легко и непринуждённо крутил в руках тяжёлое оружие.
– Лорд Джашин говорит мне, что вы пережили много страданий, каждый из вас! – воскликнул он, – Если вы не хотите следовать по Его пути, вы отправитесь к Нему как жертвы!
Кисаме собрался снять Самехаду со спины, но Какузу плавно возник перед ним, – Оставьте его мне. Хоть какое-то развлечение, не то что ваши унылые посиделки в чайных.
Кисаме колебался, но Итачи уже сделал шаг назад, так что Хошигаки кивнул в ответ, и последовал за напарником. Швы Какузу понемногу расходились.
Глаза седого снова меняли цвет, казалось, они начали краснеть, оставаясь бледными. Он жутко улыбнулся, – Что ж, ты будешь первым, кому я дарую благословение Джашина!
– Меня не интересует твоя религиозная болтовня, – нога Какузу скользнула назад, он занял выжидательную позицию, – Покажи мне, что ты умеешь.
– Во славу Джашина! – весело закричал мужчина и прыгнул, нападая.
Это была глупая прямая атака, и Какузу разочарованно вздохнул. Он проанализировал направление прыжка, учел траекторию этой, стоило признать, страшно выглядящей косы, и распустил швы на руке. Нити вырвались, вытягивая руку вперёд, и защищённый камнем кулак пробил грудь фанатичного нападавшего. Рука переломала ребра, минуя сердце и пробивая спину насквозь, а Какузу в тот же момент увернулся от острой косы.
– Жалкий, – проурчал Какузу, но тут же удивлённо моргнул, когда заметил, что мужчина двинулся.
– Ха ... ха-ха ... – Плечи мужчины задрожали от нервного смеха, и он внезапно запрокинул голову назад, находя Какузу взглядом, и закричал, – Блядь, это больно!
– О? – задумался Какузу, но сразу почувствовал, что его тянут за нити. Ногти мужчины царапали их, пытаясь расцарапать до крови.
– Джашин-сама ... – безумно хихикнул мужчина, изо рта вытекала алая кровь. Он перебрался в треугольный рисунок на полу, встал, и поднял руку ко рту. Аккуратно слизал кровь Какузу с кончиков пальцев, – Дай мне свое благословение ... Прими душу этого многострадального язычника в качестве жертвы ...
– О… – снова сказал Какузу, сохраняя равнодушие, но почувствовал, что сердца начали биться быстрее. Он вернул свою руку – вырывая ее из тела фанатика – как раз когда кожа мужчины начала окрашиваться в чёрный цвет, с белыми полосами, составляющими рисунок скелета, – Что за...?
– Благословенный Джашин! – скулил фанатик, – Узри! Позволь нам разделить страдания!
Какузу хотел спросить, что он имел в виду, но замер, когда седой замолк и повернул косу острыми лезвиями к себе. Он вонзил одно из них себе прямо в странное, желанное сердце, и откинул голову назад.
Снова Какузу затаил дыхание, желая всё же задать вопрос, но острая боль за ребрами оборвала его. Он невольно схватился за грудь, захрипел, чувствуя, что сердце, которое там бьется, скоро умрет, будто коса пронзила не этого психопата, а его самого.
– Как хорошо... – застонал фанатик, и Какузу оглянулся на него, тот заметно прогнулся назад, но всё ещё держался на ногах. Его глаза закатились, лицо скривилось от жуткого удовольствия. Он дёрнулся, будто от мурашек, и вскрикнул, – Славься Джашин!
Тело Какузу тоже вздрагивало, а ноги подкосились, а когда одно сердце – его основное сердце – остановилось, он упал на колени. Он знал, что остальным четырем понадобится совсем немного времени, чтобы восполнить потерю, а уж если бы он знал, что его ждёт, он бы этого вовсе избежал, поменяв сердца местами. Скоро он восстановится.
Но на мгновение он ощутил близость смерти - невесомость, боль усилилась настолько, что, казалось, переросла в больное удовольствие – как раз то, чем упивался фанатик, и Какузу вздрогнул.
Наконец, четыре сердца восстановили контроль, одно из них заняло место основного и Какузу смог сфокусировать взгляд. Он повернул голову, чувствуя, как хрустят позвонки, и опёрся рукой о колено, чтобы встать.
Мужчина обернулся, ошеломлённо уставившись на Какузу, – Что?! Что за херня?
– Похоже, я твоему богу не нужен, – сказал Какузу и бросился вперёд. Человек поднял свою косу – вырвал её из груди – как раз вовремя, чтобы блокировать разрушительный удар, нацеленный ему прямо в лицо, но от мощи удара его всё-таки отбросило на стойку, разнося её на части.
Этот его нелепый фартук был забрызган свежей кровью, и Какузу догадался, что этот розовый цвет из-за многократных стирок после подобных происшествий.
Седой маниакально смеялся. Он провел рукой по волосам, окрашивая седые пряди в красный, – Ты не прав, ты не прав! Джашин позаботится о тебе! Не будешь же ты отрицать–...
Какузу снова выбросил руку на нитях вперёд, пробивая ребра фанатика и разрывая легкое. Мужчина ахнул, глаза закатились так, что были видны только налитые кровью белки. Какузу ждал, пока на нем появится такая же рана, но ничего не происходило. Он перевёл взгляд на пол, и заметил, что выбросил седого из круга. Аах… вот оно что ... так значит, ритуал требует ...
Какузу выдернул руку из тела и вернул её на место, пришивая и вытирая кровь о плащ. Мужчина упал на колени, живой, но дышать ему явно было тяжело, с одним-то лёгким.
– Боги меня не интересуют, – сказал Какузу, подумав про себя “А вот ты интересуешь”. Покрасневшие глаза мужчины блестели от эйфории и блаженства, от чего у Какузу возникло странное волнительное ощущение в животе, он открыл рот под маской, будто хотел что-то сказать, но передумал. Он отвернулся, и вышел из чайной.
– Как и ожидалось от зомби Акацуки, – одобрительно кивнул Кисаме, когда появился Какузу. Итачи взгромоздился на Самехаду, пока Кисаме держал её на плече, и его взгляд был мрачным и спокойным. Кисаме огляделся, – А где же труп? Готов спорить, за его голову может быть неплохая награда.
Какузу пожал плечами, – Я никогда не видел его нелепого лица ни в одной книге бинго. Не буду таскать с собой труп, за который не дают ни единого рё.
Что-то в угрюмых черных глазах Итачи заставило Какузу засомневаться, насколько он убедительно соврал. А ещё он боялся, что тот придурок начнёт орать из чайной – тогда, очевидно, ему придётся вернуться и заставить его заткнуться. Его сердца почему-то забились быстрее от этой мысли.
Но Итачи не высказал подозрений, а из чайной не доносилось ни звука. Какузу не оглядывался назад, когда их компания двинулась в путь, хотя ему и было интересно, сможет ли фанатик оправиться от полученных смертельных травм.
Будет весьма интересно, подумал Какузу, если сможет.