Рыжий прекрасно понимает, что он, как цирковая обезьянка, остается на поводке, пока решение по его делу не сдвигается с мертвой точки. Мо никчемным балластом зависает в изоблоке участка, где взаперти кроме самокопания заняться нечем.

   До переезда в самые дешевые апартаменты Мега-Запада к маме частенько заходила соседка с прибабахом. С собой у нее обычно была здоровенная колода психоделических карт, разрисованных каким-то мракоебством. Среди всяких чертей самым жутким Мо казался Повешенный. И сейчас его собственное положение ассоциировалось с неминуемо утопающей жертвой. 

   Мо догадывается о неизбежной встрече, когда его спустя четыре дня ведут в зал участка. К мудаку, который уже в край опаскудел. 

   Какие эмоции испытывает человек, которого собираются таскать по улицам, где, чтобы бессмысленно погибнуть, достаточно посветить личиком? Весьма говенные. И сам Рыжий будто пришибленный, он даже не так зол, как обычно. Ему гадко и тоскливо, он слишком разбит, чтобы вывозить все испытания на одной лишь силе духа. Отрицание, уловки, неверие ничуть не спасают. Всем плевать, с чем он там не согласен. Стены, потолок, скептичные лица людей вокруг давят немой установкой, кричащей: «Смирись».

   — Я никуда не пойду, голубок! — через разделяющую зал перегородку заявляет Мо.

   Девиант и носом не ведет в его сторону, стоя возле стойки регистрации. 

   Охранники выталкивают Рыжего через металлоискатель с плюхой на удачу. Как отброса — и с животными обращаются лучше. В обнимку с его изгаженными шмотками в герметичном пакете.

   Девиант ловит Рыжего за локоть, когда тот оборачивается к своим беспардонным конвоирам, шипя что-то сквозь зубы. В хвате стальных пальцев он может трепыхаться сколько влезет — не отпустят. Мо начинает психовать, но его протесты остаются без внимания.

   — Я сказал, что никуда отсюда не сунусь. И так по гроб должен, на хуй иди! — Мо пытается отдернуть руку — без толку. Со злости пробует лягнуть следователя, но лишь путается в собственных ногах, пока тот без труда управляет его равновесием. Хэ Тянь вталкивает Рыжего в какую-то комнату, закрывает за собой дверь и скупо, лениво приказывает: 

   — Раздевайся.

   Одна напасть завиднее другой. Секунд двадцать Рыжий пялится в непроницаемые, как бетонная стена, гляделки, которые будто смотрят сквозь него.

   — Нет, — выдыхает он сквозь зубы. 

   Девиант чуть наклоняет голову и спокойно произносит:

   — Просто. Переоденься.

   — Если думаешь, что заставишь меня, то ни хрена подобного! — рычит Мо.

   — Захлопнись и делай, что говорю, — слова Хэ звучат с угрозой, которая перестает быть скрытой.

   Мо демонстративно отшвыривает ногой пакет с вещами в сторону, выжидающе скалясь в ответ. 

   — Скорей бы тебе отстрелили башку, сраное ты ведро с болтами! — он лишь успевает заметить, как вздрагивает черная бровь на бескровном лице. 

   Девиант рывком хватает его за робу и вытряхивает из нее, словно котенка из мешка, оставляя Рыжего на полу полностью голым. Затем берет Мо за лицо и поднимает на ноги. Все происходит за мгновение, и Мо не успевает сориентироваться или вырваться. 

   Гуаньшань багровеет от бешенства, полнейшего ахуя и бессилия, и зачем-то прикрывается. Ему выдали сексапильную тюремную робу, но не сменные трусы.

   — Я же не приказываю тебе нагнуться, — тихо почти шипит девиант, обнажая зубы, и смотрит насквозь невидящим взглядом. 

   — Сука! — Мо невероятно невыносимо хочется врезать ему, но с путающимися в комбинезоне ногами не попляшешь. 

   Хэ Тянь слегка толкает Мо в центр комнаты, а сам обходит его, издали осматривая. Ублюдок обращается с ним, как с последней шалавой. Это грязно, унизительно и до того обидно, потому что бесчестно: Мо не настолько скатился, чтобы его так ломали. Закончив, девиант швыряет в Рыжего пакет с одеждой. 

   Мо, задыхаясь от ярости, на заплетающихся ногах отступает к стене. Смотрит в ответ диким загнанным взглядом. Осознает, что теперь ненавидит по-настоящему. Рыжий никогда не думал, что больше всего на свете возненавидит не живого человека, а марионетку с набором алгоритмов.

   — А теперь переодевайся! Сам и поживее.

   Если такое обращение становится нормой, то вообще ни хрена не весело.

   — Я сказал, что никуда не пойду. И ничего не собираюсь делать. Отвяжись уже!

   Хэ Тянь, в упор глядя на Мо, начинает расстегивать рукава рубашки, по очереди их закатывая.

   — Ну, давай посмотрим, смогу ли я изменить твое решение за пять минут.

   — …Да спроси ты прямо, че ты ищешь? — Мо сдается. Он наплетет что-нибудь вперемешку с правдой, лишь бы кошмарящий его прилипала отстал. 

   Тянь хмыкает, и Мо совсем не нравится, что девиант цинично хмыкает, когда ему предлагают рассказать все, о чем знают. 

   Спустя две минуты Рыжий, чертыхаясь, одевается. Он, конечно, заебись какой гордый и классный парень, но благоразумие берет верх. Падение в собственных глазах не настолько хреновый выбор вместо того, чтобы оказаться в полном дерьме в реале. Хэ Тяню достаточно нескольких невыносимо коротких предложений, чтобы переубедить Рыжего. Из трех вариантов разной степени паршивости Мо выбирает первый — где идет с ублюдком на прогулку. 

   Одежда не отстиралась тем куском говна, которым было тюремное мыло. Которым он одновременно должен был отмыться сам и отстирать вещи. Поэтому теперь вокруг Мо витает стойкий дух помойки.

   Хэ Тянь дожидается Рыжего, дергает дверь сильнее, чем требуется, и кивает ему: «На выход». 

   Мо понимает, когда они идут по лабиринту коридоров в холл, что если смирится со сложившимся раскладом, то из пробитого собственной башкой дна на свет уже не выберется. 

   Хэ Тянь не обгоняет и сзади не дышит в затылок — идет рядом. Поэтому он оборачивается через несколько шагов после того, как Мо останавливается. 

   — Тебя проверяют там… не знаю, на адекват перед тем, как выпускать к людям? Другим хотя бы диод въебали... — Мо чешет переносицу и косит полный скепсиса взгляд на девианта. 

   Дневной свет из огромного холла падает в коридор, и силуэт следователя отбрасывает длинную тень. Никто не видит, кроме Рыжего, острый и бездушный суррогат улыбки, прорезавший лицо Тяня. Для столь человечного андроида у него запрещенная невозможная красота на фоне зверской, абсолютно уебанской ухмылки. 

   Мо не уверен, что живые люди способны изображать такие физиономии. Он даже назвал бы ее обезоруживающей и искусственной, как самый токсичный в мире пластик.

   Склонив голову набок, Хэ Тянь приближается к Рыжему вплотную.

   — Похоже, ты думаешь, что каждый день я возвращаюсь в какой-нибудь шкаф для подзарядки? А по утрам меня выпускают в этот прекрасный город из лаборатории? — он нависает над Мо, как ссаный извращенец. — С дежурным осмотром, прям как у нас с тобой только что.  

   — Мне похуй. Так что, в котелке твоем психодром полный, да?

   — Если тебя беспокоит собственная невредимость — не выебывайся, — Хэ Тянь ощутимо тычет пальцем Рыжему в плечо. А совершенно блядский тон голоса холодеет. 

   — Сам на вопрос не ответишь, стесняешься? — Мо злобно скалится, от подступающего к горлу бешенства его моментами перемыкает. Вовремя одернув себя, он шикает и отворачивается.

   — Я ответил, ты просто не понял. Я не выхожу из красной зоны без малого последние четыре месяца. Не сцы — никакой враждебности — обычный рабочий напряг. Пользуйся информацией с умом: не советую меня провоцировать.

   Рыжий осознает информацию, что он один на один с бракованным навороченным шизоидом. Это не тот случай, когда поможет праведный протест или самоподжог.

   — Нахуя меня с собой таскаешь, только честно?

   — Таскаю, потому что могу. Тебе хорошо знакомы люди и местность.

   — Пиздишь, видно же, — Мо раздражает, что они шепчутся в темном коридоре, как два заговорщика. 

   — Десять баллов за сообразительность. Но я ведь не придумываю про «хорошо знакомы»? — Хэ Тянь ныряет пальцами под рукав и достает браслет, ставший отдельным кошмаром Рыжего. — Надевай.

   Мо чувствует как скатывается по наклонной его карма. Он, определенно, умудрился родиться не в то время не в том месте. Рыжий не слабак, но ему с боевой машиной помериться нечем. Не думал же он выйти отсюда не окольцованным.

   Тянь хлопает ладонью по стене рядом с его головой. Просто слегка лязгает, чтобы привести Мо в чувства.

   — Пошевеливайся. 

   Рыжий протягивает руку и нехотя забирает браслет. У него вообще никаких шансов на то, что его возражения будут приняты к сведению. И если бы ему раньше кто-нибудь сказал, что его заклятым врагом станет доебывающийся до него андроид, то Мо с «да-ладно» просто бы поржал. Андроиды, девианты… где ему переходить им дорогу? А сейчас он ощущает из сердцевины, всем существом, что он ненавидит стоящего напротив.

   — Чтоб ты сдох, — Рыжий надевает холодный браслет, тянущий безнадегой руку к земле.

   — Не мечтай, — оценивающе глядя на Мо, бросает девиант и разворачивается к выходу.

⊹⊹⊹

   Расстояние между Эко, с высоты птичьего полета напоминающего срез авокадо, и районами они пересекают в тишине. Пейзаж вокруг не меняется и состоит из дороги и голой пустыни, где ничего не отбрасывает тени. Лживое солнце сквозь знойную дымку выжигает усыпляюще гладкое дорожное полотно, занесенное радиоактивной пылью. Мо не верит в свои шансы повторно застрять в машине. И, как назло, не спится, наверное, из-за взвинченного состояния. Мысли плещутся в адском котле, доверху наполненном злобой и ненавистью. До сих пор Мо думал, что любит жизнь, но не так извращенно и жестоко, как она его. 

   Он понятия не имеет, что его ждет на этот раз. От девианта просто так не избавишься — утянет за собой. Мо жутко и совсем невесело от того, что его видели буквально все. Вместе с осознанием холодный липкий страх вползает под кожу. А ведь он нигде ни с кем не светился, чтобы следователю понадобилось им манипулировать.

   Разговаривать не хочется, смотреть на псину — тем более. На дорогу, вдаль, куда угодно, и не думать ни о будущем, ни о настоящем. 

   Мо знает: в случае опасности девианты убивают. Он с минуту пытается разродиться на прямой вопрос, ответ на который, возможно, ему лучше не знать. 

   Гуаньшань морозится обращаться к Хэ Тяню по имени. Цунь Тоу — это Цунь Тоу, это по-человечески, а «Хэ Тянь» произнести язык не поворачивается, для Мо ему до человека как до Луны. Только по фамилии — тоже не катит, потому что Хэ — это жирующая мрачная семейка Хэ, а не этот вот припиздок. Тянем Мо тоже его назвать не может, он же не братан ему и не питомец. «Эй, ты!» мерзавцу самое впору или говноед.

   Очевидно же, что Хэ Тянь при необходимости прикончит его с полным равнодушием в рамках своих протоколов. Во время перестрелки в прошлый раз он не разменивался одними шоковыми или холостыми. Мо привык, что он для посторонних не ценнее уличного мусора, но принять легче, что ты мусор хотя бы для себе подобных. 

   — Тебе нужно еще кое-что знать. Для обычного андроида приоритет — жизнь человека. Со мной не так, моя — в приоритете. Не вынуждай меня делать этот выбор, окей? — Хэ поворачивает голову, и Мо видит, как пустые серые глаза фокусируются на его лице.

   — М-м, — отзывается Мо, ковыряя ногтем обшивку двери. — Жи-изнь у тебя, да? — бубнит он, а у самого в горле пересыхает.

   — Ага, — спокойно подтверждает девиант, и Мо уверен, что звучит это с насмешкой.

   — А мне ты так пытаешься сказать: смирись, если тебя сегодня пришьют.

   — Цел же за двадцать один год? Отлично адаптировался. Я позабочусь о тебе, если мешать не будешь. Сотрудничай. 

   — Толку-то, жить как мне после прикажешь?  

   — Можешь получить защиту как свидетель.

   Рыжий ржет: очевидно, что ему втирают отвратительную хохму.

   — На хрена ты за руль держишься, в чем прикол? Она у тебя сама едет, — Мо бесится, не видя смысла развивать тему своей безопасности. И так тошно.

   Хэ Тянь смотрит на него, вопросительно поднимая брови вверх.

   — Я держу руль, потому что на трассе оживленное движение, мы не в Эко-Сити, и меня сейчас не интересует, кто вокруг нас. Но в случае чего — я управляю самым надежным способом, — он постукивает большим пальцем о руль, добавляя: — Глупыш.

   — Сейчас переебу по морде и не посмотрю, что ты на меня еще двадцатку маляв накатаешь. 

   — Ударишь меня? — с вызовом дразнит Хэ Тянь, указывая пальцем на свое лицо. — Такой наивный, Рыжик, — он легко ловит кулак Мо, направленный в него больше символически. — Давай, попытайся еще раз. Осторожнее, ты так ударишься. 

   Они паркуются на обочине за развязкой трассы. 

   — Дальше своим ходом, — Тянь открывает двери и идет к багажнику. 

   Мо выбирается наружу.

   — Как я выгляжу? — как ни в чем не бывало спрашивает Хэ, будто Мо нанялся с ним болтать.

   — Мне плевать, — честно отзывается Гуань.

   Ему неинтересно, в глаза б эту педерастину не видел, и Мо не собирается с ним общаться, на показ игнорируя любое взаимодействие. 

   Одинокое белое око в чистом небе безжалостно испепеляет. Вздымающееся от раскаленного асфальта и песка пекло заставляет Мо взмокнуть в считанные минуты. Он снимает рубашку и обвязывает ее на поясе вокруг шорт. Несмотря на сносный загар, в футболке он скоро превратится в гриль на открытом воздухе.

   — Не по погоде, — продолжая верить в свой игнор, подмечает Мо. Он не видел больше Хэ в туфлях. И у Рыжего невольно вырывается довольный смешок. Эволюционирует, кибертварь, на глазах.

   На девианте какая-то почти белая футболка, желтый, как песок, выцветший плащ с капюшоном и байкерские очки. От него шибает чужим прелым духом какого-то неудачника вроде Мо, чьи повседневные вещи торчали в герметичном пакете неделями. Рыжий морщится и думает, что перчатки без пальцев галимо сочетаются с такими чистыми штанами и обувью. 

   Хэ Тянь забирает что-то с заднего сиденья и через мгновение возвращает Мо бейсболку, которая кажется в последний раз была на нем в подсобке с Цунь Тоу, где и потерялась. 

   Мо не сечет, что сейчас произошло, что за понты, но в своей бейсболке гораздо, гораздо удобнее, комфорт повышается до уровня нормы. 

   Они спускаются на подземную станцию скоростных поездов и через полчаса выходят на периферии Запада-228.

   Специальные районы носят статус городов. Расстояние отсюда до Эко не больше двухсот километров, а разница такова, будто из футуристичной космической станции спускаешься в каком-нибудь Зимбабве веком ранее. А Мо кайфует, даже дышаться начинает легче загрязненным, пропитанным кислотными примесями воздухом. Глаз радуют устаревшие роботы, кружащие дроны и самодельные раскрашенные баллончиками протезы горожан. Он даже рад крысам, свободно бегающим по улицам.

   Мо плетется по улице, преодолевая колоссальный напряг. Он снова один и весь мир против него. Если сегодня какой-нибудь встречный не насадит его на нож, Рыжий сочтет себя нереальным везунчиком. Впереди маячит спина Хэ Тяня. Хотя, скорее, бок, а не спина, поскольку он своей высокой фигурой двигается сквозь поток прохожих и вполглаза приглядывает за своим рыжим песиком. 

   Под печенью Мо будто забился клубок червей, настолько у него нервное состояние и подсасывает в желудке. Ему кажется, что у него сейчас полопаются глазные яблоки от того, как напряженно он таращится на окружающих, ожидая чего угодно, — к примеру, выстрела издалека.

   Программа дня проста: Хэ заставляет его заходить в каждую подряд мастерскую и говорить с владельцами. Мо знает, что ни один из них не занимается чисто своим бизнесом. На деле все чем только не барыжат.

   Мо совсем не старается быть полезным и халтурит как может, а Тянь либо таращится, либо перебивает и меняет вопрос. За дверями выхода они обычно срутся, и Хэ Тянь снова и снова заставляет Мо подчиняться. В любом случае, Мо уверен, что они заняты какой-то полной хуйней, никак не реальным делом.

   — Допросами пусть Судьи занимаются, ты мне за это не платишь, — Рыжий морщится, потирая плечо. Он без того дерганный, ему неохота раз за разом испытывать, как следовательский выблядок виртуозно причиняет точечную нестерпимую боль. Рыжего столько не задирали с отстойных школьных времен.

   — Безрезультатно. Подозреваю, что подкуплены в здешних местах.

   Изнурительный день кажется невероятно долгим и из-за жары превращается в знойный сюр. Мо терпит, понимая, что не на прогулке. В действительности окружающим чхать, кто они и зачем здесь. 

   Рыжий уже забыл, когда переходил улицу по светофору, и не помнит, когда вообще не нарушал. На долю секунды Мо кажется, что он видит через дорогу до дрожи знакомый силуэт, который, словно мираж, исчезает. В подобном мареве Мо охотно верит в зрительный обман. Он находит глазами Хэ Тяня и молча плетется следом — противная щекотка регулярно напоминает о длине его поводка. 

   Мо опускает козырек ниже на нос и тупит в землю, глаза жутко устают от яркого солнечного света.

   Он вздрагивает всем телом от контакта чужих холодных пальцев со своей ладонью, в которой после мимолетного касания остается маленький пластиковый прямоугольник с чипом. От испуга в памяти Рыжего успевают пронестись немногочисленные лица близких прежде, чем он обменивается взглядами с человеком, лицо которого наполовину спрятано за высоким воротником куртки. Многие носят маски, но желтый цвет радужек настолько неестественный, что напоминает серу. Холодный взгляд из-под густой белесой челки ー как у сытой, медленно проплывающей мимо акулы. Прохожий безразлично мажет по Рыжему спокойным нейтральным прищуром и растворяется в толпе. Желтые глаза действуют на Мо так, будто ему в сердце всаживают толстенный шприц адреналина.

   У Рыжего все внутри переворачивается с ног на голову. Он словно чувствует дрожь земли и неба — но внутри себя. За секунду Мо будто раскраивает и латает заново, после чего он становится прежним. По коже проносится озноб, словно его окатили ледяной крошкой, когда металлический браслет, гулко щелкнув, спадает с кисти и лязгает о землю. Ни на что больше не остается времени.

    Мо понимает это в тот же момент, когда находит глазами Хэ Тяня. Тот оборачивается и впивается в него таким острым взглядом, что Мо уверен — сейчас выстрелит. А сам не чувствует, как уже пятится.

   Ноги сами ведут его прочь.