Ника сидит на каменном ограждении и болтает ногами в ярко-голубых кедах, и мечтательный взгляд устремлен в залитое золотом вечернее небо. Развязавшийся шнурок то и дело еле слышно щелкает о камень, но Нике сейчас не до него. Ведь есть в мире вещи поважнее развязанных шнурков, особенно когда не идешь, а сидишь, а поэтому не страшно зацепиться и споткнуться. Например…

— Интересно, а можно ли сделать так, чтобы небо было видно всегда и со всех сторон? Или нет, чтобы сразу были и день, и ночь, и гроза, и солнце?

Клубящееся неподалеку тускло-бирюзовое облачко в течение нескольких секунд стало плотнее, обретя некоторые черты гуманоидного существа, вздохнуло и неторопливо ответило гулким низким голосом:

— Можно.

И земля исчезла из-под ног Ники. Вернее, не исчезла, а стала прозрачной, всея целиком, весь гигантский геоид твердых и расплавленных пород диаметром — представить страшно! — двенадцать с гаком тысяч километров. И под ногами в безумном танце клубились облака, далекие, едва видимые невооруженным глазом молнии ударяли в невидимые деревья и здания, а где-то сбоку, чуть правее от солнца, свет которого еще продолжал краснеть, заслоняемый все более плотным слоем атмосферы с точки зрения наблюдателя, на внутренней стороне открывшейся Нике воздушной сферы переливалось зеленоватыми и малиновыми цветами крошечное пятнышко полярного сияния.

— Потрясающе… — выдохнула она.

День догорел, закат незаметно перетек в рассвет, и теперь солнце светило под ногами, снова ярко-желтое, как днем. Там, на противоположной стороне, облака напоминали стремительно меняющиеся филигранные узоры, а над головой небо почему-то потемнело, явив взору звездную россыпь, несмотря на прозрачность земли — наверняка это была персональная иллюзия, созданная специально для Ники.

— Невероятно… — она изумленно покачала головой. — Спасибо тебе. А можно… можно теперь обратно?

Облачко снова материализовалось — специально для того, чтобы пожать плечами:

— Боюсь, что нет, — с сожалением в голосе произнес джинн. — Это было твое последнее желание.