Туман становился все гуще, хотя, казалось, гуще уже было некуда. Тропа и небо давным-давно утонули в молочно-белой дымке, даже собственное тело путница ниже груди не видела. Лишь бесконечный шорох опавшей листвы под ногами — путница знала, что дорогу уже потеряла и, скорее всего, плутает кругами.

«Что ж, ты сама сделала этот выбор», — ехидничал внутренний голос. — «Силком тебя сюда не тащили».

Удивительно, как такой густой туман не поглощал свет, а его рассеивал. Было довольно светло — даром что ничего не видно. В какой-то момент путница решила, что если встанет на четвереньки, то сможет отслеживать свой путь по следу в опавшей листве — но не тут-то было. У земли туман становился таким густым, что дышать становилось невозможно, и когда путница встала обратно на ноги, то еще с минуту пыталась перевести дыхание.

Кажется, как раз после этого случая туман и сгустился еще сильнее. Тогда она стала брести наугад, окончательно осознав бессмысленность своей затеи. Размазывала ладонями капли по щекам — то ли слезы, то ли туманный конденсат. Именно поэтому она не сразу заметила, что ее внезапно накрыла тень, а под опавшей листвой стали явственно ощущаться корни.

Путница остановилась. Вытянула вперед руки — ладони вместе с предплечьями исчезли за завесой тумана. Сделала шаг вперед. Затем еще один. И еще.

Неужто показалось?

Она опустила руки и попыталась унять пустившееся было вскачь от проблеска надежды сердце. Постояла немного — а что толку вообще идти? — на всякий случай обшарила руками пространство вокруг и, ничего не найдя, продолжила путь.

И буквально через два шага со всего маху впечаталась носом в загрубевшую кору старого дерева. Отшатнулась, схватилась за нос, завыла от боли, чувствуя, как по пальцам заструилась кровь — и кора скрылась в тумане. «Нет-нет, не исчезай!» — едва ли не вслух взмолилась путница, бросилась к дереву, обняла огромный ствол, насколько хватало рук — едва ли на четверть, — прижалась щекой к грубой поверхности, поливая кровью из носа плечо рубашки. Всхлипывая и смеясь, она благодарила небеса за то, что вывели ее к Великому Древу. Зажмурившись, в порыве чувств целовала она древнюю кору, чуть ли не до крови обдирая кожу с губ. Снова прильнув щекой, слушала, как на Великом Древе кипела собственная жизнь: текли по мощным сосудам животворящие соки; сновали под чешуйками коры насекомые, шурша крошечными цепкими лапками; разразился перестуком дятел, но почти сразу стих; а где-то высоко над головой был едва различим безмятежный шепот ветра в могучей кроне.

А когда путница открыла глаза, то увидела, как далеко на горизонте тонул в остатках тумана янтарно-алый закат…