Небо темное, высокое, ясное, но яркие фонари не дают разглядеть звезд. Казалось бы — всего пару часов назад золотой закат, отражаясь от серых зданий, утопая в тяжелой, уставшей, изумрудно-рыжей листве делал летнюю духоту еще более тягучей, похожей на смолу. Ан нет — спустя километро-часы под иссиня-черным небом было холодно почти до мурашек. У кого-то и не почти — в шаге впереди крупной дрожью колотится совсем щуплый парень с аккуратной бородкой.

Делаю этот шаг.

— Если хотите, могу одолжить вам кофту, — в подтверждение словам дергаю расстегнутую толстовку за воротник. В одной майке не замерзну.

На меня смотрят с удивлением, как будто кроме толстовки я предложила поделиться и майкой, и штанами. И наконец качают головой. Впрочем, отвернувшись, уже перестают дрожать.

На губах появляется усмешка. Гордость — не порок, значит? А если доведет до пневмонии?

Хоть здесь настигла сонная тишина. Во рту сухо от рассказов о ферментах, о витаминах и правильном питании, о стратегии разработки лекарственных препаратов и о занятиях в биологических лабораториях. Эти же рассказы — и в мыслях, не сразу удается от них отвлечься. Все время хотелось спросить: если вы такой внимательный слушатель, почему же вас из универа-то выкинули? Но вежливость, проклятущая вежливость, будь она неладна… К счастью, благодарный слушатель умчался далеко вперед. Наконец-таки можно помолчать.

Закрывая глаза, чувствую, как холодает — снаружи. И в то же время теплеет внутри. Улыбаюсь, замечая этот переход. Вздыхаю, в который раз задаваясь вопросом, почему нужно чего-то лишиться, чтобы понять, насколько оно было ценным. Сейчас мне везло — оно легко и неизбежно возвращалось: привычный холод снаружи, желанное тепло внутри.

Стоило ли удивляться, почему под палящим солнцем жара не была невыносимой? Свежесть воды? Тень от деревьев? Прохлада древних камней?

Слишком просто.

Холод шел изнутри. Леденил душу недоверием, замораживал волю бессилием, заставлял застыть от тревоги.

Руку сводит судорогой, хватаю и прижимаю к груди, будто успокаивая дитя, увидевшее дурной сон. Привычное движение отдается болью. Лишь спустя полнолуние пойму — почему. Биология — не психология, хотя и она может дать ответы на некоторые вопросы.

Легко хорохориться перед другими. Трудно признавать беспомощность, даже оставаясь наедине с собой.

Открываю глаза.

Отстала.

Ну и ладно. Все равно еще столько всего не сделано. И неизвестно — будет ли…

Делаю шаг — туда, где тепло внутри. Все равно пути назад давно уже нет.

А от внешнего холода спасет толстовка.