Ханна не сразу поняла, что проводник уже вывел ее к кургану. Купол подземного сооружения невысоким белым холмом возник посреди заснеженного леса; не зная дороги – примешь за обычную поляну, а как зарастет молодыми деревьями – и вовсе затеряется для непрошеных гостей. Лишь неуместный в этом пейзаже валун высотой почти Ханне до плеча указывал на рукотворность кургана. Он же был знаком входа.

Спутник Ханны кивнул, позволяя ей дальше идти самой. Лишь сейчас она поймала себя на мысли, что с тех самых пор, как еще в городе попросила его провести ее сюда, они ни словечком не обмолвились, так и шли через зимний лес, слушая, как скрипит под ногами свежий снег. Оно и к лучшему, Ханна не была готова отвечать на вопросы. Вот только… в душу закралось подозрение, что это она неосознанно воплотила в их молчании свое нежелание разговаривать – тоном голоса, построением фразы она, быть может, подавила его любопытство. Однако, как Ханна изо всех сил надеялась, ему и самому было совершенно неинтересно.

Подойдя к валуну, Ханна смахнула с него тонкий слой пушистого снега – видно, что лишь недавно припорошило. Ее взгляду открылся узор из филигранных летнерун. Она не стала разбирать надпись, вместо этого обернулась к своему спутнику. Тот стоял, скрестив руки на груди, и наблюдал.

– Нужно приложить руку, – подсказал он, и тихий голос раскатом грома пронесся по беззвучному лесу.

Ханна кивнула в благодарность. Стянув варежку, на мгновение замерла, чувствуя, как тонкую кожу охватило колючим морозом. Медленно раскрыла ладонь и положила прямо поверх вырезанных рун. Мимоходом сумела разобрать одно слово – цветок. Ханна на мгновение улыбнулась уголками губ, отзываясь на эту легкомысленную, будучи вырванной из контекста, надпись.

Она не раз искала книги о традициях Летних менестрелей, но все, что могла без проблем добыть и прочитать, было написано зимнерунами. Ханна успела убедиться, что, несмотря на общий язык, в передаче обычаев запись имеет едва ли не большее значение, чем содержание. Простые и надежные, зимнеруны не могли отразить всю сложность хитросплетения традиций Лета, что уж говорить про их магию. Ханна не раз пыталась начинать учить Летний язык, да только ни усердия не хватало, ни повода раньше не было. А теперь… оставалось лишь восхищаться тем, как из-под ладони начало распространяться теплое, медовое свечение, оплетая валун той же филигранью рун, что на нем выгравированы. Там, где касался свет, снег таял и впитывался шероховатой поверхностью камня. А когда медовое свечение достигло земли, валун упруго дернулся, будто просыпаясь, и в мгновение ока ушел под землю, превращаясь в каменную лестницу – Ханна едва успела убрать руку, чуть не потеряв равновесие.

Несмотря на то, что она была осведомлена о чудесах причудливой Летней магии, ей, привыкшей к простоте Зимы, пришлось приложить усилия, чтобы отвести взгляд от лестницы и обернуться к спутнику. Тот явно о чем-то задумался – смотрел будто сквозь Ханну, а в бороде застыла печальная улыбка. Ханна поняла, что эта мимолетная искренность предназначалась не ей, когда мужчина моргнул и улыбнулся шире, поймав ее взгляд. Ободряюще кивнул на вход в курган – мол, добро пожаловать, путница, надеюсь, ты найдешь здесь то, что ищешь. Ханна выдавила улыбку в ответ и еще раз кивнула. Ей было неловко, что она не может отблагодарить его как-нибудь более весомо…

Впрочем, кого она обманывает – ей было неловко оттого, что она попросту не была уверена в том, что его помощь окажется ей сколь-нибудь полезной.

Ханна шагнула на первую ступеньку – осторожно, не перенося на ногу сразу весь вес. Ступила на вторую – уже увереннее, убедившись, что камень достаточно шершавый и совсем не покрыт льдом. Ступени были высокими, так что после третьего шага она уже смогла придерживаться рукой за земляные стены кургана по бокам от лестницы. Рука без варежки едва касалась прохладной, маслянистой, оплетенной корнями почвы, пока Ханна не сошла с последней, восьмой ступеньки на глинобитный пол подземного зала. Тогда, отряхнув руку от приставших кусочков земли, она стянула вторую варежку – в кургане было намного теплее, чем снаружи.

Что больше всего Ханну удивило – это то, что потолочный купол был прозрачным. Или, по крайней мере, выглядел таким изнутри. Подняв голову, Ханна увидела не дерн, не камень, а слой снега, через который просачивалось солнце – именно поэтому в зале было достаточно светло. Свою лепту вносил и размер помещения – этот зал был совсем небольшим, поэтому осветить его целиком могло даже маленькое потолочное окно, что уж говорить про купол. Не сравнить с курганами, о которых Ханна читала в книгах – иные были многоярусными, и в них, говорят, могли поместиться даже небольшие города.

Прямо под прозрачным (снежным? ледяным?) куполом находилась круглая клумба, сплошь усеянная эфемерными, будто исчезающими на глазах бледно-голубыми цветами. Лишь подойдя ближе и наклонившись, Ханна поняла, в чем заключалась их необычность – эти цветы были изо льда. Искусно вырезанные из замерзшей воды ирисы; если бы не прозрачность – не отличить от настоящих. Ханна осторожно коснулась тонкого лепестка, а когда убрала руку, на пальцах осталась капля воды. Был ли смысл в этих ледяных цветах? Ханна не могла ответить на этот вопрос. Летние маги не ограничивались необходимым в своем созидании, причудливость и красота была одной из их традиций. Этот курган был даже довольно аскетичен для Летнего – помимо клумбы, в помещении находилась лишь пара резных деревянных стульев и круглый столик на фигурной ножке.

Выпрямившись, Ханна осмотрелась. Укрытые полумраком, в отличие от ярко освещенного центра под куполом, глиняные стены курганного зала были сплошь усеяны небольшими круглыми отверстиями. Ханна шагнула к ним. Выбрав наугад одну из таких ниш, она пальцами выудила оттуда свиток; ничем не скрепленный, тот сразу же развернулся, едва оказавшись за пределами своего хранилища. Вернее, в общую трубку свернуты были целых три листа – один с текстом, записанном летнерунами, и два других с нотами, для струнных и для духовых. Очередная причуда Летних менестрелей – свою музыку они играли как минимум вдвоем, а иногда – и целыми оркестрами. Настоящими менестрелями у них считались композиторы, иногда – авторы песен, если они сами писали музыку для своих текстов; таким возводили курганы, где хранилось их творчество. Те же, кто музыку исполняли, лишь поддерживали однажды начатое заклинание. Именно поэтому Летняя музыка звучала в веках, а магия не угасала поколениями, вместе с тем постоянно изменяясь, так как новые исполнители всегда привносили свое видение в старые песни.

Ханна не собиралась в этом участвовать. Она лишь хотела найти способ сделать свою музыку менее разрушительной. Она подумала, что стоит сперва поучиться у Летних менестрелей, ведь если она, Зимняя менестрель, будет играть Летние мелодии, то они так и останутся просто мелодиями и не превратятся в заклинание. А простая и жизнерадостная музыка Ви Маклей, по мнению Ханны, идеально для этого подходила.

Чтобы не слепить глаза полумраком, она вернулась в центр зала, туда, где стояли стулья, и села на один из них. Только сейчас, уловив сладковатый запах, Ханна обратила внимание, что на столе стоит деревянная тарелка. Заглянула в нее – и увидела веточки от винограда и чашелистики от клубники. Совсем свежие, даже не засохшие. Ханна сглотнула слюну. Ей тоже захотелось ягод. Тряхнув головой, она заставила себя вернуться к музыке.

В руках – три листа бумаги, слегка пожелтевших от времени. Выбрав лист с нотами для струнных, Ханна пробежала по ним глазами и почти сразу будто бы услышала простенькую и вместе с тем задорную мелодию. Короткая и совсем несложная, быть может, даже получится сразу сыграть. Нужно только раздобыть инструмент…

Ханна просмотрела второй лист, с нотами для духовых. Здесь мелодия была еще проще, похоже, духовые шли фоном. Впрочем, этот вариант не подходил: ей, как Зимней менестрели, нужно было одновременно играть и петь. Тогда она взялась за третий лист. За текст…

Летнеруны шли у нее со скрипом. Смысл отдельных слов мог меняться, когда они собирались во фразу, и Ханне пришлось несколько раз возвращаться к самому началу, перебирая различные варианты. Ее терпения хватило лишь на первую строчку, да и то результат ей совсем не понравился:

«Покуда ясен день в ночи…»

Нет уж, тексты у Ви всегда были странными. Ханна никогда не умела улавливать их смысл, порой ей даже казалось, что это просто набор случайных слов. Хотя, скорее, это была еще одна странная традиция Летних менестрелей.

Устав от летнерун, Ханна откинулась на спинку стула и закрыла глаза. Кожей рук и щек ощутила дуновение холодного воздуха – это задувало снаружи. Интересно, можно ли как-нибудь закрыть вход изнутри? И как он закроется, когда Ханна покинет курган? На месте входа просто снова появится валун? И все-таки, почему творчество почивших менестрелей нельзя хранить в обычных зданиях или, скажем, в пещерах? Была ли какая-то причина для Летних магов создавать курганы?

От размышлений Ханну отвлек шорох шагов. Мягкие кожаные сапоги невесомо прошагали по каменным ступеням; если бы в зале не было так тихо – не услышала б. Открыв глаза, Ханна увидела и владелицу сапог. Льняные брюки, кожаная куртка, шапки и вовсе нет – не слишком надежная защита от мороза. Видимо, ей не далеко было идти. Черные волнистые волосы длиной до плеч, рубленые черты лица, поджатые губы, изучающий взгляд, который она не сводила с Ханны... та съежилась. Если бы она не знала точно, что курганы могут посещать все желающие, то решила бы, что по ошибке вломилась в жилище этой женщины, и та вполне справедливо хочет поскорее выкинуть ее со своей территории. Впрочем, игра в гляделки длилась всего несколько мгновений. Женщина моргнула первой. Нахмурившись, поинтересовалась:

– Ты, часом, не Ханна?

Та сглотнула. Женщина тем временем шагнула к одной из стен и не глядя вытащила из какой-то ниши трубку, скрученную чуть ли не из дюжины листов. Привычным движением выбрала из них два, остальные скрутила и засунула обратно. Снова посмотрела на Ханну. Выжидающе.

Пришлось отвечать:

– Да, это я, – как можно тише, чтобы не нарушать своим голосом покой этого места, а главное – не рассердить эту женщину. Уж больно грозно она выглядела.

Получив ответ, женщина осклабилась, и не было в этом оскале ни капли теплоты. Вздернув подбородок, она спросила с издевкой, густым ядом растягивая каждое слово:

– И что же ты, Ханна, забыла здесь, в кургане, где хранится – как ты тогда сказала? – дурацкая музыка Ви Маклей?

Задержав дыхание, Ханна на мгновение прикрыла глаза, вспоминая. Они со Сьеррой были еще детьми, маленькими девочками, убежавшими от родителей на городскую ярмарку. Вернее, это Сьерра уговорила Ханну туда сбежать, сама же Ханна в тот день с самого утра была не в настроении, вот и ворчала на все подряд. В том числе и на музыку – в тот момент просто хотелось позлить Сьерру, которую восхищало творчество Ви. Впрочем, от своих слов она отказываться не собиралась – помимо жизнерадостности, в этих песнях не было ничего ценного.

Тихо вдохнув, Ханна ответила вопросом на вопрос:

– Прошу прощения, мы с вами знакомы?

Женщина незамедлительно фыркнула:

– Разве что заочно. Я Кая Маклей, и я хочу знать, что ты делаешь в моем фамильном кургане.

Ханна вздохнула и опустила взгляд. В руках у нее все так же лежали три листа бумаги, верхний из которых – с текстом из летнерун. Было очень неловко разговаривать сидя, глядя на собеседницу снизу вверх, даже несмотря на то, что она находилась в другом конце зала.

– Я ищу способ наверстать все то, что упустила в мастерстве менестрелей, – тихо призналась Ханна, зная, что ее услышат.

Кая хохотнула:

– И ты считаешь, что «дурацкая музыка» тебе в этом поможет? – поначалу она откровенно веселилась, но чем дальше, тем более жесткой, даже угрожающей становилась ее речь: – Тем более Летняя. Ты-то сама из Зимы. Спрашиваю еще раз, что ты здесь забыла? Хочешь снова что-нибудь разнести? Учти, мне не нужна музыка, чтобы тебя заткнуть, – она выразительно хлопнула себя по бедру, и только сейчас Ханна заметила прикрепленные к ее поясу ножны с кинжалом.

Похоже, ей здесь были совсем не рады и недвусмысленно на это намекали. Впрочем, наивно было ожидать иного отношения. Снова опустив взгляд, Ханна принялась сворачивать в трубку листы с музыкой. Она молчала, не собиралась оправдываться, не хотела объяснять Кае, как именно собиралась развивать свой некогда заброшенный талант. Она запомнила одну мелодию для струнных – пока этого было более чем достаточно.

Свернув бумагу в тугой свиток, Ханна встала со стула и под строгим взглядом Каи прошла к той части стены, откуда взяла листы. Ненадолго замешкалась – не могла найти взглядом пустую нишу. Глядя на это, Кая фыркнула, шагнула к Ханне и, забрав у нее свиток, практически не глядя вернула его на место.

– А теперь уходи, – вежливости Кае было не занимать. – И, желательно, не возвращайся.