– Держи его!

Рыжие пряди, слипшиеся от крови, сползли на глаза. Лодыжку сковало болью – кто-то из деревенских оказался метче других.

Снег захрустел под сапогами.

Под десятками сапог.

 – Глядите, горит!

Все труды, сотни свитков и книг, уносились вверх едким дымом. Это душило не хуже чужих пальцев на собственном горле. Зигвард застонал от грохота взрывающихся колб.

Реагентам конец.

Виконт прищурился от блеска инея на узорных кольцах плюща, обвившего дверь лаборатории. Удивительно, как быстро он разросся после пожара.

 – Тащите его к судье! – люд бесновался. Инквизиторы едва сдерживали буйную толпу – всем хотелось поглазеть на кровавое представление.

Подумать только, молодого виконта казнят за чернокнижие!

Он всегда выбирал ту дорогу, по которой три года назад явились красные плащи. Зигвард помнил, как по этой же тропинке его, окровавленного да искалеченного, оттаскивал отец. Кратчайший путь к промерзлой кромке леса.

 – Выбирай плеть, еретик.

Свист девятихвостки смешался со звоном в ушах; хлыст разрывал кожу на кистях.

Крик разрывал горло.

Воздух льдинками покалывал пылающие щеки; в попытке успокоиться виконт перехватил покрепче дрожащую руку другой.

Получалось из рук вон плохо.

Хруст – и предплечье согнулось под неестественным углом.

Зигвард не в силах ни подняться, ни отвести взгляд от кровавого месива, которое когда-то было его запястьями. Как же теперь...

 – На кострище его. – Снег царапал спину и плечи; кто-то собрал с лица волосы и, намотав на кулак, поволок вперед.

Виконт упрямо пробирался сквозь сугробы, по колено утопая в снегу. Механические движения, шаг за шагом.

Нужно всего лишь отстрадаться наконец, отвлечься, как он делал вчера, неделю назад, и каждый вечер, наполненный жуткими образами несостоявшейся смерти.

 – Пойдем, сынок, – силуэт отца наклонился к виконту, протянул широкие ладони. – Я заплатил. Тебя больше не тронут...

Что-то впереди чернело пропалиной на белом полотне дороги.

Что-то, смутно похожее на...

Отец?

Зигвард едва ли не упал, срываясь на бег. Не может быть.

Он же мертв.

Тело с трудом переворачивалось под трясущимися руками – добротная кожа плаща неприятно скользила в замерзших пальцах. Зигвард всматривался в побелевшее лицо незнакомца, отмечая разбитый висок и легкую щетину.

Виконт криво усмехнулся. Отвлечься, да?

Кажется, он нашел новый труп для препарации.

***

Никогда в своей жизни виконт так не жалел, что сбегал в детстве с тренировок.

Умерший оказался слишком, слишком тяжелым. И если поначалу Зигвард грешил на хорошую кормежку и ленивый образ жизни покойника, то после, когда плащ, сюртук и рубаха оказались сложенными в углу лаборатории, пересмотрел свои взгляды.

Виконт склонился над телом, аккуратно поворачивая лицо за подбородок. На левом виске запеклась кровь – бордовые струйки огибали старый шрам, перечеркивающий бровь до самой скулы. Несколько капель застыли на крыльях прямого носа и тонких губах. Между бровями пролегли глубокие морщины.

Мужчина не выглядел аристократично, но богатая одежда и родовое кольцо говорили об обратном. Как он оказался на дороге посреди леса? Да еще и совсем один, без жеребца или свиты. Зигвард слабо сжал чужую челюсть – пальцы кольнула щетина, – и тут же отпрянул. Кожа показалась ему теплой.

Нужно быстрее заканчивать, иначе и не такое почудится.

 – Он же чистое пособие по анатомии мускулатуры, – пробормотал алхимик, примеряясь скальпелем к широкой груди. Резать было жаль, да целиком не законсервируешь. – Но голодать вам, мой мертвый друг, все-таки не приходилось.

На бледном лице пострадавшего ничего не дрогнуло: усопшего шутка не впечатлила.

Виконт вздохнул, натягивая кожаные перчатки.

Хорошим чувством юмора он никогда не славился.

Скальпель медленно заскользил по телу, но тут же был отброшен на пол; первые капли крови проступили из разреза, скатываясь по теперь отчетливо вздымающейся груди.

Труп глухо застонал.