Горькие слезы, рыдания — так прощаются люди, когда их надежда на новую встречу тоньше паутины. © Гарриет Элизабет Бичер-Стоу

      У нас не было времени на прощание — да мы и не знали, что нужно прощаться. В этот кошмарный день, которого мне не забыть уже никогда, не успели сказать последнее «прости» множество людей, ведь никто так и не поверил, что их ждал конец. Настоящий, неизбежный и бесповоротный конец. Таким он казался, таким он и был.

      Этот день разделил мою — и не только — жизнь на две противоположные друг другу половины: ранее и впоследствии. Не «до» и «после», как часто говорят. Впоследствии. И этим последствиям не было числа.

      Что запомнилось мне больше всего? Какие моменты, которых не переиграть, хоть наизнанку вывернись, я прокручивал в голове сотни, тысячи раз?

      Все началось с непереносимого шума, заполнившего собой пространство вокруг. Визг шин на проезжей части, непрекращающиеся гудки автомобилей, пронзительный вой сирен. Крики людей, сбившихся в группы, панически хватающихся друг за друга, как за последнюю спасительную соломинку.

      Но главным, от чего сердце било в грудь барабанной дробью, а мысли путались, был размеренный голос телеведущего, льющийся монотонным потоком из колонок телевизора. Он сообщал нам, что не стоит слишком сильно волноваться. Что скоро приедут спасатели, а карантин — всего лишь временное неудобство.

      Всем нам обязательно помогут. Вот-вот кто-то ступит на порог твоего дома и будет готов оказать любые услуги, в которых ты, житель нашего родного городка, так сейчас нуждаешься.

      Голос лгал.

      Последние две недели нам лишь скармливали обещания. Никто вовсе не спешил помогать. Даже банальную «скорую» требовалось ждать днями напролет, а чаще всего необходимый вызов на «девять-один-один» и вовсе оставался без внимания. На улице творилось черте-что, люди боялись, кричали, надеялись, а затем опускали руки. Как недавно сказала моя жена: «Панические настроения передаются гораздо быстрее любого вируса», — но нами и в самом деле пренебрегали.

      Большинство жителей старались не совать носа на улицу, но кто-то, рискуя жизнью, все же выходил в поисках хоть какой-то помощи. Некоторые бесцельно бродили, ожидая самого худшего и игнорируя опасность. Они сдались еще до того, как все стало совсем плохо. В последние пару дней и вовсе появились отчаянные, что воспользовались хаосом и пошли обворовывать ближайшие магазины и даже склады.

      Никто не прогонял ни тех, ни других — да и было бы кому. Город оцепили по кордону, и ей-богу, проскальзывали мысли, что на происходящее внутри всем стало просто плевать. Смешно вспоминать, но сотрудники нашей доблестной полиции смылись одними из первых. Нас словно оставили в огромной клетке с хищным львом, который раз за разом утолял голод нашим мясом, навевал первозданный страх, обгладывал наши кости, а затем лениво расхаживал и водил взглядом в поисках новой жертвы. Никто не мог пообещать, что это будешь не ты. Уверить, что надежда еще есть.

      Сейчас голос диктора слышался мне жесточайшей насмешкой, а звуки снаружи лишь усугубляли ситуацию. Они, хоть и приглушенные стенами крохотного дома, в котором мы с женой прожили уже больше пяти лет, смешивались и превращались в один не дающий покоя рокот. Он, словно длинная змея, выползал с улиц, сочился по проводам и проникал прямо в голову, не оставляя места для здравых мыслей, которые были так необходимы.

      К счастью, от всего, включая непрерывный шум, меня избавил звонок мобильного телефона. Я так сильно его ждал, что, вероятно, ответил бы даже под дулом пистолета — и уж тем более в эти страшные минуты, когда за окнами разбушевался хаос. Связь то и дело пропадала, а затем вновь появлялась. Многие сейчас пытались дозвониться до своих любимых, волнуясь, что вскоре она может пропасть окончательно. Весь день я не находил себе места в ожидании услышать новости о том, как дела у жены.

      — Ирен, — выдохнул я, едва замечая весь гул, что волновал еще секунду назад. — У вас все хорошо? Я так долго не мог до тебя дозвониться.

      — Относительно, — отозвалась она. — В ближайшее время могут вырубить электричество. Не знаю, на сколько хватит заряда батареи. Ты в порядке? Что у вас происходит?

      Услышав ее голос, хоть и взволнованный, я сразу оживился. Мы были так далеко друг от друга, но в то же время казалось — нет никого ближе нас.

      — Да, я в порядке, — на другом конце послышался облегченный вздох. — Но дела гораздо хуже, чем мы думали. Территорию огородили какими-то ящиками. Все будто с ума посходили. Я слышал, что собираются обрушить мосты.

      О слухах, будто некие люди стреляли в больных, я говорить не стал. Вероятно, в этом меньше правды, чем в нашем «скором спасении», а волновать жену — беременную жену — было весьма рискованно.

      — О боже… Но это же бред! Неужели они собираются уничтожить все выезды из города?!

      — Думаю, это всего лишь слухи, но… Ирен?

      — Что?

      — Послушай меня, — не теряя времени, которого, возможно, не оставалось, выпалил я. — Повторюсь, вирус куда опаснее, чем нам казалось. Это не шутки, оцепили уже несколько городов. Скажи отцу, чтобы связался со своими бывшими сослуживцами — они наверняка помогут вам хотя бы с медикаментами и едой.

      Наши поставки продовольствия сокращались, а недавно начавшееся воровство лишь подтверждало опасность возможного дефицита. С женой не должно произойти подобного. Только не с ней, ни в коем случае. На секунду я осекся, забеспокоившись, что слова прозвучали слишком пугающе.

      Уже мягче я добавил:

      — Если отсюда можно будет выбраться, я сразу же к вам приеду. Мы найдем, как связаться, обещаю. Люди справлялись и не с таким, — я сжал зубы, понимая, как неправдоподобно звучит моя ложь.

      — Доусон, — голос Ирен дрогнул. — Прошу, не выходи из дома, я не хочу, чтобы и ты заболел. Дождись помощи.

      — Дождешься ее, — буркнул я.

      — И тем не менее. Мы с папой что-нибудь придумаем. Заряди телефон, пока есть электричество. В шкафу в среднем ящике лежит аптечка, там есть все необходимое. 

      Я представил, как в ее голове быстро-быстро копошатся мысли, каждая перегоняет другую, спотыкается о следующую и пытается быть самой верной в сложившейся ситуации. Ирен, как и всегда, пыталась хоть как-то помочь. Но сделать это в наших условиях, что задели столь многих людей, было бы невозможным. Хотя в данный момент другие люди едва ли интересовали ее.

      — Конечно, — ответил я, понимая, что другого ответа она не примет. — Я постараюсь, но и ты не делай глупостей, хорошо?

      Не дождавшись ответа и не дав ей времени на сомнения, продолжил: 

      — Я запру все окна и двери, у меня есть аптечка и еда, я буду на связи, пока это возможно. Твоя сестра дома?

      — Конечно. Отец уже достал старую рацию. Мама и Сэм в своих комнатах.

      — Хорошо. Ирен? Я люблю тебя, — я правда не знал, что еще сказать.

      Миллиона букв не хватило бы, чтобы описать все, что я чувствовал в тот момент. Миллиона слов не хватило бы, чтобы сказать все, что было необходимым. Потому я пробормотал то, что оставалось неизменным вот уже несколько лет. И это постоянство было едва ли не единственной крупицей, за которую стоило держаться. Уже тогда я понимал, что с каждой секундой неизбежно теряю нечто очень важное. Нечто, что уже никогда не смогу вернуть и вновь ощутить.

      — И я тебя, Доусон. Будь осто… — звук открывшейся входной двери заставил меня выронить трубку из рук.

      Разговор, как это часто бывало, поглотил меня настолько, что вокруг ничего не замечалось. Я поднял с пола телефон и забеспокоился, как бы тот не сдох. Он работал, а жена все еще была на связи:

      — Минуту, я сейчас вернусь, — быстро прошептал я и, держа телефон в одной руке, зашагал в прихожую, откуда раздавались непонятные мне на тот момент звуки. Первыми, что должно было насторожить с самого начала, я услышал именно их: хрип, надрывное дыхание, треск сломанного стекла, грохот, словно упало что-то тяжелое. Спеша к источнику шума, я пытался вспомнить, запер ли дверь. Это было маловероятным, хоть жена и часто подтрунивала над моей рассеянностью. «Даже для писателя ты слишком забывчив. Уверена, ты мог бы опоздать на собственную свадьбу», — смеялась она еще когда мы познакомились.

      — Пол?

      Я мог бы догадаться, кто мой незваный гость, ведь запасной ключ от входной двери был только у него. На покрытом осколками стекла паркете лицом вниз лежал наш сосед и давний друг семьи, Полсон, и что-то невнятно бормотал.

      — Что с тобой? — отложив телефон в сторону, я подошел к другу, чтобы помочь ему встать.

      Пол частенько наведывался ко мне в гости подшофе, особенно за последние полгода — совсем недавно его бросила жена и забрала их дочь с собой. Ему становилось одиноко, отчего он пристрастился к выпивке и полюбил долгие беседы обо всем, чем можно. Порой бывало, что он приходил в таком состоянии, что едва мог передвигать ногами, но что-то подсказывало мне — не в этот раз.

      — Ты что-то сказал?

      — Помоги мне… — его голос звучал едва слышно и хрипло — зато точно трезво. — Закрой дверь.

      Подхватив недостаточно тяжелого для своих размеров друга под локти, я начал тянуть его вверх. Из заднего кармана Полсона выпала смятая пачка Мальборо, напомнив о нашей встрече еще до всего этого безумия.

      Каждые выходные после ужина Пол приходил ко мне, чтобы позвать покурить у себя на веранде. Хоть я и отшучивался всякий раз, что не курю, это не имело значения — ему был нужен лишь повод, чтобы не оставаться одному. На деле я ему ни разу не отказал. Так случилось и тогда.

      Разговор у нас получился необычным. Обсуждая, как и во все предыдущие дни, очередной его неудачный звонок жене, мою ближайшую лекцию в университете или же идею для новой книги, мы перешли к теме новостей.

      — Думаешь, это правда, что говорят в интернете? Что новый вирус может скосить за пару дней?

      — Гм, — я не задумывался об этом, считая, что подобные вещи либо обходят нас стороной, либо крайне раздуты. — Считаю, люди пересмотрели фильмов про зомби и всевозможные апокалипсисы. Они боятся — это понятно. Но смерть за пару дней — не слишком ли кинематографично для реальной жизни? Вероятно, при таком раскладе нас бы уже здесь не было.

      Пол улыбнулся и покачал головой:

      — И все-таки! Вот смотри, если бы это было правдой и эта зараза угрожала твоим близким, ты бы смог, не знаю… убить человека?

      Вопрос меня крайне обескуражил.

      — Почему ты спрашиваешь?

      — Я думаю, что смог бы. Ради дочери, наверное, смог, — задумчиво заявил он. — Я размышлял об этом на днях, когда в новостях прочитал, что находят все новые и новые штаммы. Не знаю, чушь ли, но задумался. Н-да…

      — В истории человечества не пересчитать разных штаммов и эпидемий, Пол, — ответил я. — Но, в конце-концов, мы живем дальше. И, если честно, я не уверен, что смог бы.

      Подняв взгляд на Полсона и увидев его лицо, я чуть не отпрянул в сторону. Помню его, как сейчас: алый подбородок — то, что первым бросилось в глаза. Кровь сочилась изо рта и из носа, щеки и лоб покрывала испарина. Глаза — столь блеклые, что в них едва можно было разглядеть хоть какие-то эмоции. Лишь боль.

      — Пол?.. — едва слышно позвал я.

      — Я бы закурил, — вымученная окровавленная улыбка заставила меня ужаснуться еще больше и все же уронить Пола обратно на паркет.

      Тогда я еще не успел сообразить, что все это значит. Тогда я не чувствовал, что руки смерти протянулись в мой дом, ту обитель, надежду на защищенность, как только в него пришел незваный гость. И, конечно, я не знал, что это и было началом конца. Из-за входной двери послышались голоса, и, впуская внутрь посторонних, она открылась.

      — Здравствуйте, здесь требуется помощь? Мы из отряда по спасению населения и должны проверить всех гражданских, — выпалил один из вошедших. — Мужчина, вы можете встать и обернуться? — в этот раз он обратился к Полу.

      Их было трое, на всех — желто-белые комбинезоны, полностью закрывающие все участки тела. Химзащита. Они наконец-то удосужились прийти и вызволить нас. Как нельзя вовремя.

      — Что с ним? — грубо спросил второй мужчина, кивая на Полсона.

      Его тон мне не понравился. Я нутром чувствовал исходящую от них опасность, но не знал, что нужно сделать. В этот самый момент Пол начал подниматься, кряхтя что-то нечленораздельное. Люди в защитных костюмах стояли у двери, и все больше заливающееся кровью лицо Полсона видел лишь я. Но алые пятна на полу бросались в глаза куда сильнее.

      — Твою ж мать! — вскрикнул один из «спасителей». — Эти тоже заражены. Действуйте согласно приказу и пометьте дверь. Чувствую, все это бесполезно.

      Пол обернулся и твердым шагом пошел на одного из них. И тут произошло это. Тот самый момент, который одним резким движением перечеркнул все, что было ранее, и оставил за собой лишь последствия.

      Оглушающий выстрел стер мое прошлое, заменив все остальное лишь «этим днем». Я смотрел, как багровела светлая рубашка на моем некогда близком друге, и чувствовал боль. Нестерпимую и жгучую, словно выстрел предназначался мне. Опустив взгляд, я понял, что так оно и получилось, пуля прошла сквозь нас обоих. Я начал оседать на пол, не в силах осознать случившееся.

      Одна судьба на двоих, одна смерть — ему и мне.

      «Этим днем».

      Этим днем я все еще жив.

      Этим днем у меня отобрали жизнь.

      Этим днем я не смог бы убить.

      Этим днем я понял, что остался один в этом мире.