Сквозь летнее марево

по слуху иду на звук

воды журчащей...

Одзаки Хосай

Гулкие басы клубной музыки заставляли сердце стучать им в такт. Нервная система готова была сдать от мельтешащего света и устроить эпилептический приступ. Руки и ноги ощущались словно бы где-то вдали, в другой галактике, но это лишь помогало отрываться в танце по полной, ведь тающая под языком таблетка высвобождала волны энергии по всему телу, а то, что она была уже не первой, доводило удовольствие чуть ли не до оргазма.

Волосы Воробья несколько отросли, и у корней уже проглядывала чернота родного цвета его прядей. Сегодня он не стал укладывать прическу, чем вызвал неописуемый восторг у посетительниц – те так и норовили запустить руки в шевелюру самого горячего парня в их клубе. Он и сам тащился – давненько уже не доводилось потрясти хаером под припадочные риффы гитар.

Под кайфом Воробей не чувствовал усталости, но он знал возможности своего тела. Поэтому когда то по его расчетам уже было готово пойти вразнос, вышел из танца, подошел к барной стойке и, запрыгнув на высокий стул, заказал сладкий слабоалкогольный коктейль. И пока бармен колдовал с шейкером, вытащил из кармана купленный сегодня блистер. Пересчитал – оставалось шесть таблеток из десяти. Безразлично отметил, что раньше двух хватало на всю ночь. Отходняк, наверное, будет жесть.

И, получив свой коктейль, украшенный зонтиком, принялся потягивать сладкую, чуть теплую от небольшого градуса жидкость через трубочку, попутно с таким же безразличием размышляя о том, куда катится его жизнь. Он и раньше не брезговал ни алкоголем, ни курением во всех его проявлениях, ни легкими наркотиками, но лишь с появлением Джесси в его жизни он начал принимать все это с той целью, которая и ведет в бездну. Чтобы забыться. Потому что молодой ковбой был сильнее любого наркотика, и ломка в отсутствие дозы была соответствующая.

Пора было уже называть вещи своими именами. Когда Джесси не было рядом, Воробей постоянно ловил себя на мыслях о нем. Когда же они были вместе, то мыслей в голове юноши вообще не наблюдалось. Такое с ним было впервые. Предыдущие влюбленности были легкими, ненавязчивыми, забываясь, как только Воробей отвлекался на что-либо более интересное. И легкость эта была оттого, что совсем не хотелось нырять в глубины чужой души. Да и глубины чужого тела тоже быстро надоедали.

С Джесси все было иначе. Воробей влюбился в душу. Бесконечно, бескорыстно, беспамятно. Это была та самая невероятная, воспетая в легендах влюбленность, окрыляющая душу, учащая созерцать и созидать, придающая сил. Можно было назвать это дружбой, но даже к Рёко его не тянуло так сильно. Вернее, сейчас вообще не тянуло. Вот Рёко была подругой – существует где-то на свете замечательный человек, с которым легко и приятно общаться, но и расставаться так же легко, воспринимая грядущую встречу как что-то естественное, вроде наступления зимы после того, как с деревьев облетят все листья, а не как нехватку воздуха, когда ныряешь под воду…

Вот только почему такая светлая, такая прекрасная влюбленность, которая помогла Воробью раскрыть лучшие стороны своей души, заставляет его так низко падать, стоит лишь Джесси скрыться за горизонтом?

А вот и Рёко, легка на помине. Узкая ладошка мягко опустилась на плечо Воробья, и тот улыбнулся, не оборачиваясь. В чем-то их дружба напоминала отношения с Джесси – спокойная, молчаливая теплота разливалась вокруг, когда они были рядом. Вот только Рёко не была наркотиком. Она была зеленым чаем, освежающим и отрезвляющим разум.

– Ты не забыл, что тебя попросили присутствовать на завтрашнем собрании клана? – раздался ее мягкий, успокаивающий голос.

И от этого голоса у Воробья волосы встали дыбом. Потому что напрочь забыл.

– Ты как всегда спасаешь, дорогая.

Он улыбнулся, положил свою ладонь поверх руки Рёко и обернулся. Посмотрел снизу вверх на ее иссиня-черные в темноте клуба волосы, пронизанные кое-где тонкими прядками цвета электрик. В умных прищуренных глазах девушки даже безумие светомузыки отражалось вполне умеренными, регулярными вспышками.

– Тебе нужны не таблетки, – она кивнула на блистер. – А кое-кто выше тебя на полголовы в ковбойской шляпе.

Воробей не ответил, лишь негромко рассмеялся и вернулся к своему коктейлю. Глупо было отрицать очевидное. Тем временем Рёко села рядом и заказала что-то безалкогольное – предпочитала всегда сохранять ясность ума.

– Скажи уже ему наконец, – вздохнув, негромко произнесла она. – Или тебе нравится именно неопределенность в ваших отношениях?

И снова проницательная Рёко била не в бровь, а в глаз. Именно из-за неопределенности у Воробья подкашивались колени и захватывало дух, именно это было тем единственным, что придавало накала таким спокойным, чуть ли не медитативным взаимоотношениям двух юных созерцателей. И именно это было самым невыносимым. Он искал в Джесси умиротворения, а находил лишь зависимость.

– А если он пошлет меня? – Воробей хмыкнул.

– Ты предпочтешь постоянно трястись от страха его потерять? – Рёко снова прищурила глаза, вопросительно выгнув бровь, но тут же свела их на переносице и, наклонившись, быстро заговорила: – Тебе почти двадцать два года, а ведешь ты себя как впервые влюбленный подросток. Пора взрослеть, Воробьишка, прекращай убегать от ответственности. Когда-нибудь это тебе аукнется.

И, вернув улыбку на свое лицо, она потрепала друга по отросшим волосам.

В особняк Гэндзи вернулся под утро, так и не сомкнув ночью глаз. А на рассвете его затрясло в ознобе – сказывался перебор с наркотой и перегруз нервов. Приняв средство от лихорадки, юноша почти сорок минут провозился перед зеркалом с косметикой, закрашивая синяки под глазами и выравнивая тон лица. Все-таки отцу не стоит знать, до чего доводит себя его младший сын. У него и без того много забот.

На собрание Гэндзи таки опоздал. Отец смерил его тяжелым взглядом – не столько осуждающим или суровым, сколько печальным. А сам Гэндзи чуть не споткнулся, когда увидел, насколько тот постарел. Седина светлым пеплом покрыла его угольно-черные волосы, паутинка глубоких морщин собралась в уголках глаз, парадное кимоно стало немного великовато в плечах. Но в стати Соджиро Шимады была все та же уверенность, он держал спину ровно и взирал на окружающих со сдержанным превосходством. Величавым кивком позволил сыну занять свое место, и Гэндзи тенью проскользнул в дальний угол зала. Сев на пятки и выровняв дыхание, он поискал взглядом Хандзо. Оказалось, что тот уже давно смотрел на младшего брата, и стали во взгляде юного господина хватало на двоих, что заставило Гэндзи нервно поежиться.

Только сейчас он понял, насколько отдалился от семьи. Пожалуй, единственное, что продолжало его интересовать в делах клана – это боевая подготовка. Он слишком увлекся Джесси и помощью Overwatch и совсем забыл, как сильно страдают от этой помощи люди, которых он когда-то считал самыми близкими.

Но почему-то это не казалось ему неправильным.

Несколько часов совещания прошли словно в тумане, и за это время Гэндзи не произнес ни слова. Он и слушал-то с трудом – занудные речи не задерживались в сознании, пасмурная погода за окном убаюкивала, а отходняк от бурной ночи не давал сосредоточиться. Единственное, что он понял из всего, что было сказано – это то, что дела у клана Шимада идут все хуже. Кто-то методично обрубал им каналы снабжения, и информация, необходимая для таких точечных ударов, практически наверняка поступала от предателя.

Никто и не думал подозревать ветреного и безответственного младшего наследника, который наверняка присутствует здесь лишь для красоты. А самому Гэндзи совершенно не было совестно.

Этим же вечером он рассказал Джесси о проблемах клана. А тот тактично уточнил, не переживает ли Гэндзи о состоянии своих родных.

– Это их выбор, идти преступной тропой, – мрачно отозвался младший Шимада. – Я не с ними.

Больше этот вопрос они не поднимали.

А спустя две недели Джесси снова прилетел в Японию. И когда Гэндзи приехал в Токио, чтобы встретить ковбоя в аэропорту, то обнаружил у себя в кармане помятый блистер с одной-единственной таблеткой. Не тот же самый, который начал ночью перед собранием, другой. И, покрутив его в руках, решительно выбросил в мусорку.

Потому что любовь должна помогать людям стать лучше, а не быть разрушительной, подобно наркотику.